Неточные совпадения
Оставшись в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем неожиданно при каждом движении его руки и ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор со Свияжским, хотя и много умного было сказано им, не интересовал Левина; но доводы помещика требовали обсуждения. Левин невольно
вспомнил все его слова и
поправлял в своем воображении то, что он отвечал ему.
И
вспомнив, как он при встрече
поправил этого молодого человека в выказывавшем его невежество слове, Сергей Иванович нашел объяснение смысла статьи.
Когда
вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению
правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки,
вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.
Инстинкт самозащиты подсказал ему кое-какие
правила поведения. Он
вспомнил, как Варавка внушал отцу...
Самгин вздохнул и
поправил очки. Въехали на широкий двор; он густо зарос бурьяном, из бурьяна торчали обугленные бревна, возвышалась полуразвалившаяся печь, всюду в сорной траве блестели осколки бутылочного стекла. Самгин
вспомнил, как бабушка показала ему ее старый, полуразрушенный дом и вот такой же двор, засоренный битыми бутылками, —
вспомнил и подумал...
— Не всякий, —
поправил его Самгин и
вспомнил Анфимьевну.
Он
вспомнил, как он когда-то гордился своей прямотой, как ставил себе когда-то
правилом всегда говорить правду и действительно был правдив, и как он теперь был весь во лжи — в самой страшной лжи, во лжи, признаваемой всеми людьми, окружающими его, правдой.
Нехлюдов уставился на свет горевшей лампы и замер.
Вспомнив всё безобразие нашей жизни, он ясно представил себе, чем могла бы быть эта жизнь, если бы люди воспитывались на этих
правилах, и давно не испытанный восторг охватил его душу. Точно он после долгого томления и страдания нашел вдруг успокоение и свободу.
Она не ответила и в бессилии закрыла глаза. Бледное ее лицо стало точно у мертвой. Она заснула почти мгновенно. Шатов посмотрел кругом,
поправил свечу, посмотрел еще раз в беспокойстве на ее лицо, крепко сжал пред собой руки и на цыпочках вышел из комнаты в сени. На верху лестницы он уперся лицом в угол и простоял так минут десять, безмолвно и недвижимо. Простоял бы и дольше, но вдруг внизу послышались тихие, осторожные шаги. Кто-то подымался вверх. Шатов
вспомнил, что забыл запереть калитку.
Слушая беседы хозяев о людях, я всегда
вспоминал магазин обуви — там говорили так же. Мне было ясно, что хозяева тоже считают себя лучшими в городе, они знают самые точные
правила поведения и, опираясь на эти
правила, неясные мне, судят всех людей безжалостно и беспощадно. Суд этот вызывал у меня лютую тоску и досаду против законов хозяев, нарушать законы — стало источником удовольствия для меня.
— Будьте же нежнее, внимательнее, любовнее к другим, забудьте себя для других, тогда
вспомнят и о вас. Живи и жить давай другим — вот мое
правило! Терпи, трудись, молись и надейся — вот истины, которые бы я желал внушить разом всему человечеству! Подражайте же им, и тогда я первый раскрою вам мое сердце, буду плакать на груди вашей… если понадобится… А то я, да я, да милость моя! Да ведь надоест же наконец, ваша милость, с позволения сказать.
В его тяжелой голове путались мысли, во рту было сухо и противно от металлического вкуса. Он оглядел свою шляпу,
поправил на ней павлинье перо и
вспомнил, как ходил с мамашей покупать эту шляпу. Сунул он руку в карман и достал оттуда комок бурой, липкой замазки. Как эта замазка попала ему в карман? Он подумал, понюхал: пахнет медом. Ага, это еврейский пряник! Как он, бедный, размок!
Вспомните, как он побледнел и испугался при мысли, что нечто забыл;
вспомните, с какою стремительностью он бросился из дома, чтобы
поправить свой промах, — и вы поймете, что и он не на розах покоится.
Ужас этого сознания я помню и потому заключаю и даже
вспоминаю смутно, что, воткнув кинжал, я тотчас же вытащил его, желая
поправить сделанное и остановить.
Грохов сделал над собою усилие, чтобы
вспомнить, кто такая это была г-жа Олухова, что за дело у ней, и — странное явление: один только вчерашний вечер и ночь были закрыты для Григория Мартыныча непроницаемой завесой, но все прошедшее было совершенно ясно в его уме, так что он, встав, сейчас же нашел в шкафу бумаги с заголовком: «Дело г. г. Олуховых» и положил их на стол, отпер потом свою конторку и, вынув из нее толстый пакет с надписью: «Деньги г-жи Олуховой», положил и этот пакет на стол; затем
поправил несколько перед зеркалом прическу свою и, пожевав, чтоб не так сильно пахнуть водкой, жженого кофе, нарочно для того в кармане носимого, опустился на свой деревянный стул и, обратясь к письмоводителю, разрешил ему принять приехавшую госпожу.
— Но, Марья Александровна! — вскричал он, — это, наконец, невыносимо слушать!
Вспомните, на что вы-то решились, с вашими
правилами, а тогда осуждайте других!
Всему этому — увы! — я тогда не нашел бы слов, но очень хорошо чувствовал, чего не хватает. Впоследствии я узнал, отчего мы мало
вспоминали втроем и не были увлечены прошлым. Но и теперь я заметил, что Дюрок
правит разговором, как штурвалом, придерживая более к прохладному северу, чем к пылкому югу.
Но,
вспомнив, что уселся без приглашения, тотчас же почувствовал свое неприличие и поспешил
поправить ошибку свою в незнании света и хорошего тона, немедленно встав с занятого им без приглашения места.
Отчего, наконец, гость вдруг хватается за шляпу и быстро уходит, внезапно
вспомнив о самонужнейшем деле, которого никогда не бывало, и кое-как высвобождает свою руку из жарких пожатий хозяина, всячески старающегося показать свое раскаяние и
поправить потерянное?
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, — шептал он имена, незнакомые мне, и рассказывал о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. — Любовь и голод
правят миром, — слышал я горячий шепот и
вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им в моих мыслях особенно веское значение. — Люди ищут забвения, утешения, а не — знания.
Он
вспоминал прошлое, забывая
править лодкой, повернутой волнением и плывшей куда-то в море.
Батенька, слышим, идут, чтоб унять и
поправить беспорядок, а мы, завладевшие насильно, благим матом — на голубятню, встащим за собой и лестницу и, сидя там, не боимся ничего, зная, что когда вечером слезем, то уже никто и не
вспомнит о сделанной нами обиде другим.
И пришлось нам из-за ветру прожить на берегу еще два дня. Припасы-то между тем все прикончились, ягодой только брюхо набиваем, да еще Оркун, спасибо ему, четыре юколы дал — рыба у них такая. Так вот юколой этой еще сколько-нибудь питались. Честных
правил, отличный гиляк был, дай ему, господи! И по сю пору о нем
вспоминаю.
«Ну, царство ему небесное… Хороший бродяга был, честных
правил, хотя и незадачливый. Стахей Митрич и по сю пору его
вспоминает. Теперь, чай, в поминанье запишет, только вот имя-то ему как? Не знаете ли, ребята?»
Из рощи и усадьбы Колтовича сильно потянуло ландышами и медовыми травами. Петр Михайлыч ехал: по берегу пруда и печально глядел на воду и,
вспоминая свою жизнь, убеждался, что до сих пор говорил он и делал не то, что думал, и люди платили ему тем же, и оттого вся жизнь представлялась ему теперь такою же темной, как эта вода, в которой отражалось ночное небо и перепутались водоросли. И казалось ему, что этого нельзя
поправить.
Корней рассказал матери, по какому делу заехал, и,
вспомнив про Кузьму, пошел вынести ему деньги. Только он отворил дверь в сени, как прямо перед собой он увидал у двери на двор Марфу и Евстигнея. Они близко стояли друг от друга, и она говорила что-то. Увидав Корнея, Евстигней шмыгнул во двор, а Марфа подошла к самовару,
поправляя гудевшую над ним трубу.
Дарья Ивановна (прямо и невинно глядя в глаза графу). Послушайте, граф; я с вами хитрить не стану. Я вообще хитрить не умею, а с вами это было бы просто смешно. Неужели вы думаете, что для женщины ничего не значит увидеть человека, которого она знала в молодости, знала совершенно в другом мире, в других отношениях — и увидать его, как я вижу теперь вас… (Граф украдкой
поправляет волосы.) Говорить с ним,
вспоминать о прошлом…
Вспомнили бы словеса Григория Богослова: «Почто твориши себя пастырем, будучи овцою, почто делаешися главою, будучи ногою?» Скажи им, что мы свято храним
правила вселенских соборов и святых отец, а в шестьдесят четвертом
правиле шестого собора что сказано?
Казаки
поправляли ремешки у лыж и делились свежими впечатлениями, смеялись,
вспоминали спуск Марунича с перевала, а я делал записи в путевой дневник.
Трафилось так, что лучше нарочно и первостатейный сочинитель не придумает: благоволите
вспомнить башмаки, или, лучше сказать, историю о башмаках, которые столь часто были предметом шуток в наших собеседованиях, те башмаки, которые Филетер обещал принести Катерине Астафьевне в Крыму и двадцать лет купить их не собрался, и буде вы себе теперь это привели на память, то представьте же, что майор, однако, весьма удачно сию небрежность свою
поправил, и идучи, по освобождении своем, домой, первое, что сделал, то зашел в склад с кожевенным товаром и купил в оном для доброй супруги своей давно ею жданные башмаки, кои на нее на мертвую и надеты, и в коих она и в гроб нами честно положена, так как, помните, сама не раз ему говорила, что „придет-де та пора, что ты купишь мне башмаки, но уже будет поздно, и они меня не порадуют“.
Дело было в том, что Феклушка
вспомнила мудрое житейское
правило одной из прежних своих подруг...
Читая эти
правила, на меня находила всегда радостная уверенность, что я могу сейчас, с этого часа, сделать всё это. И я хотел и пытался делать это; но как только я испытывал борьбу при исполнении, я невольно
вспоминал учение церкви о том, что человек слаб и не может сам сделать этого, и ослабевал.
Всего вероятнее, что купец,
правя горячею лошадью, не успел снять перед князем Петром Ивановичем свой картуз, а о внуке не
вспомнил. Но князь не любил входить в такие мелочи. Он видел в этом один оскорбительный для него факт. Он заколотился руками и ногами и поднял такой шум и крик, что купец оробел и бросил вожжи. Лошадь рванула и понесла, выбросив старика у дверей Жильберта, а внучка у столбов Георгиевской церкви.
Я начал было осуждать, но
вспомнил о своих
правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван.
Он сидел немножко боком на кресле подле графини,
поправляя правою рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткою насмешливостью
вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых.