Вдруг взметнётся дымом некая догадка или намёк, всё собою покроет, всё опустошит, и в душе, как в поле зимой, пусто, холодно. Тогда я не смел дотронуться словами до этой мысли, но, хотя она и не
вставала предо мной одетая в слова, — силу её чувствовал я и боялся, как малый ребёнок темноты. Вскочу на ноги, затороплюсь домой, соберу снасти свои и пойду быстро да песни пою, чтобы оттолкнуть себя в сторону от немощного страха своего.
Пилит он мне сердце тупыми словами своими, усы у него дрожат и в глазах зелёный огонёк играет.
Встаёт предо мною солдатство, страшно и противно душе — какой я солдат? Уже одно то, что в казарме надо жить всегда с людьми, — не для меня. А пьянство, матерщина, зуботычины? В этой службе всё против человека, знал я. Придавили меня речи Титова.
То, что в течение последнего курса я начинал сознавать все яснее, теперь
встало предо мною во всей своей наготе: я, обладающий какими-то отрывочными, совершенно неусвоенными и непереваренными знаниями, привыкший только смотреть и слушать, а отнюдь не действовать, не знающий, как подступиться к больному, я — врач, к которому больные станут обращаться за помощью!
Неточные совпадения
Он
встал, сложил
предо мною руки и вдруг стал
предо мной на колени.
И чем дальше я думаю на эту тему,
предо мной все неотвязнее
встает один вопрос…
— Пистолеты? Подожди, голубчик, я их дорогой в лужу выброшу, — ответил Митя. — Феня,
встань, не лежи ты
предо мной. Не погубит Митя, впредь никого уж не погубит этот глупый человек. Да вот что, Феня, — крикнул он ей, уже усевшись, — обидел я тебя давеча, так прости меня и помилуй, прости подлеца… А не простишь, все равно! Потому что теперь уже все равно! Трогай, Андрей, живо улетай!
Он вскочил со стула и отвернулся. Жена его плакала в углу, ребенок начал опять пищать. Я вынул мою записную книжку и стал в нее записывать. Когда я кончил и
встал, он стоял
предо мной и глядел с боязливым любопытством.
— Боярин Дружина! — сказал торжественно Иоанн,
вставая с своего места, — ты божьим судом очистился
предо мною. Господь бог, чрез одоление врага твоего, показал твою правду, и я не оставлю тебя моею милостью. Не уезжай из Слободы до моего приказа. Но это, — продолжал мрачно Иоанн, — только половина дела. Еще самый суд впереди. Привести сюда Вяземского!
Предо мною
встал мохнатый кочегар — он тоже часто говорил «наплевать». И звали его Яковом.
Это меня — не обижает: всех деловых людей вначале жульём зовут, а после — ходят пред ними на четвереньках и —
предо мной тоже — в свою пору — на четвереньки встанут-с; но — это между прочим-с!
Кожа на лице, шее и руках вся изрезана морщинами, и при каждом движении старой Изергиль можно было ждать, что сухая эта кожа разорвется вся, развалится кусками и
предо мной
встанет голый скелет с тусклыми черными глазами.
В недуге тяжком и в бреду
Я годы молодости прожил.
Вопрос — куда, слепой, иду? —
Ума и сердца не тревожил.
Мрак мою душу оковал
И ослепил мне ум и очи…
Но я всегда — и дни и ночи —
О чём-то светлом тосковал!..
Вдруг — светом внутренним полна,
Ты
предо мною гордо
встала —
И, дрогнув, мрака пелена
С души и глаз моих упала!
Да будет проклят этот мрак!
Свободный от его недуга,
Я чувствую — нашёл я друга!
И ясно вижу — кто мой враг!..
Предо мною шевелилось тело Изота, и на разбитом черепе волоса, выпрямленные течением, как будто
встали дыбом. Я вспоминал его глуховатый голос, хорошие слова...
Предо мною стеной
встал вопрос: как же? Если жизнь — непрерывная борьба за счастье на земле, — милосердие и любовь должны только мешать успеху борьбы?
Я зажег свечку. Она
встала, подошла к столу и положила
предо мной распечатанное письмо.
Первый раз в жизни обернул я мысль свою о весь круг жизни человеческой, как видел её, —
встала она
предо мной нескладная и разрушенная, постыдная, грязью забрызганная, в злобе и немощи своей, в криках, стонах и жалобах.
Наутро и солнце явилось для меня с другим лицом: видел я, как лучи его осторожно и ласково плавили тьму, сожгли её, обнажили землю от покровов ночи, и вот
встала она
предо мной в цветном и пышном уборе осени — изумрудное поле великих игр людей и боя за свободу игр, святое место крестного хода к празднику красоты и правды.
И начал он мне угрожать гневом божиим и местью его, — начал говорить тихим голосом; говорит и весь вздрагивает, ряса словно ручьями течёт с него и дымом зелёным вьется.
Встаёт господь
предо мною грозен и суров, ликом — тёмен, сердцем — гневен, милосердием скуп и жестокостью подобен иегове, богу древлему.
—
Встань!
Встань! На колени должен пасть
предо мной, окаянный!
Вспоминаю уклад жизни монастырской — неприглядно и глумливо
встаёт она
предо мной.
Я погрузился в воспоминания, и
предо мною
встала согбенная фигура старика Гроссевича, без усов, без бороды, с короткими седыми волосами на голове.
— Я теперь взволнована, и все давно минувшее
предо мною
встает свежо, как будто все беды жизни ударили в меня только сию минуту.
«Спит иль нет моя Людмила?
Помнит друга иль забыла?
Весела иль слезы льет?
Встань, жених тебя зовет». —
«Ты ль? Откуда в час полночи?
Ах! едва прискорбны очи
Не потухнули от слез.
Знать, тронулся царь небес
Бедной девицы тоскою?
Точно ль милый
предо мною?
Где же был? Какой судьбой
Ты опять в стране родной...