Неточные совпадения
Она не только не
выезжала из дома, но даже не выходила
из своей
комнаты и ни с кем не говорила.
Зарницын, единственный сын мелкопоместной дворянской вдовы, был человек другого сорта. Он жил в одной просторной
комнате с самым странным убранством, которое всячески давало посетителю чувствовать, что квартирант вчера приехал, а завтра непременно очень далеко
выедет. Даже большой стенной ковер, составлявший одну
из непоследних «шикозностей» Зарницына, висел микось-накось, как будто его здесь не стоило прибивать поровнее и покрепче, потому что владелец его скоро вон
выедет.
— Не лицам!.. На службе делу хочет
выехать! Нельзя, сударь, у нас так служить! — воскликнул он и, встав с своего места, начал, злобно усмехаясь, ходить по
комнате. Выражение лица его было таково, что
из сидевших тут лиц никто не решался с ним заговорить.
Убедившись, что я решил ехать, Вася предложил зайти к нему и в Москву
выехать с шестичасовым поездом. В уютных двух
комнатах с книжными шкафами была печечка,
из которой Вася вынул горшок щей с мясом, а
из шкафа пирог с капустой и холодную телятину и поставил маленький самоварчик, который и вскипел, пока мы ужинали. Решили после ужина уснуть, да проговорили до пяти часов утра — спать некогда.
Хотя она еще не выходила
из своей
комнаты, но доктор надеялся, что она на днях же будет в состоянии
выехать за границу.
Часа через три она совсем
выехала из своей казенной квартиры в предполагаемую гостиницу, где взяла нумер в одну
комнату, в темном уголке которого она предположила поместить ребенка с няней, а светлую часть
комнаты заняла сама.
Я хотел
выезжать пораньше, так куда! Хозяин предложил, не лучше ли уже нам и отобедать у него? Совестно было огорчить отказом, и я остался. Завтрак и обед кончился; я приказал запрягать. Хозяин пришел проститься; я благодарил его в отборных выражениях, наконец, обнял его, расцеловал и снова благодарил. Только лишь хотел выйти
из комнаты, как хозяин, остановя меня, сказал:"Что же, батюшка! А по счету?" — и с этим словом подал мне предлинную бумагу, кругом исписанную.
В 1800-х годах, в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, — в те наивные времена, когда
из Москвы,
выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики, — когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки
из двадцати и тридцати человек, на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и
из другого угла
комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили коротенькие талии и огромные рукава и решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света, — в наивные времена масонских лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, — в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.
Окончив блестящим образом курс учения в казенном заведении, он вступил в морскую службу и скоро обратил на себя внимание начальства, но внезапно вышел в отставку, женился, поселился в деревне и понемногу так обленился и опустился, что, наконец, не только никуда не
выезжал — не выходил даже
из комнаты.
Ее словно не было в живых, и о ней только невзначай вспомнили два или три человека, которые, возвращаясь однажды ночью
из клуба, неожиданно увидели слабый свет в окнах ее
комнаты; но и тут, по всем наведенным на другой день справкам, оказалось, что Глафира Васильевна приезжала в город на короткое время и затем
выехала.
Путешественники сели в тарантас и
выехали из ворот высокого дома. Татьяну Петровну без чувств унесли в ее
комнату.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не
выезжая из дому, и преимущественно в
комнате барышень.