Неточные совпадения
Даже и Ласка, спавшая свернувшись кольцом,
в краю сена, неохотно
встала и лениво, одну за другой, вытягивала и расправляла свои задние
ноги.
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич и,
встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом и, вдоволь забрав воздуха
в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым шагом вывернутых
ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги и телеграмму. Вслед за Матвеем вошел и цирюльник с припасами для бритья.
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо
в детскую.
В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив
ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно
встала, присела и дернула Сережу.
И, заметив полосу света, пробившуюся с боку одной из суконных стор, он весело скинул
ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения
в прошлом году), обделанные
в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не
вставая, потянулся рукой к тому месту, где
в спальне у него висел халат.
Хотя мне
в эту минуту больше хотелось спрятаться с головой под кресло бабушки, чем выходить из-за него, как было отказаться? — я
встал, сказал «rose» [роза (фр.).] и робко взглянул на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то рука
в белой перчатке очутилась
в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими
ногами.
— Auf, Kinder, auf!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, [
Вставать, дети,
вставать!.. пора. Мать уже
в зале (нем.).] — крикнул он добрым немецким голосом, потом подошел ко мне, сел у
ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. — Nu, nun, Faulenzer! [Ну, ну, лентяй! (нем.).] — говорил он.
И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, так же ни слова не говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер
в ногах у ней на коленках простояла,
ноги ей целовала,
встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе… обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
Он приподнялся с усилием. Голова его болела; он
встал было на
ноги, повернулся
в своей каморке и упал опять на диван.
Он
встал на
ноги,
в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел на Т—
в мост. Он был бледен, глаза его горели, изнеможение было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!»
— Да уж не
вставай, — продолжала Настасья, разжалобясь и видя, что он спускает с дивана
ноги. — Болен, так и не ходи: не сгорит. Что у те
в руках-то?
Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с
ног, но я
встал и вместе с мятежниками вошел
в крепость.
Что прикажете? День я кончил так же беспутно, как и начал. Мы отужинали у Аринушки. Зурин поминутно мне подливал, повторяя, что надобно к службе привыкать.
Встав из-за стола, я чуть держался на
ногах;
в полночь Зурин отвез меня
в трактир.
Он
встал на
ноги, посмотрел неуверенно
в пол, снова изогнул рот серпом. Макаров подвел его к столу, усадил, а Лютов сказал, налив полстакана вина...
Он
встал,
ноги его дрожали, а руками он тыкал судорожно
в воздух, точно что-то отталкивая, стоял, топая
ногой, и кричал...
«Мама, а я еще не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени, поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил
ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки,
встал, вцепился
в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно позвал...
Он осторожно улыбнулся, обрадованный своим открытием, но еще не совсем убежденный
в его ценности. Однако убедить себя
в этом было уже не трудно; подумав еще несколько минут, он
встал на
ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро пошел домой.
Он
встал и начал быстро пожимать руки сотрапезников, однообразно кивая каждому гладкой головкой, затем, высоко вскинув ее, заложив одну руку за спину, держа
в другой часы и глядя на циферблат, широкими шагами длинных
ног пошел к двери, как человек, совершенно уверенный, что люди поймут, куда он идет, и позаботятся уступить ему дорогу.
Клим попробовал обнять ее, но она, уклонясь,
встала и, отшвырнув газету
ногой, подошла к двери
в комнату Варвары, прислушалась.
Клим быстро вошел во двор,
встал в угол; двое людей втащили
в калитку третьего; он упирался
ногами, вспахивая снег, припадал на колени, мычал. Его били, кто-то сквозь зубы шипел...
Крепко стиснув зубы, Самгин молчал, — ему хотелось ударить фельдшера
ногой в живот, но тот
встал, сказав...
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он хотел
встать,
ноги у него поехали под стол, шлепнулся
в кресло и, подняв руки вверх, объявил: «Я — не вор!» — «Вы, говорю, дурак.
Таисья помогла ему ‹
встать› на
ноги, и осторожно, как слепой, он ушел
в гостиную.
Дронов
встал, посмотрел на свои
ноги в гамашах.
— Пушка — инструмент, кто его
в руки возьмет, тому он и служит, — поучительно сказал Яков, закусив губу и натягивая на
ногу сапог; он
встал и, выставив
ногу вперед, критически посмотрел на нее. — Значит, против нас двинули царскую гвардию, при-виле-ги-ро-ванное войско, — разломив длинное слово, он усмешливо взглянул на Клима. — Так что… — тут Яков какое-то слово проглотил, — так что, любезный хозяин, спасибо и не беспокойтесь: сегодня мы отсюда уйдем.
Кутузов, сняв пиджак, расстегнув жилет, сидел за столом у самовара, с газетой
в руках, газеты валялись на диване, на полу, он
встал и, расшвыривая их
ногами, легко подвинул к столу тяжелое кресло.
Когда Муромский
встал, он оказался человеком среднего роста, на нем была черная курточка, похожая на блузу;
ноги его,
в меховых туфлях, напоминали о лапах зверя. Двигался он слишком порывисто для военного человека. За обедом оказалось, что он не пьет вина и не ест мяса.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый
встал на
ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой кожей;
в темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Он не забыл о том чувстве, с которым обнимал
ноги Лидии, но помнил это как сновидение. Не много дней прошло с того момента, но он уже не один раз спрашивал себя: что заставило его
встать на колени именно пред нею? И этот вопрос будил
в нем сомнения
в действительной силе чувства, которым он так возгордился несколько дней тому назад.
В мохнатой комнате все качалось, кружилось, Самгин хотел
встать, но не мог и, не подняв
ног с пола, ткнулся головой
в подушку.
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень
в шапке с наушниками,
в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса,
встал перед гробом, широко расставив
ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно блестящий живот, и закричал визгливым, женским голосом...
Рядом с Климом
встал, сильно толкнув его, человек с круглой бородкой,
в поддевке на лисьем мехе,
в каракулевой фуражке; держа руки
в карманах поддевки, он судорожно встряхивал полы ее, точно собираясь подпрыгнуть и взлететь на воздух, переступал с
ноги на
ногу и довольно громко спрашивал...
Варвара ставила термометр Любаше, Кумов
встал и ушел, ступая на пальцы
ног, покачиваясь, балансируя руками. Сидя с чашкой чая
в руке на ручке кресла, а другой рукой опираясь о плечо Любаши, Татьяна начала рассказывать невозмутимо и подробно, без обычных попыток острить.
Из комнаты Анфимьевны вышли студент Панфилов с бинтом
в руках и горничная Настя с тазом воды; студент
встал на колени, развязывая
ногу парня, а тот, крепко зажмурив глаза, начал выть.
На диване было неудобно, жестко, болел бок, ныли кости плеча. Самгин решил перебраться
в спальню, осторожно попробовал
встать, — резкая боль рванула плечо,
ноги подогнулись. Держась за косяк двери, он подождал, пока боль притихла, прошел
в спальню, посмотрел
в зеркало: левая щека отвратительно опухла, прикрыв глаз, лицо казалось пьяным и, потеряв какую-то свою черту, стало обидно похоже на лицо регистратора
в окружном суде, человека, которого часто одолевали флюсы.
Самгин почувствовал, что он теряет сознание,
встал, упираясь руками
в стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась
в них. Он зажег спичку, увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за дверь, едва удержался на
ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и
ноги были мягкие, точно у пьяного.
— И я знаю, что вы — спелись! Ну, и — будете плакать, — он матерно выругался,
встал и ушел, сунув руки
в карманы. Мужик с чугунными
ногами отшвырнул гнилушку и зашипел...
Он
встал, пошел дальше, взволнованно повторяя стихи, остановился пред темноватым квадратом, по которому
в хаотическом беспорядке разбросаны были странные фигуры фантастически смешанных форм: человеческое соединялось с птичьим и звериным, треугольник с лицом, вписанным
в него, шел на двух
ногах.
Он легко, к своему удивлению,
встал на
ноги, пошатываясь, держась за стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик
в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя
в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце
в эмалированный таз.
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника
в саду,
встал против, махая
в лицо его черной полою поддевки, открывая мокрую рубаху, голые свои
ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Кутузов, задернув драпировку, снова явился
в зеркале, большой, белый, с лицом очень строгим и печальным. Провел обеими руками по остриженной голове и, погасив свет, исчез
в темноте более густой, чем наполнявшая комнату Самгина. Клим, ступая на пальцы
ног,
встал и тоже подошел к незавешенному окну. Горит фонарь, как всегда, и, как всегда, — отблеск огня на грязной, сырой стене.
— Нет, — сердито ответил Дьякон и, с трудом вытащив
ноги из-под стула,
встал, пошатнулся. — Так вы, значит, напишите Любовь Антоновне, осторожненько, — обратился он к Варваре. —
В мае,
в первых числах, дойду я до нее.
Погасив недокуренную папиросу, она
встала, взяла мужа под руку и пошла
в ногу с ним.
— О-о! — произнес следователь, упираясь руками
в стол и приподняв брови. — Это — персона! Говорят даже, что это
в некотором роде… рычаг! Простите, — сказал он, — не могу
встать —
ноги!
Обломов быстро приподнялся и сел
в диване, потом спустил
ноги на пол, попал разом
в обе туфли и посидел так; потом
встал совсем и постоял задумчиво минуты две.
Она молча приняла обязанности
в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки на чулках, знала, какой
ногой он
встает с постели, замечала, когда хочет сесть ячмень на глазу, какого блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна
вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала на другой день
в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и
ногами на неоседланной лошади,
в город, за доктором.
Утром рано Райский, не ложившийся спать, да Яков с Василисой видели, как Татьяна Марковна,
в чем была накануне и с открытой головой, с наброшенной на плечи турецкой шалью, пошла из дому,
ногой отворяя двери, прошла все комнаты, коридор, спустилась
в сад и шла, как будто бронзовый монумент
встал с пьедестала и двинулся, ни на кого и ни на что не глядя.
Она сбросила с себя платок,
встала на
ноги и подошла к нему, забыв
в эту секунду всю свою бурю. Она видела на другом лице такое же смертельное страдание, какое жило
в ней самой.
Наше дело теперь — понемногу опять взбираться на потерянный путь и… достигать той же крепости, того же совершенства
в мысли,
в науке,
в правах,
в нравах и
в твоем «общественном хозяйстве»… цельности
в добродетелях и, пожалуй,
в пороках! низость, мелочи, дрянь — все побледнеет: выправится человек и опять
встанет на железные
ноги…
Изменялись краски этого волшебного узора, который он подбирал как художник и как нежный влюбленный, изменялся беспрестанно он сам, то падая
в прах к
ногам идола, то
вставая и громя хохотом свои муки и счастье.