Неточные совпадения
Мой отец брал взятки и воображал, что это дают ему из уважения
к его душевным качествам; гимназисты, чтобы переходить из класса в класс, поступали на хлеба
к своим
учителям, и эти брали с них большие деньги; жена воинского начальника во время набора брала с рекрутов и даже позволяла угощать себя и раз в церкви никак не могла подняться с колен, так как была пьяна; во время набора брали и врачи, а городовой врач и ветеринар обложили налогом мясные лавки и трактиры; в уездном училище торговали свидетельствами, дававшими льготу по третьему разряду; благочинные брали с подчиненных причтов и церковных старост; в городской, мещанской, во врачебной и во всех прочих управах каждому просителю кричали вослед: «Благодарить надо!» — и проситель
возвращался, чтобы дать 30–40 копеек.
Почти каждый день,
возвращаясь с репортажа,
учитель приносил с собой газету, и около него устраивалось общее собрание всех бывших людей. Они двигались
к нему, выпившие или страдавшие с похмелья, разнообразно растрепанные, но одинаково жалкие и грязные.
Возвратившись от духовной своей дщери, имевшей обыкновение во всех почти делах своих прибегать
к пастырскому совету, ксендз Ладыслав тотчас же написал маленькую записочку
к учителю Подвиляньскому, в которой убедительнейше просил его пожаловать
к себе в возможно скорейшем времени. Записка эта была отправлена с одним из костельных прислужников.
Прошло немного времени и
учитель успокоился, но уже прежнее оживление не
возвращалось к обедающим. Обед кончился в угрюмом молчании и гораздо раньше, чем в прошлые годы.
Оставив Россию, Елисей, под видом путешественника,
возвратился через Венецию и Австрию в Польшу, пришел в православный Почаевский монастырь и там постригся, приняв имя Самуила. В 1704 году киевский митрополит Варлам Ясинский вызвал
к себе Самуила и поставил его в Киевскую академию
учителем стихотворства. При следующем монашеском постриге Самуил принял имя своего дяди Феофана.
Всесторонние познания в новом
учителе были открыты князем при следующих обстоятельствах. Во время прогулок их вдвоем, князь давал ему объяснения, каким образом он подводил на дом лепные карнизы, как выводил и выращивал те или другие редкие растения, чем лечил борзых и гончих. Забывая на старости лет о данных им уже объяснениях, которые Николай Леопольдович твердо старался завомнить, князь
возвращался снова
к тому же предмету.