Неточные совпадения
— Ах, много! И я знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние брату, что он в
детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и
вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
Так, были какие-то мысли или обрывки мыслей, какие-то представления, без порядка и связи, — лица людей, виденных им еще в
детстве или встреченных где-нибудь один только раз и об которых он никогда бы и не
вспомнил; колокольня В—й церкви; биллиард в одном трактире и какой-то офицер у биллиарда, запах сигар в какой-то подвальной табачной лавочке, распивочная, черная лестница, совсем темная, вся залитая помоями и засыпанная яичными скорлупами, а откуда-то доносится воскресный звон колоколов…
Она стала для него чем-то вроде ящика письменного стола, — ящика, в который прячут интимные вещи; стала ямой, куда он выбрасывал сор своей души. Ему казалось, что, высыпая на эту женщину слова, которыми он с
детства оброс, как плесенью, он постепенно освобождается от их липкой тяжести, освобождает в себе волевого, действенного человека. Беседы с Никоновой награждали его чувством почти физического облегчения, и он все чаще
вспоминал Дьякона...
Думая об этом подвиге, совершить который у него не было ни дерзости, ни силы, Клим
вспоминал, как он в
детстве неожиданно открыл в доме комнату, где были хаотически свалены вещи, отжившие свой срок.
«Это — предусмотрительно, жизнь — неласкова», — подумал Самгин и
вспомнил, как часто в
детстве мать, лаская его механически, по привычке, охлаждала его детскую нежность.
Самгин
вспомнил, что в
детстве он читал «Калевалу», подарок матери; книга эта, написанная стихами, которые прыгали мимо памяти, показалась ему скучной, но мать все-таки заставила прочитать ее до конца.
Он
вспоминал, как оценивали его в
детстве, как заметен был он в юности, в первые годы жизни с Варварой. Это несколько утешало его.
«Смир-рно-о!» —
вспомнил он командующий крик унтер-офицера, учившего солдат. Давно, в
детстве, слышал он этот крик. Затем вспомнилась горбатенькая девочка: «Да — что вы озорничаете?» «А, может, мальчика-то и не было?»
Клим
вспомнил, что Лидия с
детства и лет до пятнадцати боялась летучих мышей; однажды вечером, когда в сумраке мыши начали бесшумно мелькать над садом и двором, она сердито сказала...
— Ты — усмехаешься. Понимаю, — ты где-то, там, — он помахал рукою над головой своей. — Вознесся на высоты философические и — удовлетворен собой. А — вспомни-ко наше
детство: тобой — восхищались, меня — обижали. Помнишь, как я завидовал вам, мешал играть, искал копейку?
Он долго стоял и, закрыв глаза, переносился в
детство, помнил, что подле него сиживала мать,
вспоминал ее лицо и задумчивое сияние глаз, когда она глядела на картину…
О своем
детстве и молодости, а в особенности о любви к Нехлюдову, она никогда не
вспоминала.
И тогда я
вспомнил мою счастливую молодость и бедного мальчика на дворе без сапожек, и у меня повернулось сердце, и я сказал: «Ты благодарный молодой человек, ибо всю жизнь помнил тот фунт орехов, который я тебе принес в твоем
детстве».
Он и прежде, еще в Москве, еще в
детстве Lise, любил приходить к ней и рассказывать то из случившегося с ним сейчас, то из прочитанного, то
вспоминать из прожитого им
детства.
Он, может быть, жаждал увидеть отца после долголетней разлуки, он, может быть, тысячу раз перед тем,
вспоминая как сквозь сон свое
детство, отгонял отвратительные призраки, приснившиеся ему в его
детстве, и всею душой жаждал оправдать и обнять отца своего!
Дерсу стал
вспоминать дни своего
детства, когда, кроме гольдов и удэге, других людей не было вовсе. Но вот появились китайцы, а за ними — русские. Жить становилось с каждым годом все труднее и труднее. Потом пришли корейцы. Леса начали гореть; соболь отдалился, и всякого другого зверя стало меньше. А теперь на берегу моря появились еще и японцы. Как дальше жить?
Потом старик
вспомнил свою мать,
детство, сад и дом на берегу реки.
Около того времени, как тверская кузина уехала в Корчеву, умерла бабушка Ника, матери он лишился в первом
детстве. В их доме была суета, и Зонненберг, которому нечего было делать, тоже хлопотал и представлял, что сбит с ног; он привел Ника с утра к нам и просил его на весь день оставить у нас. Ник был грустен, испуган; вероятно, он любил бабушку. Он так поэтически
вспомнил ее потом...
Да, мне и теперь становится неловко, когда я
вспоминаю об этих дележах, тем больше, что разделение на любимых и постылых не остановилось на рубеже
детства, но прошло впоследствии через всю жизнь и отразилось в очень существенных несправедливостях…
Я вдруг
вспомнил далекий день моего
детства. Капитан опять стоял среди комнаты, высокий, седой, красивый в своем одушевлении, и развивал те же соображения о мирах, солнцах, планетах, «круговращении естества» и пылинке, Навине, который, не зная астрономии, останавливает все мироздание… Я
вспомнил также отца с его уверенностью и смехом…
Вспомнил он свое
детство, свою мать,
вспомнил, как она умирала, как поднесли его к ней и как она, прижимая его голову к своей груди, начала было слабо голосить над ним, да взглянула на Глафиру Петровну — и умолкла.
Тем не менее я
вспоминаю с искренним удовольствием и благодарностью об этих часах моего
детства, которые проводил я с Петром Иванычем Чичаговым.
К счастию, меня озарила внезапная мысль. Я
вспомнил, что когда-то в
детстве я читал рассказ под названием:"Происшествие в Абруццских горах"; сверх того, я
вспомнил еще, что когда наши русские Александры Дюма-фисы желают очаровывать дам (дамы — их специальность), то всегда рассказывают им это самое"Происшествие в Абруццских горах", и всегда выходит прекрасно.
«О чем я сейчас думал? — спросил самого себя Ромашов, оставшись один. Он утерял нить мыслей и, по непривычке думать последовательно, не мог сразу найти ее. — О чем я сейчас думал? О чем-то важном и нужном… Постой: надо вернуться назад… Сижу под арестом… по улице ходят люди… в
детстве мама привязывала… Меня привязывала… Да, да… у солдата тоже — Я… Полковник Шульгович…
Вспомнил… Ну, теперь дальше, дальше…
В восьмой главе Альфред
вспоминает о своем
детстве.
Он мысленно пробежал свое
детство и юношество до поездки в Петербург;
вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже души человеческой и вечно враждует с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
Смотрю на баржу и
вспоминаю раннее
детство, путь из Астрахани в Нижний, железное лицо матери и бабушку — человека, который ввел меня в эту интересную, хотя и трудную жизнь — в люди. А когда я
вспоминаю бабушку, все дурное, обидное уходит от меня, изменяется, все становится интереснее, приятнее, люди — лучше и милей…
Несчастливцев. С меня довольно. Навестить родные кусты,
вспомнить дни глупого
детства, беспечной юности… Кто знает, придется ли еще раз пред вратами вечности…
Лаптев
вспомнил, что эта черемуха во времена его
детства была такою же корявой и такого же роста и нисколько не изменилась с тех пор.
«Если Гиляровский хотя с малой сердечной теплотой
вспомнит о нас, друзьях его
детства, то для нас это будет очень приятно… Да, это было очень давно, то было раннею весною, когда мы, от всей души любя здешний Малый театр, в его славное время, были знакомы».
В порыве нежной любви, которая вдруг прилила к моему сердцу, со слезами,
вспоминая почему-то нашу мать, наше
детство, я обнял ее за плечи и поцеловал.
Во время моего отрочества я слыхала похвалы Gigot даже от таких людей, которым, по-видимому, никакого и дела не могло быть до злополучного чужестранца, — Gigot хвалили дворовые и деревенские люди Протозанова, говоря в одно слово, что он был «добрый и веселый», а дядя, князь Яков Львович,
вспоминая свое
детство, никогда не забывал вставлять следующее...
Я с раннего моего
детства имела о князе Льве Яковлевиче какое-то величественное, хотя чрезвычайно краткое представление. Бабушка моя, княгиня Варвара Никаноровна, от которой я впервые услыхала его имя,
вспоминала своего свекра не иначе как с улыбкою совершеннейшего счастья, но никогда не говорила о нем много, это точно считалось святыней, которой нельзя раскрывать до обнажения.
Я
вспомнил слышанную в
детстве историю о каком-то пустынножителе, который сначала напился пьян, потом совершил прелюбодеяние, потом украл, убил — одним словом, в самое короткое время исполнил всю серию смертных грехов.
Вспомнила Наталья свое
детство, когда, бывало, гуляя вечером, она всегда старалась идти по направлению к светлому краю неба, там, где заря горела, а не к темному.
Может быть, я идеализирую своего старого друга, может быть, я не знал других сторон его жизни, но это уже общий удел всех воспоминаний
детства… Лично я
вспоминаю о Николае Матвеиче с чувством глубокой благодарности.
Он
вспомнил, как в
детстве во время грозы он с непокрытой головой выбегал в сад, а за ним гнались две беловолосые девочки с голубыми глазами, и их мочил дождь; они хохотали от восторга, но когда раздавался сильный удар грома, девочки доверчиво прижимались к мальчику, он крестился и спешил читать: «Свят, свят, свят…» О, куда вы ушли, в каком вы море утонули, зачатки прекрасной, чистой жизни?
Оставшись один, он
вспомнил, что и ему в
детстве почти всегда было или скучно или боязно, когда отец говорил с ним.
Все мы «с сожалением»
вспоминаем о
детстве, говорим иногда, что «хотели бы снова перенестись в то счастливое время»; но едва ли кто-нибудь согласился бы на самом деле превратиться в ребенка.
И однажды,
вспоминая свое
детство, он
вспомнит, как учительница Цветаева, играя с ним во время перемены, разбила ему нос…
Мне стоит только
вспомнить мое
детство и забыть все, что было потом.
Предчувствуя ясный, веселый, длинный день, Коврин
вспомнил, что ведь это еще только начало мая и что еще впереди целое лето, такое же ясное, веселое, длинное, и вдруг в груди его шевельнулось радостное молодое чувство, какое он испытывал в
детстве, когда бегал по этому саду.
Вспоминал ли Иван Ильич о вареном черносливе, который ему предлагали есть нынче, он
вспоминал о сыром сморщенном французском черносливе в
детстве, об особенном вкусе его и обилии слюны, когда дело доходило до косточки, и рядом с этим воспоминанием вкуса возникал целый ряд воспоминаний того времени: няня, брат, игрушки.
Я устал, ужасно устал, и что-то шептало мне на ухо: «Очень приятно. Но все же вы гадина». Почему-то я
вспомнил строку из одного старинного стихотворения, которое когда-то знал в
детстве: «Как приятно добрым быть!»
Я сел у стола и принялся думать горькую думу. Эта Маша, ее сношения с Пасынковым, его письма, скрытая любовь к нему сестры Софьи Николаевны… «Бедняк! бедняк!» — шептал я, тяжело вздыхая. Я
вспомнил всю жизнь Пасынкова, его
детство, его молодость, фрейлейн Фридерику… «Вот, — думал я, — много дала тебе судьба! многим тебя порадовала!»
Он
вспомнил, что и всегда всем было как-то тяжело в его присутствии, что еще и в
детстве все бежали его за его задумчивый, упорный характер, что тяжело, подавленно и неприметно другим проявлялось его сочувствие, которое было в нем, но в котором как-то никогда не было приметно нравственного равенства, что мучило его еще ребенком, когда он никак не походил на других детей, своих сверстников.
Глядя на это поле, знакомое ему с
детства, Яков
вспоминал, что точно такая же тревога и те же мысли были у него в молодые годы, когда на него находили мечтания и колебалась вера.
Подумай, Оленька: одно лишь средство
Окончить всё: скажи мне да иль нет;
Скорей, скорей, какой-нибудь ответ.
Но также
вспомни время
детства.
Заботы, ласки матери ее
Тебя не покидали ни мгновенья,
Чужая ей, ты с ней делила всё.
Есть сердце у тебя? смущенье,
Страх, обморок!.. Ну, право, я не зверь,
Прошу лишь слово правды… не хотите!..
Ошибся я — не надобно — идите.
Не могу не
вспомнить о старом деревянном доме, в котором протекло мое раннее
детство и который замечателен был уже тем, что главным фасадом выходил в Европу, а противоположной стороной — в Азию.
Он
вспомнил раннее
детство с чисткой барских самоваров.