Неточные совпадения
В саду весело заливалась безыменная птичка; набегавший ветерок гнул пушистые верхушки сиреней и акаций,
врывался в окно пахучей струей и летел дальше, поднимая на пруду
легкую рябь.
— Видите ли, милый мой, эта мера от вас никогда не уйдет, — с
легкой наглостью продолжал Николай Николаевич. —
Врываться в чужое семейство…
Дверь отворяется настежь… и отец,
в халате, без галстука, тетка
в пудраманте [Пудрама́нт (правильнее: «пудроманте́ль») —
легкая накидка, которую надевали на плечи во время пудрения лица, головы.], Транквиллитатин, Василий, Юшка, другой мальчик, повар Агапит — все
врываются в комнату.
Рано утром, когда я спал, Мухоедов уехал
в Пеньковку один; я проснулся очень поздно и долго не мог сообразить, где я лежу. Солнечные лучи яркими пятнами играли на задней стене; окна были открыты;
легкий ветерок
врывался в них, шелестел
в листьях плюща и доносил до меня веселый говор леса,
в котором время от времени раздавались удары топора; я оделся и вышел на крыльцо, где уже кипел на столе самовар.
Сазонка выбирал плиту поувесистее, засучивал рукав и, приняв позу атлета, мечущего диск, измерял прищуренным глазом расстояние. С
легким свистом плита вырывалась из его руки и, волнообразно подскакивая, скользящим ударом
врывалась в середину длинного кона, и пестрым дождем рассыпались бабки, и таким же пестрым криком отвечали на удар ребята. После нескольких ударов Сазонка отдыхал и говорил ребятам...
И вот
в одно из таких мгновений она ясно почувствовала, что отделяется от земли. Чьи-то сильные руки поднимают ее с сена… Ее отяжелевшая голова опускается на чье-то плечо… Сквозь полусознание мелькают лица спящих австрийцев перед глазами… Бледный свет фонаря слабо мигает, борясь с серым рассветом раннего утра… Вдруг, свежая, холодная струя воздуха
врывается ей
в легкие, приятно холодит голову, будит сознание, бодрит тело, и Милица приподнимает с трудом веки, сделав невероятное усилие над собой.
И снова повелся ими серьезный, деловой разговор о загранице, о медицинском институте, о правилах приема
в него, о книжках прочитанных и тех, которые нужно еще прочесть, а
в этот разговор
врывалась шаловливым лучом милая и пустая болтовня,
легкая и красивая, словно белая пена на поверхности золотистого крепкого вина.