Неточные совпадения
Он думал, но без участия
воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит его; она мчится, подобно коню в тесной
толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей.
Он очень неохотно уступил настойчивой просьбе Варвары пойти в Кремль, а когда они вошли за стену Кремля и
толпа, сейчас же всосав его в свою черную гущу, лишила
воли, начала подталкивать, передвигать куда-то, — Самгин настроился мрачно, враждебно всему. Он вздохнул свободнее, когда его и Варвару оттеснили к нелепому памятнику царя, где было сравнительно просторно.
Что-то унылое и тягостное почувствовал Самгин в этой
толпе, затисканной, как бы помимо
воли ее, на тесный двор, в яму, среди полуразрушенных построек.
Это ум — не одной головы, но и сердца, и
воли. Такие люди не видны в
толпе, они редко бывают на первом плане. Острые и тонкие умы, с бойким словом, часто затмевают блеском такие личности, но эти личности большею частию бывают невидимыми вождями или регуляторами деятельности и вообще жизни целого круга, в который поставит их судьба.
А давно ли туда ездили на
волах, в сопровождении
толпы готтентотов, на охоту за львами и тиграми?
Огромные холмы с белым гребнем, с воем толкая друг друга, встают, падают, опять встают, как будто
толпа вдруг выпущенных на
волю бешеных зверей дерется в остервенении, только брызги, как дым, поднимаются да стон носится в воздухе.
Один только каторжный Созин, бывший на
воле фельдшером, видимо, знаком с русскими порядками, и, кажется, во всей этой больничной
толпе это единственный человек, который своим отношением к делу не позорит бога Эскулапа.
Само собою разумеется, что этот встречный всего чаще бывает плутоватый самодур, и чем плутоватей он, тем гуще повалит за ним
толпа «несмышленочков», желающих прожить чужим умом и под чужой
волей, хотя бы в самодурной…
Воображение работает, самолюбие страждет, зависть кипит в сердце, и вот совершаются те великие подвиги ума и
воли человеческой, которым так искренно дивится покорная гению
толпа.
— Да, да! — вскричала вся
толпа. — Мы из твоей
воли не выступаем, Еремей Афанасьевич; казни кого хочешь, а еретичку нам выдавай.
Теперь они выпустили манифест, в котором будто бы по
воле царя и с его согласия извещали народ о том, что ему скоро будет дана свобода собираться в
толпы, где он хочет, говорить о том, что его интересует, писать и печатать в газетах всё, что ему нужно, и даже будет дана свобода не верить в бога.
О чем жалеть? Когда б ты знала.
Когда бы ты воображала
Неволю душных городов!
Там люди в кучах, за оградой,
Не дышат утренней прохладой,
Ни вешним запахом лугов;
Любви стыдятся, мысли гонят,
Торгуют
волею своей,
Главы пред идолами клонят
И просят денег да цепей.
Что бросил я? Измен волненье,
Предрассуждений приговор,
Толпы безумное гоненье
Или блистательный позор.
Она бы составила божество в многолюдном зале, на светлом паркете, при блеске свечей, при безмолвном благоговении
толпы поверженных у ног ее поклонников, — но увы! она была какою-то ужасною
волею адского духа, жаждущего разрушить гармонию жизни, брошена с хохотом в его пучину.
Вдруг откуда-то вырвалась
толпа странных, точно сцепившихся между собой звуков духовой музыки и понеслась над городом в бешено громком вальсе. Одна нота была такая тяжёлая, обрывистая — уф, уф! Она совсем не вязалась с остальными и, тяжело вздыхая, лезла выше всех остальных… Казалось, что-то большое и тяжёлое грузными прыжками пробует вырваться на
волю и не может.
Нет, он не помешает нам.
Толпа слишком мелка для того, чтобы слушаться
воли титана.
Музыка, трико, боязливое и почтительное любопытство
толпы, бенгальский огонь, наконец, прилив
воли и отваги во время представления в клетке и страшная нравственная сила, которую он в это время чувствовал во всем своем существе и особенно во взоре, заставлявшем льва робко пятиться в угол, все это заранее, еще при одевании, волновало его.
— Кто смел закричать «
волю»? — поднял адъютант к
толпе свою голову. — Кто зачинщики? Выходи сюда!
А в
толпе все рос и крепчал гул да говор… волнение снова начиналось, и все больше, все сильнее. Увещания священника, исправника и предводителя не увенчались ни малейшим успехом, и они возвратились с донесением, что мужики за бунтовщиков себя не признают, зачинщиков между собою не находят и упорно стоят на своем, чтобы сняли с них барщину и прочли настоящую
волю, и что до тех пор они не поверят в миссию генерала, пока тот не объявит им самолично эту «заправскую
волю за золотою строчкою».
—
Волю!
Волю! — подхватили из той же
толпы несколько сотен.
— Батюшко! не серчай! — завопили к нему голоса из
толпы. — А дай ты нам
волю настоящую, которая за золотою строчкою писана! А то, что читано, мы не разумеем… Опять же от барщины ослобони нас!
— Я шутить не стану! — строго заметил генерал. — Господин исправник! господин предводитель! прошу отправиться к ним и повторить мои слова, что никакой другой
воли нет и не будет, что они должны беспрекословно отправлять повинности и повиноваться управляющему, во всех его законных требованиях, и что, наконец, если через десять минут (генерал посмотрел свои часы)
толпа не разойдется и зачинщики не будут выданы, я буду стрелять.
Толпа жадно слушала, хватая на лету из пятого в десятое слово, и ничего не понимала. В ней, как в одном человеке, жило одно только сознание, что это читают «заправскую
волю».
Башкирцы и мещеряки, обольщенные подарками и обещаниями самозванца, стали нападать на русские селения и
толпами переходить в шайки бунтовщиков; киргизский хан Нурали вошел в дружеские сношения с Пугачевым, мордва, черемисы, чуваши заволновались и перестали повиноваться русскому правительству, служилые калмыки бегали с форпостов, помещичьи крестьяне Оренбургского края и по Волге заговорили о
воле, о
воле «батюшки Петра Федоровича».
У Андрея Ивановича сразу стало весело на душе. Целую неделю он провел дома, в опротивевшей обстановке, в мелких и злобных дрязгах с Александрой Михайловной. Теперь от шумной веселой
толпы, от всей любимой, привычной атмосферы «Сербии» на него пахнуло
волею и простором.
Появление этих трех фигур, так смело и дружно отделившихся от придворной
толпы, так одиноко, молчаливо и мрачно стоявших посреди огромной комнаты и веселия шутовского праздника, дерзавших, по-видимому, ослушаться
воли императрицы, сковало смех и обратило на себя общее внимание.
В то время как последние злобствовали молча, не смея уколоть вслух красавицу, всегда окруженную
толпой поклонников, первые не стеснялись давать
волю своим языкам и с чисто женской, неукротимою, при надобности, фантазией рассказывали о княжне Людмиле невозможные вещи.
Такова судьба не великих людей, не grand-homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая
волю Провидения, подчиняют ей свою личную
волю. Ненависть и презрение
толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Казалось бы в этой-то кампании бегства французов, когда они делали всё то, чтò только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой
толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, — казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс
воле одного человека, описывать это отступление в их смысле.
Лет семь тому назад в Москве, по
воле умершего купца, раздавали шесть тысяч по два рубля всем бедным. Набралась такая
толпа, что двух задавили досмерти и большинство денег досталось здоровым золоторотцам, а бедным, слабым ничего не досталось.
Только в наше самоуверенное время популяризации знаний, благодаря сильнейшему орудию невежества — распространению книгопечатания, вопрос о свободе
воли сведен на такую почву, на которой и не может быть самого вопроса. В наше время большинство так называемых передовых людей, т. е.
толпа невежд, приняла работы естествоиспытателей, занимающихся одною стороной вопроса, за разрешение всего вопроса.