Неточные совпадения
Ему стало скучно. Перед ним, в перспективе, стоял длинный день, с
вчерашними, третьегоднишними впечатлениями,
ощущениями. Кругом все та же наивно улыбающаяся природа, тот же лес, та же задумчивая Волга, обвевал его тот же воздух.
Голова после
вчерашнего у меня туго стянута бинтами. И так: это не бинты, а обруч; беспощадный, из стеклянной стали, обруч наклепан мне на голову, и я — в одном и том же кованом кругу: убить Ю. Убить Ю, — а потом пойти к той и сказать: «Теперь — веришь?» Противней всего, что убить как-то грязно, древне, размозжить чем-то голову — от этого странное
ощущение чего-то отвратительно-сладкого во рту, и я не могу проглотить слюну, все время сплевываю ее в платок, во рту сухо.
Нет: точка. Все это — пустяки, и все эти нелепые
ощущения — бред, результат
вчерашнего отравления… Чем: глотком зеленого яда — или ею? Все равно. Я записываю это, только чтобы показать, как может странно запутаться и сбиться человеческий — такой точный и острый — разум. Тот разум, который даже эту, пугавшую древних, бесконечность сумел сделать удобоваримой — посредством…
Да, в 12… — и вдруг нелепое
ощущение чего-то постороннего, осевшего на лицо — чего никак не смахнуть. Вдруг —
вчерашнее утро, Ю — и то, что она кричала тогда в лицо I… Почему? Что за абсурд?
Эти свидания, эти новые
ощущения занимали, но и волновали его, особенно после
вчерашней записки.
«Ну, теперь уж кончено!.. Баста навеки!.. Теперь уж нет возврата», — думал он себе — и было ему, по-вчерашнему, так жутко и так радостно, только
ощущения эти сказывались теперь еще ярче и сильнее.
Когда он проснулся,
ощущения масла на шее и мятного холодка около губ уж не было, но радость по-вчерашнему волной ходила в груди. Он с восторгом поглядел на оконные рамы, позолоченные восходящим солнцем, и прислушался к движению, происходившему на улице. У самых окон громко разговаривали. Батарейный командир Рябовича, Лебедецкий, только что догнавший бригаду, очень громко, от непривычки говорить тихо, беседовал со своим фельдфебелем.