Неточные совпадения
— Ну, пусть бы я остался: что из этого? — продолжал он. — Вы, конечно, предложите мне дружбу; но ведь она и без того моя. Я уеду, и через год, через два она все будет моя. Дружба — вещь хорошая, Ольга Сергевна, когда она — любовь между молодыми мужчиной и женщиной или
воспоминание о любви между
стариками. Но Боже сохрани, если она с одной стороны дружба, с другой — любовь. Я знаю, что вам со мной не скучно, но мне-то с вами каково?
Старик шутил, рассказывал сам направо и налево анекдоты, говорил каламбуры, особенно любил с сверстниками жить
воспоминаниями минувшей молодости и своего времени. Они с восторгом припоминали, как граф Борис или Денис проигрывал кучи золота; терзались тем, что сами тратили так мало, жили так мизерно; поучали внимательную молодежь великому искусству жить.
Я начал было плакать, не знаю с чего; не помню, как она усадила меня подле себя, помню только, в бесценном
воспоминании моем, как мы сидели рядом, рука в руку, и стремительно разговаривали: она расспрашивала про
старика и про смерть его, а я ей об нем рассказывал — так что можно было подумать, что я плакал о Макаре Ивановиче, тогда как это было бы верх нелепости; и я знаю, что она ни за что бы не могла предположить во мне такой совсем уж малолетней пошлости.
Меня это сразу заинтересовало, почти удивило, и, признаюсь, без Версилова я бы многое пропустил без внимания и не оценил в этом
старике, оставившем одно из самых прочных и оригинальных
воспоминаний в моем сердце.
Впрочем, он был еще вовсе не
старик, ему было всего сорок пять лет; вглядываясь же дальше, я нашел в красоте его даже что-то более поражающее, чем то, что уцелело в моем
воспоминании.
В его
воспоминании были деревенские люди: женщины, дети,
старики, бедность и измученность, которые он как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно сравнивал с ними то, что было в городе.
— Могу вас уверить, что серьезного ничего не было… Просто были детские
воспоминания; затем сама Надежда Васильевна все время держала себя с Приваловым как-то уж очень двусмысленно; наконец,
старики Бахаревы помешались на мысли непременно иметь Привалова своим зятем. Вот и все!..
Выдра. — Острога удэгейцев. — Долина Такунчи. — Лесные птицы. — Одинокая фанза. —
Старик китаец. — Маленькая услуга. — История одной жизни. — Тяжелые
воспоминания. — Исповедь. — Душевный переворот. — Решение и прощание. — Амулет.
У
стариков еще живы
воспоминания о тех временах, когда они жили одни и были многочисленным народом.
Перед ними стоял
старик с белой шевелюрой и бородой. Он делился
воспоминаниями с соседями. Слышались имена: Лермонтов, Пушкин, Гоголь…
Эти травы наполняли всю избу особенным специфическим благоуханием, которое неразрывно связывалось в памяти всякого посетителя с
воспоминанием об этом чистом маленьком домике, об его тишине и порядке и о двух
стариках, живших в нем какою-то необычною в наши дни тихою жизнью.
— Пожалуйста, играйте, — поспешно подхватил Лаврецкий, — не обращайте внимания на меня. Мне самому будет приятнее, когда я буду знать, что я вас не стесняю. А занимать вам меня нечего; у нашего брата,
старика, есть занятие, которого вы еще не ведаете и которого никакое развлечение заменить не может:
воспоминания.
Вторая жена была взята в своей же Нагорной стороне; она была уже дочерью каторжанки. Зыков лет на двадцать был старше ее, но она сейчас уже выглядела развалиной, а он все еще был молодцом.
Старик почему-то недолюбливал этой второй жены и при каждом удобном случае вспоминал про первую: «Это еще при Марфе Тимофеевне было», или «Покойница Марфа Тимофеевна была большая охотница до заказных блинов». В первое время вторая жена, Устинья Марковна, очень обижалась этими
воспоминаниями и раз отрезала мужу...
Припомнились все неистовства старого Палача, суровые наказания самого Луки Назарыча и других управляющих, а из-за этих
воспоминании поднялась кровавая память деда нынешнего заводовладельца,
старика Устюжанинова, который насмерть заколачивал людей у себя на глазах.
Все наши вас приветствуют и благодарят за
воспоминание. Все
старики здоровы, один я по временам вожусь с лихорадкой.
Не
воспоминания ли о прежней доброй жене породили в сердце погибшего
старика такую беспредельную любовь к нему?
Она старалась гнать их от себя, заменять более реальною пищею —
воспоминаниями прошлого; но последние были так малосодержательны и притом носили такой ребяческий характер, что останавливаться на них подолгу не представлялось никакого резона. У нее существовал, впрочем, в запасе один ресурс — долг самоотвержения относительно отца, и она охотно отдалась бы ему; но
старик думал, что стесняет ее собою, и предпочитал услугу старого камердинера.
Подпоручик слегка изумился при виде
старика… О, что бы он сказал, если б кто шепнул ему в это мгновение, что представленный ему «артист» занимается также и поваренным искусством!.. Но Панталеоне принял такой вид, как будто участвовать в устройстве поединков было для него самым обычным делом: вероятно, ему в этом случае помогали
воспоминания его театральной карьеры — и он разыгрывал роль секунданта именно как роль. И он и подпоручик, оба помолчали немного.
Вибель на первых порах исполнился недоумения; но затем, со свойственною немцам последовательностью, начал перебирать мысленно своих знакомых дам в Ревеле и тут с удивительной ясностью вспомнил вдову пастора, на которой сам было подумывал жениться и которую перебил у него, однако, русский доктор Сверстов.
Воспоминания эти так оживили
старика, что он стал потирать себе руки и полушептать...
Пред путешественниками вдруг с горы открылся родной город — город древний, характерный и полный для Туберозова
воспоминаний, под мгновенным напором которых
старик откинулся назад и зажмурился, как от сверкания яркого солнца.
Это радостное и восторженное настроение нарушалось только
воспоминанием о бедном Порфире Порфирыче, — я именно теперь почему-то часто думал о нем и тоже жалел бедного
старика, как Александру Васильевну.
Свадьба приемыша невольным образом пробудила в душе
старика такие
воспоминания: так, может статься, пировали бы теперь на свадьбе Вани!..
Очевидным делалось, что, неразлучно с этими
воспоминаниями, в душе
старика возникали другие, более драгоценные
воспоминания.
Мысль эта родилась, может быть, в голове
старика при
воспоминании о старших непокорных сыновьях.
Затем он упрекал ее мужа в недальновидности: не покупает домов, которые продаются так выгодно. И теперь уж Юлии казалось, что в жизни этого
старика она — не единственная радость. Когда он принимал больных и потом уехал на практику, она ходила по всем комнатам, не зная, что делать и о чем думать. Она уже отвыкла от родного города и родного дома; ее не тянуло теперь ни на улицу, ни к знакомым, и при
воспоминании о прежних подругах и о девичьей жизни не становилось грустно и не было жаль прошлого.
Благоговейные рассказы старых лакеев о том, как их вельможные бары травили мелких помещиков, надругались над чужими, женами и невинными девушками, секли на конюшне присланных к ним чиновников, и т. п., — рассказы военных историков о величии какого-нибудь Наполеона, бесстрашно жертвовавшего сотнями тысяч людей для забавы своего гения,
воспоминания галантных
стариков о каком-нибудь Дон-Жуане их времени, который «никому спуску не давал» и умел опозорить всякую девушку и перессорить всякое семейство, — все подобные рассказы доказывают, что еще и не очень далеко от нас это патриархальное время.
Он весь был охвачен
воспоминаниями о Полуэктове, — о первой встрече с ним, о том, как он душил его, а
старик мочил слюной своей его руки.
Но вот в воздухе запахло гнилью, прелым навозом. Илья перестал петь: этот запах пробудил в нём хорошие
воспоминания. Он пришёл к месту городских свалок, к оврагу, где рылся с дедушкой Еремеем. Образ старого тряпичника встал в памяти. Илья оглянулся вокруг, стараясь узнать во тьме то место, где
старик любил отдыхать с ним. Но этого места не было: должно быть, его завалили мусором. Илья вздохнул, чувствуя, что и в его душе тоже что-то завалено мусором…
Его тяготило
воспоминание о том, что он видел в день смерти деда Еремея, ему казалось, что и он вместе с Петрухой и дядей тоже виноват пред
стариком.
Старики постепенно разгорячались от этих обидных старческих
воспоминаний, размахивали руками и совсем уже не слушали друг друга.
Эти
воспоминания о прошлом всегда оживляли
стариков, особенно Злобина. Но сейчас генерал как-то весь опустился и затих. Он не слушал совсем болтовни своего проворовавшегося верного раба, поглощенный какой-то новой мыслью, тяжело повернувшейся в его старой голове. Наконец, он не выдержал и заплакал… Мелкие старческие слезёнки так и посыпали по изрытому глубокими морщинами лицу.
Ложились спать молча; и
старики, потревоженные рассказами, взволнованные, думали о том, как хороша молодость, после которой, какая бы она ни была, остается в
воспоминаниях одно только живое, радостное, трогательное, и как страшно холодна эта смерть, которая не за горами, — лучше о ней и не думать!
Воротясь в свое село, что было в исходе июля, Болдухины занялись своим деревенским хозяйством и совершенно забыли про богачей Солобуевых, с которыми так оригинально познакомились на Сергиевских Водах. Одна Наташа сохраняла в доброй и благодарной душе своей теплое и свежее
воспоминание о
старике Солобуеве, Флегонте Афанасьиче.
Отвернулся
старик, смотрит в окно, и жёлтый череп его кажется мне зеленоватым. Полная тёмных
воспоминаний, за окном медленно проходит от востока на запад тихая ночь.
Живя с самой весны в N-ском уезде и бывая почти каждый день у радушных Кузнецовых, Иван Алексеич привык, как к родным, к
старику, к его дочери, к прислуге, изучил до тонкостей весь дом, уютную террасу, изгибы аллей, силуэты деревьев над кухней и баней; но выйдет он сейчас за калитку, и всё это обратится в
воспоминание и утеряет для него навсегда свое реальное значение, а пройдет год-два, и все эти милые образы потускнеют в сознании наравне с вымыслами и плодами фантазии.
Отчаяньем,
воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти…
старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Мне понятно, как Пирогов, с его чутким, отзывчивым сердцем, мог позволить себе ту возмутительную выходку, о которой он рассказывает в своих
воспоминаниях. «Только однажды в моей практике, — пишет он, — я так грубо ошибся при исследовании больного, что, сделав камнесечение, не нашел в мочевом пузыре камня. Это случилось именно у робкого, богоязненного
старика; раздосадованный на свою оплошность, я был так неделикатен, что измученного больного несколько раз послал к черту.
В моем
воспоминании никак теперь не могут соединиться в одно два образа этого
Старикова: один — суетливо-предупредительный, заглядывающий в глаза, стремящийся к тебе; другой — чуждый, с вызывающе-оскорбительной развязностью, с красными, горящими ненавистью глазами.
Весьма и весьма многие искренно сожалели об отъезде Иосафа: он никому не сделал никакого зла; напротив, сколько людей оставляло в сердце своем благодарное
воспоминание о том добре, которое творил
старик по силе своей возможности!
Я погрузился в
воспоминания, и предо мною встала согбенная фигура
старика Гроссевича, без усов, без бороды, с короткими седыми волосами на голове.
Старик замолк и, уставившись глазами в одну точку, погрузился в
воспоминания о временах, давно прошедших. Тогда я обратился к старшине с просьбой рассказать мне о рыжей змее, которую связывают с именем какой-то шаманки. Сначала он отмалчивался, но потом разговорился и рассказал мне следующее.
Для меня Сансон, вся его личность, тон, манера говорить и преподавать,
воспоминания, мнения о сценическом искусстве были ходячей летописью первой европейской сцены. Он еще не был и тогда дряхлым старцем. Благообразный
старик, еще с отчетливой, ясной дикцией и барскими манерами, живой собеседник, начитанный и, разумеется, очень славолюбивый и даже тщеславный, как все сценические «знаменитости», каких я знавал на своем веку, в разных странах Европы.
Начались
воспоминания. Губернатор и голова оживились, повеселели и, перебивая друг друга, стали припоминать пережитое. И архиерей рассказал, как он, служа в Сибири, ездил на собаках, как он однажды сонный, во время сильного мороза, вывалился из возка и едва не замерз; когда тунгузы вернулись и нашли его, то он был едва жив. Потом, словно сговорившись,
старики вдруг умолкли, сели рядышком и задумались.
«Однако, странно, за что это ее так не любят?» — мелькнуло в его голове
воспоминание о словах прохожего
старика.
Кроме вежливости, заставлявшей внимательно слушать
старика, его молодые собеседники на самом деле заинтересовались его
воспоминаниями.
— Призовите на память
воспоминания вашего детства… Не припомните ли вы этого места? — сказал
старик.
Старик улыбнулся беззубым ртом, весь отдавшись
воспоминаниям прошлого...
Старик молчал и крупные слезы струились по его щекам. Самое
воспоминание о застенке, в котором он уже побывал в молодые годы, производило на него панический страх, не прошедший в десятки лет. Страх этот снова охватил его внутреннею дрожью и невольно вызвал на глаза слезы, как бы от пережитых вновь мук. А между тем, он понимал, что угроза Кузьмы, которому он сам выложил всю свою жизнь, может быть осуществлена, и «застенок» является уже не далеким прошедшим, а близким будущим.
— Фю… фю… фю, — просвистал он, и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея, только после нескольких секунд (как это часто бывает у
стариков), связалось с
воспоминанием о его личности.