Неточные совпадения
Дело велось точно так же, как и вчерашнее, со всем арсеналом доказательств, улик, свидетелей, присяги их, допросов, экспертов и перекрестных
вопросов. Свидетель-городовой на
вопросы председателя, обвинителя,
защитника безжизненно отрубал: «так точно-с», «не могу знать» и опять «так точно»…, но, несмотря на его солдатское одурение и машинообразность, видно было, что он жалел мальчика и неохотно рассказывал о своей поимке.
Далее: «Во-вторых,
защитник Масловой, — продолжал он читать, — был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он коснулся внутренних причин ее падения, на том основании, что слова
защитника якобы не относятся прямо к делу, а между тем в делах уголовных, как то было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение, хотя бы для правильного решения
вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
Но, как на зло ему, дело тянулось долго: после допроса по одиночке свидетелей и эксперта и после всех, как обыкновенно, делаемых с значительным видом ненужных
вопросов от товарища прокурора и
защитников, председатель предложил присяжным осмотреть вещественные доказательства, состоящие из огромных размеров, очевидно, надевавшегося на толстейший указательный палец кольца с розеткой из брильянтов и фильтра, в котором был исследован яд. Вещи эти были запечатаны, и на них были ярлычки.
Эту настойчивость
защитника на этом
вопросе все с самого начала заметили.
— Позвольте узнать, — начал
защитник с самою любезною и даже почтительною улыбкой, когда пришлось ему в свою очередь задавать
вопросы, — вы, конечно, тот самый и есть господин Ракитин, которого брошюру, изданную епархиальным начальством, «Житие в бозе почившего старца отца Зосимы», полную глубоких и религиозных мыслей, с превосходным и благочестивым посвящением преосвященному, я недавно прочел с таким удовольствием?
Фетюковича как бы немножко осадило, но ввязался и председатель и назидательно напомнил
защитнику, что следует задавать более подходящие
вопросы.
На
вопросы прокурора и
защитника подтвердил, что пациент сам приходил к нему третьего дня и что он предрек ему тогда же скорую горячку, но что лечиться он не захотел.
Так, например, когда опрашивали Григория Васильева, бывшего камердинера Федора Павловича, дававшего самое капитальное показание об «отворенной в сад двери»,
защитник так и вцепился в него, когда ему в свою очередь пришлось предлагать
вопросы.
Вступился председатель, но
защитник возвестил, что он свои
вопросы господину Ракитину кончил.
Он упал на свое место, ломая руки в отчаянии. Прокурор и
защитник стали предлагать перекрестные
вопросы, главное в том смысле: «что, дескать, побудило вас давеча утаить такой документ и показывать прежде совершенно в другом духе и тоне?»
Он обратился было к сторонам, к прокурору и
защитнику, приглашая их, если найдут нужным, предложить
вопросы, как вдруг Иван Федорович изнеможенным голосом попросил...
В ближайшую субботу мой приятель и
защитник Ольшанский показался мне несколько озабоченным. На мои
вопросы, — что с ним, он не ответил, но мимо Мины в перемену проскользнул как-то стыдливо и незаметно.
Прокурор (поспешно перелистывает карманное уложение, но ничего подходящего не находит). Мм… мм… я полагал бы… я полагаю, что, ввиду болезненного состояния подсудимого, можно ограничиться предложением ему кратких и несложных
вопросов, на которые он мог бы отвечать необременительными телодвижениями. Нет сомнения, что господа
защитники, которым должен быть понятен язык пискарей, не откажут суду в разъяснении этих телодвижений.
Я был и в знаменитых тюрьмах: вот где душа моя возмутилась — я, вы, может быть, помните — всегда любил заниматься социальными
вопросами и восставал против аристократии — вот бы я куда привел
защитников аристократии: в эти тюрьмы; справедливо сказал Байрон: «I stood in Venice on the bridge of sighs»; [«Я стоял в Венеции на Мосту вздохов» (англ.).] впрочем, и он был аристократ.
Он клялся, предлагал идти с ним на какое-то судно, где есть люди, пострадавшие от Геза еще в прошлом году, и закончил ехидным
вопросом: отчего
защитник так мало служил на «Бегущей по волнам»?
Весь
вопрос в том, есть ли ад добро, как думают «добрые»
защитники ада.
Защитник не получил ответа на свой
вопрос, да и не чувствовал в нем надобности. Для него самого ясно было, что этот
вопрос забрел в его голову и сорвался с языка только под влиянием тишины, скуки, жужжащей вентиляции.
— Кто будет нашим
защитником в войнах с иноплеменниками? — слышались беспокойные
вопросы.
Стефания Павловна не сказала ни полслова. Она молчала все одиннадцать дней процесса.
Защитник ее во время судебного следствия задал свидетелям на ее счет два, три
вопроса.
И потому
вопрос о том: могут ли люди жить без правительства, не только не страшен, каким хотят представить его
защитники существующего строя, а только смешон, как был бы смешон обращенный к истязаемому человеку
вопрос о том, как он будет жить, когда его перестанут мучить.