При этом он с довольным видом похлопывал твердое дерево своею тростью, и удары звонко раздавались по оранжерее. Листья пальмы вздрагивали от этих ударов. О, если бы она могла стонать, какой
вопль гнева услышал бы директор!
Неточные совпадения
Дворня с ужасом внимала этому истязанию,
вопли дошли до слуха барыни. Она с тревогой вышла на балкон: тут жертва супружеского
гнева предстала перед ней с теми же
воплями, жалобами и клятвами, каких был свидетелем Райский.
— Не сметь, не сметь! —
завопил и Ламберт в ужаснейшем
гневе; я видел, что во всем этом было что-то прежнее, чего я не знал вовсе, и глядел с удивлением. Но длинный нисколько не испугался Ламбертова
гнева; напротив,
завопил еще сильнее. «Ohe, Lambert!» и т. д. С этим криком вышли и на лестницу. Ламберт погнался было за ними, но, однако, воротился.
— Все это прекрасно! — начал Павел спокойным, по наружности, голосом, хотя в душе его и бушевал
гнев: эти
вопли невежества против его страсти к театру оскорбляли все существо его. — Маша, подай сюда лавровишневых капель, — прибавил он.
— «Камо гряду от лица твоего и от
гнева твоего камо бегу?» — старательно выпевал Никита
вопль страха, отчаяния, а память подсказывала ему печальную поговорку: «Не любя жить — горе, а полюбишь — вдвое», и он смущённо чувствовал, что горе Натальи светит ему надеждой на счастье.
Разнеслась по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная на перекрестке улиц и предает свое прекрасное тело ласканиям юношей. И пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся толпу неистовых. И подняли громкий крик, укоряли бесстыдных и повелевали им разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и
гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только
воплями распаленной страсти отвечали им юноши.
— Батюшка, Василий Фадеич, пожалей ты нас, дураков, умоли Марка Данилыча, преклони
гнев его на милость!.. —
вопили они, валяясь в ногах у приказчика.
Было смятение, и шум, и
вопли, и крики смертельного испуга. В паническом страхе люди бросились к дверям и превратились в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали. И выливались в дверь так медленно, как вода из опрокинутой бутылки. Остались только псаломщик, уронивший книгу, вдова с детьми и Иван Порфирыч. Последний минуту смотрел на попа — и сорвался с места, и врезался в хвост толпы, исторгнув новые крики ужаса и
гнева.