Неточные совпадения
Он не мог согласиться с тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают
волю и
мысль народа, и такую
мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Чем больше горячился папа, тем быстрее двигались пальцы, и наоборот, когда папа замолкал, и пальцы останавливались; но когда Яков сам начинал говорить, пальцы приходили в сильнейшее беспокойство и отчаянно прыгали в разные стороны. По их движениям, мне кажется, можно бы было угадывать тайные
мысли Якова; лицо же его всегда было спокойно — выражало сознание своего достоинства и вместе с тем подвластности, то есть: я прав, а впрочем,
воля ваша!
Он думал, но без участия
воли; в этом состоянии
мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит его; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей.
Катерина. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая
мысль придет на меня, что, кабы моя
воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись…
— В нашей
воле отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических
мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных дел мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
Самгин понимал, что говорит излишне много и что этого не следует делать пред человеком, который, глядя на него искоса, прислушивается как бы не к словам, а к
мыслям.
Мысли у Самгина были обиженные, суетливы и бессвязны, ненадежные
мысли. Но слов он не мог остановить, точно в нем, против его
воли, говорил другой человек. И возникало опасение, что этот другой может рассказать правду о записке, о Митрофанове.
В черненькой паутине типографского шрифта он прозревал и чувствовал такое же посягательство на свободу его
мысли и
воли, какое слышал в речах верующих людей.
Быстрая походка людей вызвала у Клима унылую
мысль: все эти сотни и тысячи маленьких
воль, встречаясь и расходясь, бегут к своим целям, наверное — ничтожным, но ясным для каждой из них. Можно было вообразить, что горьковатый туман — горячее дыхание людей и все в городе запотело именно от их беготни. Возникала боязнь потерять себя в массе маленьких людей, и вспоминался один из бесчисленных афоризмов Варавки, — угрожающий афоризм...
Более удачно гасились эти призрачные огни словами большеголового составителя популярно-научных книжек; однажды во флигеле у Катина он пламенно доказывал, что
мысль и
воля человека — явления электрохимические и что концентрация
воль вокруг идеи может создавать чудеса, именно такой концентрацией следует объяснить наиболее динамические эпохи...
Воля у нас не воспитывалась, а подавлялась, извне — государством, а изнутри разлагала ее свободная
мысль.
Этот смех, вообще — неуместный, задевал в Самгине его чувство собственного достоинства, возбуждал желание спорить с нею, даже резко спорить, но
воле к сопротивлению мешали грустные
мысли...
Его особенно занимали споры на тему: вожди владеют
волей масс или масса, создав вождя, делает его орудием своим, своей жертвой?
Мысль, что он, Самгин, может быть орудием чужой
воли, пугала и возмущала его. Вспоминалось толкование отцом библейской легенды о жертвоприношении Авраама и раздраженные слова Нехаевой...
Он вдруг воскрес. И она, в свою очередь, не узнала Обломова: туманное, сонное лицо мгновенно преобразилось, глаза открылись; заиграли краски на щеках, задвигались
мысли; в глазах сверкнули желания и
воля. Она тоже ясно прочла в этой немой игре лица, что у Обломова мгновенно явилась цель жизни.
Он в самом деле смотрел на нее как будто не глазами, а
мыслью, всей своей
волей, как магнетизер, но смотрел невольно, не имея силы не смотреть.
— Представь, — начал он, — сердце у меня переполнено одним желанием, голова — одной
мыслью, но
воля, язык не повинуются мне: хочу говорить, и слова нейдут с языка. А ведь как просто, как… Помоги мне, Ольга.
Штольц, однако ж, говорил с ней охотнее и чаще, нежели с другими женщинами, потому что она, хотя бессознательно, но шла простым природным путем жизни и по счастливой натуре, по здравому, не перехитренному воспитанию не уклонялась от естественного проявления
мысли, чувства,
воли, даже до малейшего, едва заметного движения глаз, губ, руки.
Да все. Еще за границей Штольц отвык читать и работать один: здесь, с глазу на глаз с Ольгой, он и думал вдвоем. Его едва-едва ставало поспевать за томительною торопливостью ее
мысли и
воли.
— Не напоминай, не тревожь прошлого: не воротишь! — говорил Обломов с
мыслью на лице, с полным сознанием рассудка и
воли. — Что ты хочешь делать со мной? С тем миром, куда ты влечешь меня, я распался навсегда; ты не спаяешь, не составишь две разорванные половины. Я прирос к этой яме больным местом: попробуй оторвать — будет смерть.
— Мечта! мечта! — говорил он, отрезвляясь, с улыбкой, от праздного раздражения
мысли. Но очерк этой мечты против
воли жил в его памяти.
Обломов тихо погрузился в молчание и задумчивость. Эта задумчивость была не сон и не бдение: он беспечно пустил
мысли бродить по
воле, не сосредоточивая их ни на чем, покойно слушал мерное биение сердца и изредка ровно мигал, как человек, ни на что не устремляющий глаз. Он впал в неопределенное, загадочное состояние, род галлюцинации.
Она даже видела и то, что, несмотря на ее молодость, ей принадлежит первая и главная роль в этой симпатии, что от него можно было ожидать только глубокого впечатления, страстно-ленивой покорности, вечной гармонии с каждым биением ее пульса, но никакого движения
воли, никакой активной
мысли.
Бабушка сострадательна к ней: от одного этого можно умереть! А бывало, она уважала ее, гордилась ею, признавала за ней права на свободу
мыслей и действий, давала ей
волю, верила ей! И все это пропало! Она обманула ее доверие и не устояла в своей гордости!
Когда же наставало не веселое событие, не обед, не соблазнительная закулисная драма, а затрогивались нервы жизни, слышался в ней громовой раскат, когда около него возникал важный вопрос, требовавший
мысли или
воли, старик тупо недоумевал, впадал в беспокойное молчание и только учащенно жевал губами.
Он благоговейно ужасался, чувствуя, как приходят в равновесие его силы и как лучшие движения
мысли и
воли уходят туда, в это здание, как ему легче и свободнее, когда он слышит эту тайную работу и когда сам сделает усилие, движение, подаст камень, огня и воды.
— Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или
мысль, признак
воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое, а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
«Леонтий, бабушка! — мечтал он, — красавицы троюродные сестры, Верочка и Марфенька! Волга с прибрежьем, дремлющая, блаженная тишь, где не живут, а растут люди и тихо вянут, где ни бурных страстей с тонкими, ядовитыми наслаждениями, ни мучительных вопросов, никакого движения
мысли,
воли — там я сосредоточусь, разберу материалы и напишу роман. Теперь только закончу как-нибудь портрет Софьи, распрощаюсь с ней — и dahin, dahin! [туда, туда! (нем.)]»
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, — говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила на игру кошки с мышкой. Будь на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не сидел бы на скамье подсудимых! Вот главная
мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую
волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Так бывает и в жизни религиозной, где слишком многие питаются чужим опытом и живут чисто словесной догматикой, и в жизни общественной, где заученные партийные лозунги, формулы и слова повторяются без всякого самостоятельного акта
воли и
мысли.
И вот наступил момент, когда германский дух созрел и внутренне приготовился, когда германская
мысль и
воля должны направиться на внешний мир, на его организацию и упорядочивание, на весь мир, который германцу представлялся беспорядочным и хаотическим.
Германец, прежде всего, верит в свою
волю, в свою
мысль, и им самим изнутри поставленный категорический императив, в свою организаторскую миссию в мире, духовную и материальную.
В общественной жизни все ведь — в силе, в энергии духа, в характере людей и обществ, в их
воле, в их творческой
мысли, а не в отвлеченных принципах, формулах и словах, которым грош цена.
Первоощущение бытия для немца есть, прежде всего, первоощущение своей
воли, своей
мысли.
Но он не потерпит хаоса, тьмы и иррациональности после совершенного его
волей и
мыслью акта.
Но после совершенного им Tat’a, после акта его
мысли и его
воли, все меняется, впервые является настоящий мир, мир рациональный и упорядоченный, в котором все поставлено на свое место, место, отведенное немецким духом.
Германский народ долгое время внутренне накоплял свою энергию, напрягал свою
мысль и
волю, чтобы потом явить миру манифестацию и материальной своей силы.
Отвлеченный демократизм всегда есть формализм, он не хочет знать содержания народной
воли, народного сердца, народной
мысли, ему важно лишь формальное народовластие.
Все рождается из тьмы, из хаоса бесформенных переживаний через акт
воли, через акт
мысли.
Безвкусие немцев, которое поражает даже у величайших из них, даже у Гёте, связано с перенесением центра тяжести жизни во внутреннее напряжение
воли и
мысли.
Теперь, Верочка, эти
мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти
мысли хороши, но удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти
мысли носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих
мыслей, а сама развивала твои же
мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она не имеет своей
воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется, не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой дурной, такие отношения дурны».
Чтобы заниматься ими в такое время, когда
мысли расстроены, нужно особое усилие
воли, только оно заставит заниматься ими.
Мне кажется, что если бы я неделю остался на
волю своих
мыслей, я сошел бы с ума.
Эх, старый! Девке
воляМилей всего. Ни терем твой точеный,
Ни соболи, бобры, ни рукавички
Строченые не дороги; на
мыслиУ девушки Снегурочки другое:
С людьми пожить; подружки нужны ей
Веселые, да игры до полночи,
Весенние гулянки да горелки
С ребятами, покуда…
Вообще женское развитие — тайна: все ничего, наряды да танцы, шаловливое злословие и чтение романов, глазки и слезы — и вдруг является гигантская
воля, зрелая
мысль, колоссальный ум.
Второе дело было перед моими глазами. Витберг скупал именья для храма. Его
мысль состояла в том, чтоб помещичьи крестьяне, купленные с землею для храма, обязывались выставлять известное число работников — этим способом они приобретали полную
волю себе в деревне. Забавно, что наши сенаторы-помещики находили в этой мере какое-то невольничество!
Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая на счет черепа, выражали непреклонную
волю и слабую
мысль, больше жестокости, нежели чувственности.
Что бы он ни делал, какую бы он ни имел цель и
мысль в своем творчестве, он выражает,
волею или неволею, какие-нибудь стихии народного характера и выражает их глубже и яснее, чем сама история народа.
Тюфяев был настоящий царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским порядком. Уничтожение себя, отречение от
воли и
мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все, и он точно так же штукатурил бы стены человеческими трупами, сушил бы дворец людскими легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще больнее за то, что они не доносчики.
Я думаю, что беда была не в моей гордости, беда была в том, что я был недостоин высоты этого сна, что он соответствовал моим тайным
мыслям и моим мечтам, но не соответствовал силе моей религиозной
воли, моей способности к религиозному действию.
За
мыслью никогда не чувствовалось
воли, решающего выбора.
Должен повторить, что я никогда не принадлежал к типу мягко-пассивных мечтателей с преобладанием чувства над
мыслью и
волей.