Неточные совпадения
— Так выкатить им три бочки пенного! — воскликнула неустрашимая немка, обращаясь к солдатам, и не торопясь
выехала из толпы.
С тех пор, как Алексей Александрович
выехал из дома с намерением не возвращаться в семью, и с тех пор, как он был у адвоката и сказал хоть одному человеку о своем намерении, с тех пор особенно, как он перевел это дело жизни в дело бумажное, он всё больше и больше привыкал к своему намерению и видел теперь ясно возможность его исполнения.
«Все живут, все наслаждаются жизнью, — продолжала думать Дарья Александровна, миновав баб,
выехав в гору и опять на рыси приятно покачиваясь на мягких рессорах старой коляски, — а я, как
из тюрьмы выпущенная
из мира, убивающего меня заботами, только теперь опомнилась на мгновение.
Прошло почти два месяца. Была уже половина жаркого лета, а Сергей Иванович только теперь собрался
выехать из Москвы.
Узнав все новости, Вронский с помощию лакея оделся в мундир и поехал являться. Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет, где бы он мог встречать Каренину. Как и всегда в Петербурге, он
выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.
Не зная, когда ему можно будет
выехать из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы высылать за ним. Левина не было дома, когда Катавасов и Сергей Иванович на тарантасике, взятом на станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали к крыльцу Покровского дома. Кити, сидевшая на балконе с отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.
Но дело в том, ― она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда не
выезжает, никого не видает
из женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили
из милости; эта дура княжна Варвара ― и та уехала, считая это неприличным.
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча
выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он видел, Алексей Александрович всё-таки не позволял себе думать о настоящем положении своей жены. Он только видел внешние признаки. Он видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.
С того дня, как она
выехала из Италии, мысль об этом свидании не переставала волновать ее.
Утром Константин Левин
выехал из Москвы и к вечеру приехал домой.
Только первое время, пока карета
выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только карета
выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и спросил себя, хорошо ли он делает, что едет к Анне.
Вот смотрю:
из леса
выезжает кто-то на серой лошади, все ближе и ближе, и, наконец, остановился по ту сторону речки, саженях во ста от нас, и начал кружить лошадь свою как бешеный.
В это время они поравнялись со мной; я ударил плетью по лошади и
выехал из-за куста…
Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по оврагу, — смотрю: лес кончился, несколько казаков
выезжает из него на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагёз: все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться.
Вечером Григорий Александрович вооружился и
выехал из крепости: как они сладили это дело, не знаю, — только ночью они оба возвратились, и часовой видел, что поперек седла Азамата лежала женщина, у которой руки и ноги были связаны, а голова окутана чадрой.
Было уже шесть часов пополудни, когда вспомнил я, что пора обедать; лошадь моя была измучена; я
выехал на дорогу, ведущую
из Пятигорска в немецкую колонию, куда часто водяное общество ездит en piquenique. [на пикник (фр.).]
Он постарался сбыть поскорее Ноздрева, призвал к себе тот же час Селифана и велел ему быть готовым на заре, с тем чтобы завтра же в шесть часов утра
выехать из города непременно, чтобы все было пересмотрено, бричка подмазана и прочее, и прочее.
Наконец и бричка была заложена, и два горячие калача, только что купленные, положены туда, и Селифан уже засунул кое-что для себя в карман, бывший у кучерских козел, и сам герой наконец, при взмахивании картузом полового, стоявшего в том же демикотоновом сюртуке, при трактирных и чужих лакеях и кучерах, собравшихся позевать, как
выезжает чужой барин, и при всяких других обстоятельствах, сопровождающих выезд, сел в экипаж, — и бричка, в которой ездят холостяки, которая так долго застоялась в городе и так, может быть, надоела читателю, наконец
выехала из ворот гостиницы.
Сначала он не чувствовал ничего и поглядывал только назад, желая увериться, точно ли
выехал из города; но когда увидел, что город уже давно скрылся, ни кузниц, ни мельниц, ни всего того, что находится вокруг городов, не было видно и даже белые верхушки каменных церквей давно ушли в землю, он занялся только одной дорогою, посматривал только направо и налево, и город N. как будто не бывал в его памяти, как будто проезжал он его давно, в детстве.
— Теперь, — сказал Чичиков, — я буду просить даже вас, если можно, сегодня, потому что мне завтра хотелось бы
выехать из города; я принес и крепости, и просьбу.
Расплатившись с портным, он
выехал наконец
из города в каком-то странном положении.
С громом
выехала бричка из-под ворот гостиницы на улицу.
— В пяти верстах! — воскликнул Чичиков и даже почувствовал небольшое сердечное биение. — Но если
выехать из ваших ворот, это будет направо или налево?
Онегин вновь часы считает,
Вновь не дождется дню конца.
Но десять бьет; он
выезжает,
Он полетел, он у крыльца,
Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.
Выезжая из Москвы, папа был задумчив, и когда Володя спросил у него: не больна ли maman? — он с грустию посмотрел на него и молча кивнул головой.
Ей надо было с большими усилиями перетянуть свою подругу, и когда она достигала этого, один
из выжлятников, ехавших сзади, непременно хлопал по ней арапником, приговаривая: «В кучу!»
Выехав за ворота, папа велел охотникам и нам ехать по дороге, а сам повернул в ржаное поле.
Но не
выехали они еще
из лесу, а уж неприятельская сила окружила со всех сторон лес, и меж деревьями везде показались всадники с саблями и копьями.
И через час воз с кирпичом
выехал из Умани, запряженный в две клячи. На одной
из них сидел высокий Янкель, и длинные курчавые пейсики его развевались из-под жидовского яломка по мере того, как он подпрыгивал на лошади, длинный, как верста, поставленная на дороге.
А
из города уже выступало неприятельское войско, гремя в литавры и трубы, и, подбоченившись,
выезжали паны, окруженные несметными слугами.
Но когда
выехали они за ворота, она со всею легкостию дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила лошадь и обняла одного
из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.
Два козака
выехало вперед
из запорожских рядов.
Семь лет
из деревни не
выезжал.
Мало того, даже, как нарочно, в это самое мгновение только что перед ним въехал в ворота огромный воз сена, совершенно заслонявший его все время, как он проходил подворотню, и чуть только воз успел
выехать из ворот во двор, он мигом проскользнул направо.
Письмоводитель стал диктовать ему форму обыкновенного в таком случае отзыва, то есть заплатить не могу, обещаюсь тогда-то (когда-нибудь),
из города не
выеду, имущество ни продавать, ни дарить не буду и проч.
— Это деньги с вас по заемному письму требуют, взыскание. Вы должны или уплатить со всеми издержками, пенными [Пенные — от пеня — штраф за невыполнение принятых обязательств.] и прочими, или дать письменно отзыв, когда можете уплатить, а вместе с тем и обязательство не
выезжать до уплаты
из столицы и не продавать и не скрывать своего имущества. А заимодавец волен продать ваше имущество, а с вами поступить по законам.
— Нет, документ меня не стеснял, — продолжал Свидригайлов раздумчиво, — это я сам
из деревни не
выезжал.
Карандышев (подавая руку Робинзону). Вы уж давно
выехали из Англии?
Но Пугачев привел меня в себя своим вопросом: «Говори: по какому же делу
выехал ты
из Оренбурга?»
Наконец мы
выехали из крепостных ворот и навек оставили Белогорскую крепость.
Савельич поглядел на меня с глубокой горестью и пошел за моим долгом. Мне было жаль бедного старика; но я хотел вырваться на волю и доказать, что уж я не ребенок. Деньги были доставлены Зурину. Савельич поспешил вывезти меня
из проклятого трактира. Он явился с известием, что лошади готовы. С неспокойной совестию и с безмолвным раскаянием
выехал я
из Симбирска, не простясь с моим учителем и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться.
Я знал, что с Савельичем спорить было нечего, и позволил ему приготовляться в дорогу. Через полчаса я сел на своего доброго коня, а Савельич на тощую и хромую клячу, которую даром отдал ему один
из городских жителей, не имея более средств кормить ее. Мы приехали к городским воротам; караульные нас пропустили; мы
выехали из Оренбурга.
Этот заячий тулуп мог, наконец, не на шутку рассердить Пугачева. К счастию, самозванец или не расслыхал, или пренебрег неуместным намеком. Лошади поскакали; народ на улице останавливался и кланялся в пояс. Пугачев кивал головою на обе стороны. Через минуту мы
выехали из слободы и помчались по гладкой дороге.
По его словам, я отряжен был от Пугачева в Оренбург шпионом; ежедневно
выезжал на перестрелки, дабы передавать письменные известия о всем, что делалось в городе; что, наконец, явно передался самозванцу, разъезжал с ним
из крепости в крепость, стараясь всячески губить своих товарищей-изменников, дабы занимать их места и пользоваться наградами, раздаваемыми от самозванца.
Она тихонько
выехала из Бадена и с тех пор постоянно избегала Кирсанова.
Анна Сергеевна около года после его смерти не
выезжала из деревни; потом отправилась вместе с сестрой за границу, но побывала только в Германии; соскучилась и вернулась на жительство в свое любезное Никольское, отстоявшее верст сорок от города ***.
— Предупредите меня об этом за день, чтоб я успел
выехать из квартиры, — серьезно и не глядя на него сказал Самгин, — голубятник помолчал и так же серьезно прохрипел...
Из облака радужной пыли
выехал бородатый извозчик, товарищи сели в экипаж и через несколько минут ехали по улице города, близко к панели. Клим рассматривал людей; толстых здесь больше, чем в Петербурге, и толстые, несмотря на их бороды, были похожи на баб.
Из переулка, точно дым
из трубы, быстро, одна за другою, выкатывались группы людей с иконами в руках, с портретом царя, царицы, наследника, затем
выехал, расталкивая людей лошадью, пугая взмахами плети, чернобородый офицер конной полиции, закричал...
Из какого-то переулка
выехали шестеро конных городовых, они очутились в центре толпы и поплыли вместе с нею, покачиваясь в седлах, нерешительно взмахивая нагайками. Две-три минуты они ехали мирно, а затем вдруг вспыхнул оглушительный свист, вой; маленький человек впереди Самгина, хватая за плечи соседей, подпрыгивал и орал...
И вообще следовало
выехать из дома тотчас же после оскорбительной выходки Варвары.