Неточные совпадения
Догадка эта подтверждается еще тем, что из
рассказа летописца вовсе не видно, чтобы во
время его градоначальствования производились частые аресты или чтоб кто-нибудь был нещадно бит, без чего, конечно, невозможно было бы обойтись, если б амурная деятельность его действительно была направлена к ограждению общественной безопасности.
— По некоторым словам и словечкам вашим во
время вашего
рассказа я замечаю, что у вас и теперь свои виды и самые неотлагательные намерения на Дуню, разумеется подлые.
— Из всех ваших полупьяных
рассказов, — резко отрезал Раскольников, — я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все
время не сиделось на месте… Вы, положим, могли откопать по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…
— Героем
времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо,
рассказами об организации «Союза русского народа», в котором председательствовал историк Козлов, а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
Да, у Краснова руки были странные, они все
время, непрерывно, по-змеиному гибко двигались, как будто не имея костей от плеч до пальцев. Двигались как бы нерешительно, слепо, но пальцы цепко и безошибочно ловили все, что им нужно было: стакан вина, бисквит, чайную ложку. Движения этих рук значительно усиливали неприятное впечатление
рассказа. На слова Юрина Краснов не обратил внимания; покачивая стакан, глядя невидимыми глазами на игру огня в красном вине, он продолжал все так же вполголоса, с трудом...
Он с юношескою впечатлительностью вслушивался в
рассказы отца и товарищей его о разных гражданских и уголовных делах, о любопытных случаях, которые проходили через руки всех этих подьячих старого
времени.
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову
рассказами о прежнем житье-бытье в городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях доброго старого
времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
Он с наслаждением и завистью припоминал анекдоты
времен революции, как один знатный повеса разбил там чашку в магазине и в ответ на упреки купца перебил и переломал еще множество вещей и заплатил за весь магазин; как другой перекупил у короля дачу и подарил танцовщице. Оканчивал он
рассказы вздохом сожаления о прошлом.
А это он действительно смешал: я слышал какой-то в этом роде
рассказ о камне еще во
времена моего детства, только, разумеется, не так и не про этот камень.
Нехлюдов посидел несколько
времени с стариком, который рассказал ему про себя, что он печник, 53 года работает и склал на своем веку печей что и счету нет, а теперь собирается отдохнуть, да всё некогда. Был вот в городе, поставил ребят на дело, а теперь едет в деревню домашних проведать. Выслушав
рассказ старика, Нехлюдов встал и пошел на то место, которое берег для него Тарас.
Ляховский отодвинул в сторону свой последний проект против компании «Пуцилло-Маляхинский» и приготовился слушать; он даже вытащил вату, которой закладывал себе уши в последнее
время. Привалов передал все, что узнал от Бахарева о конкурсе и назначении нового управителя в Шатровские заводы. Ляховский слушал его внимательно, и по мере
рассказа его лицо вытягивалось все длиннее и длиннее, и на лбу выступил холодный пот.
Теперь они оба как бы вдруг перенеслись в прежнее московское
время, года два назад. Lise была чрезвычайно растрогана его
рассказом.
Рассказчик остановился. Иван все
время слушал его в мертвенном молчании, не шевелясь, не спуская с него глаз. Смердяков же, рассказывая, лишь изредка на него поглядывал, но больше косился в сторону. Кончив
рассказ, он видимо сам взволновался и тяжело переводил дух. На лице его показался пот. Нельзя было, однако, угадать, чувствует ли он раскаяние или что.
Было ему лет семьдесят пять, если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие
времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до ста пяти лет и о подвигах которого даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие
рассказы.
Ну, говори, батюшка, как же?..» — «А! ах, Господи, твоя воля!» — восклицал Калиныч во
время моего
рассказа...
Многие охотники рассказывают о том, что они били медведя без всякого страха, и выставляют при этом только комичные стороны охоты. По
рассказу одних, медведь убегает после выстрела; другие говорят, что он становится на задние лапы и идет навстречу охотнику, и что в это
время в него можно влепить несколько пуль. Дерсу не соглашался с этим. Слушая такие
рассказы, он сердился, плевался, но никогда не вступал в пререкания.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи. Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в лесу еще не было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил
рассказы Дерсу о том, что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он
время от
времени выносит их наружу и сушит, а к вечеру уносит обратно в свою норку.
Другой достопримечательностью поста была маленькая чугунная пушка на неподвижном деревянном лафете. Я видел ее в полном пренебрежении на площади около дома лесничего. По
рассказам старожилов, она привезена была в пост Ольги для того, чтобы во
время тумана подавать сигналы кораблям, находящимся в открытом море.
Во
время этих
рассказов в избу вошел какой-то человек.
— Если вам теперь не угодно слушать, я, разумеется, должен отложить продолжение моего
рассказа до того
времени, когда вам угодно будет его слушать. Надеюсь дождаться этого довольно скоро.
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех часов, которые должен был проводить в гошпитале и Академии; так прожила она около месяца, и все
время были они вместе, и сколько было
рассказов,
рассказов обо всем, что было с каждым во
время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела
время выучиться.
По денежным своим делам Лопухов принадлежал к тому очень малому меньшинству медицинских вольнослушающих, то есть не живущих на казенном содержании, студентов, которое не голодает и не холодает. Как и чем живет огромное большинство их — это богу, конечно, известно, а людям непостижимо. Но наш
рассказ не хочет заниматься людьми, нуждающимися в съестном продовольствии; потому он упомянет лишь в двух — трех словах о
времени, когда Лопухов находился в таком неприличном состоянии.
В его
рассказах был характер наивности, наводивший на меня грусть и раздумье. В Молдавии, во
время турецкой кампании 1805 года, он был в роте капитана, добрейшего в мире, который о каждом солдате, как о сыне, пекся и в деле был всегда впереди.
Темою для этих
рассказов преимущественно служило подвижничество мучеников первых
времен христианства (любимыми ее героинями были великомученицы Варвара и Екатерина).
В то
время больших домов, с несколькими квартирами, в Москве почти не было, а переулки были сплошь застроены небольшими деревянными домами, принадлежавшими дворянам средней руки (об них только и идет речь в настоящем
рассказе, потому что так называемая грибоедовская Москва, в которой преимущественно фигурировал высший московский круг, мне совершенно неизвестна, хотя несомненно, что в нравственном и умственном смысле она очень мало разнилась от Москвы, описываемой мною).
Думаю, что многие из моих сверстников, вышедших из рядов оседлого дворянства (в отличие от дворянства служебного, кочующего) и видевших описываемые
времена, найдут в моем
рассказе черты и образы, от которых на них повеет чем-то знакомым.
По
временам он заходил вечером в девичью (разумеется, в отсутствие матушки, когда больше досуга было), садился где-нибудь с краю на ларе и слушал
рассказы Аннушки о подвижниках первых
времен христианства.
Родился я, судя по
рассказам, самым обыкновенным пошехонским образом. В то
время барыни наши (по-нынешнему, представительницы правящих классов) не ездили, в предвидении родов, ни в столицы, ни даже в губернские города, а довольствовались местными, подручными средствами. При помощи этих средств увидели свет все мои братья и сестры; не составил исключения и я.
В прошлом столетии, в восьмидесятых годах я встречался с людьми, помнившими
рассказы этого старика масона, в былые
времена тоже члена Английского клуба, который много рассказывал о доме поэта М. М. Хераскова.
Судьба чуть не заставила капитана тяжело расплатиться за эту жестокость. Банькевич подхватил его
рассказ и послал донос, изложив довольно точно самые факты, только, конечно, лишив их юмористической окраски.
Время было особенное, и капитану пришлось пережить несколько тяжелых минут. Только вид бедного старика, расплакавшегося, как ребенок, в комиссии, убедил даже жандарма, что такого вояку можно было вербовать разве для жестокой шутки и над ним, и над самим делом.
Из поколения в поколение передавались
рассказы о героических
временах, когда во втором классе сидели усачи, а из третьего прямо женились.
Это были два самых ярких
рассказа пани Будзиньской, но было еще много других — о русалках, о ведьмах и о мертвецах, выходивших из могил. Все это больше относилось к прошлому. Пани Будзиньская признавала, что в последнее
время народ стал хитрее и поэтому нечисти меньше. Но все же бывает…
И протоиерей пускался в
рассказы о чудесах, произведенных благодатными главотяжами и убрусцами.
Время уходило. Гаврило терпеливо выслушавал до конца и потом говорил...
Рассказ о дешевке смешил Харитину до слез, и она забывала, что смеяться над опившимися до смерти мужиками нехорошо. Ей было как-то безотчетно весело, весело потому, что Вахрушка все
время говорил о Галактионе.
Иногда, во
время ее
рассказа, входил дед, поднимал кверху лицо хорька, нюхал острым носом воздух, подозрительно оглядывая бабушку, слушал ее речь и бормотал...
По его
рассказу, жена у него была красавица и он очень любил ее, но как-то раз, повздорив с ней, он поклялся перед образом, что убьет ее, и с этого
времени до самого убийства какая-то невидимая сила не переставала шептать ему на ухо: «Убей, убей!» До суда он сидел в больнице св.
По
рассказам соседей, он в продолжение трех дней съедал только один фунт хлеба, и так очень долгое
время.
Со
временем не останется лоскута нераспаханной степи в Оренбургской губернии. Вопреки землемерским планам и межевым книгам, все ее земли удобны, все должны быть населены, и все, написанное мною о степных местах этого чудного края, сделается преданием,
рассказом старины.
Мальчик смеялся, слушая эти описания, и забывал на
время о своих тяжелых попытках понять
рассказы матери. Но все же эти
рассказы привлекали его сильнее, и он предпочитал обращаться с расспросами к ней, а не к дяде Максиму.
Рассказы матери, более живые и яркие, производили на мальчика большее впечатление, но по
временам впечатление это бывало слишком болезненно.
Настасья Филипповна во всё
время его
рассказа пристально рассматривала кружевцо оборки на своем рукаве и щипала ее двумя пальцами левой руки, так что ни разу не успела и взглянуть на рассказчика.
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего
рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того уже довольно зазорное
время наше.
Происходило это уже почти пред самым вторичным появлением нашего героя на сцену нашего
рассказа. К этому
времени, судя на взгляд, бедного князя Мышкина уже совершенно успели в Петербурге забыть. Если б он теперь вдруг явился между знавшими его, то как бы с неба упал. А между тем мы все-таки сообщим еще один факт и тем самым закончим наше введение.
Приступая к каждому
рассказу, он уверял положительно, что кается и внутренно «полон слез», а между тем рассказывал так, как будто гордился поступком, и в то же
время до того иногда смешно, что он и князь хохотали наконец как сумасшедшие.
Федор Иванович Лаврецкий (мы должны попросить у читателя позволение перервать на
время нить нашего
рассказа) происходил от старинного дворянского племени.
Антон становился у двери, заложив назад руки, начинал свои неторопливые
рассказы о стародавних
временах, о тех баснословных
временах, когда овес и рожь продавались не мерками, а в больших мешках, по две и по три копейки за мешок; когда во все стороны, даже под городом, тянулись непроходимые леса, нетронутые степи.
Дорогой Мосей объяснял Артему, по каким местам они шли, какие где речки выпали, какие ключики, лога, кедровники. Дремучий глухой лес для Мосея представлял лучшую географическую карту. Другим, пожалуй, и жутко, когда тропа уводила в темный ельник, в котором глухо и тихо, как в могиле, а Мосей счастлив. Настоящий лесовик был… Солдата больше всего интересовали
рассказы Мосея про скиты, которые в прежние
времена были здесь, — они и шли по старой скитской дороге.
Спасибо тебе, милый друг Тони, за твои строки: с удовольствием прочел твой
рассказ, из которого вижу, что ты проводишь
время с пользою и приятностию. Познакомь меня с новым твоим наставником и уверь его, что я сердечно благодарен ему за все попечения об тебе. Ты должен стараться в этот последний год хорошенько приготовиться к экзамену, чтобы при поступлении в училище получить полные баллы.
В это
время Европа поклонялась пред могуществом России и полна была
рассказов о славе, великодушии и просвещении Александра I.
Хотя мне было жаль ее, но через несколько
времени я заснул под шепот ее
рассказов.