Неточные совпадения
В тумане полились
воды, затрещали и сдвинулись льдины, быстрее
двинулись мутные, вспенившиеся потоки, и на самую Красную Горку, с вечера, разорвался туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась настоящая весна.
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал к ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил
воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом
воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он
двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
В суровом молчании, как жрецы,
двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с
водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов.
Тогда Циммер взмахнул смычком — и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска
воды и дали девушка почти не могла уже различать, что
движется: она, корабль или лодка — все
двигалось, кружилось и опадало.
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве.
Двинулись тени и отраженное
водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Он ушел, и комната налилась тишиной. У стены, на курительном столике горела свеча, освещая портрет Щедрина в пледе; суровое бородатое лицо сердито морщилось,
двигались брови, да и все, все вещи в комнате бесшумно
двигались, качались. Самгин чувствовал себя так, как будто он быстро бежит, а в нем все плещется, как
вода в сосуде, — плещется и, толкая изнутри, еще больше раскачивает его.
Изредка, воровато и почти бесшумно, как рыба в
воде,
двигались быстрые, черные фигурки людей. Впереди кто-то дробно стучал в стекла, потом стекло, звякнув, раскололось, прозвенели осколки, падая на железо, взвизгнула и хлопнула калитка, встречу Самгина кто-то очень быстро пошел и внезапно исчез, как бы провалился в землю. Почти в ту же минуту из-за угла выехали пятеро всадников, сгрудились, и один из них испуганно крикнул...
Все молчали, глядя на реку: по черной дороге бесшумно
двигалась лодка, на носу ее горел и кудряво дымился светец, черный человек осторожно шевелил веслами, а другой, с длинным шестом в руках, стоял согнувшись у борта и целился шестом в отражение огня на
воде; отражение чудесно меняло формы, становясь похожим то на золотую рыбу с множеством плавников, то на глубокую, до дна реки, красную яму, куда человек с шестом хочет прыгнуть, но не решается.
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип поехал за
водой, а по земле, рядом с ним, шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг
двинулась за гору, а Антип еще и со двора не успел съехать.
Мы быстро
двигались вперед мимо знакомых уже прекрасных бухт, холмов, скал, лесков. Я занялся тем же, чем и в первый раз, то есть мысленно уставлял все эти пригорки и рощи храмами, дачами, беседками и статуями, а
воды залива — пароходами и чащей мачт; берега населял европейцами: мне уж виделись дорожки парка, скачущие амазонки; а ближе к городу снились фактории, русская, американская, английская…
Невдалеке от нас на поверхности спокойной
воды вдруг появился какой-то предмет. Это оказалась голова выдры, которую крестьяне в России называют «порешней». Она имеет длинное тело (1 м 20 см), длинный хвост (40 см) и короткие ноги, круглую голову с выразительными черными глазами, темно-бурую блестящую шерсть на спине и с боков и серебристо-серую на нижней стороне шеи и на брюхе. Когда животное
двигается по суше, оно сближает передние и задние ноги, отчего тело его выгибается дугою кверху.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2 часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу
двинуться с места. Я медленно погружался в
воду.
Я приподнялся на сене. Голова коренника не шевелилась над
водою. Только и можно было видеть, при ясном свете месяца, как одно его ухо чуть-чуть
двигалось то взад, то вперед.
Я весь ушел в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от бивака. Вдруг в стороне от себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он
двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал
воду и заковылял дальше. Опять стало тихо.
Раздетые до пояса и в штанах, засученных по колено, китайцы осторожно
двигались в
воде и что-то высматривали на дне моря.
Благодаря крутому падению тальвега [Самые низкие места, по которым сбегает
вода.]
вода в реке
движется быстро, смывает все, что попадается ей на пути, и выпрямляет течение.
Пришлось
двигаться кормой против
воды.
До недавнего времени не знали, как возвращать здоровье таким полянам; но теперь открыто средство; это — дренаж: лишняя
вода сбегает по канавам, остается
воды сколько нужно, и она
движется, и поляна получает реальность.
И изредка разве покажется неуклюжая сеноплавка, которая
движется еле-еле, иногда на ней темный, некрасивый парус, или каторжный бредет по колена в
воде и тащит за собою на веревке бревно, — вот и все картины.
Вода жива; она бежит или волнуется ветром; она
движется и дает жизнь и движение всему ее окружающему.
Ефим принес горшок молока, взял со стола чашку, сполоснул
водой и, налив в нее молоко, подвинул к Софье, внимательно слушая рассказ матери. Он
двигался и делал все бесшумно, осторожно. Когда мать кончила свой краткий рассказ — все молчали с минуту, не глядя друг на друга. Игнат, сидя за столом, рисовал ногтем на досках какой-то узор, Ефим стоял сзади Рыбина, облокотясь на его плечо, Яков, прислонясь к стволу дерева, сложил на груди руки и опустил голову. Софья исподлобья оглядывала мужиков…
Паром словно не
движется, и только нетерпеливый стук лошадиного копыта о помост да всплеск вынимаемого из
воды шеста возвращают вас к сознанию чего-то действительного, не фантастического.
Мы сидим на корме, теплая лунная ночь плывет навстречу нам, луговой берег едва виден за серебряной
водою, с горного — мигают желтые огни, какие-то звезды, плененные землею. Все вокруг
движется, бессонно трепещет, живет тихою, но настойчивой жизнью. В милую, грустную тишину падают сиповатые слова...
За кормою, вся в пене, быстро мчится река, слышно кипение бегущей
воды, черный берег медленно провожает ее. На палубе храпят пассажиры, между скамей — между сонных тел — тихо
двигается, приближаясь к нам, высокая, сухая женщина в черном платье, с открытой седой головою, — кочегар, толкнув меня плечом, говорит тихонько...
Я поднялся в город, вышел в поле. Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака, стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге, на Откос, лег там на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга, на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись
водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все
движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Пароход шел тихо, среди других пароходов, сновавших, точно водяные жуки, по заливу. Солнце село, а город все выплывал и выплывал навстречу, дома вырастали, огоньки зажигались рядами и в беспорядке дрожали в
воде,
двигались и перекрещивались внизу, и стояли высоко в небе. Небо темнело, но на нем ясно еще рисовалась высоко в воздухе тонкая сетка огромного, невиданного моста.
Самое совмещение обитателей
вод было так же несообразно, как в упомянутом балете: тут
двигались в виде крупных белотелых судаков массивные толстопузые советники; полудремал в угле жирный черный налим в длинном купеческом сюртуке, только изредка дуновением уст отгонявший от себя неотвязную муху; вдоль стены в ряд на стульях сидели смиренными плотицами разнокалиберные просительницы — все с одинаково утомленным и утомляющим видом; из угла в угол по зале, как ерш с карасем, бегали взад и вперед курносая барышня-просительница в венгерских сапожках и сером платьице, подобранном на пажи, с молодым гусаром в венгерке с золотыми шнурками.
Обессиленно
двигались. Бичева захлюпала по
воде. Расшива сошла со стержня…
Так проводил он праздники, потом это стало звать его и в будни — ведь когда человека схватит за сердце море, он сам становится частью его, как сердце — только часть живого человека, и вот, бросив землю на руки брата, Туба ушел с компанией таких же, как сам он, влюбленных в простор, — к берегам Сицилии ловить кораллы: трудная, а славная работа, можно утонуть десять раз в день, но зато — сколько видишь удивительного, когда из синих
вод тяжело поднимается сеть — полукруг с железными зубцами на краю, и в ней — точно мысли в черепе —
движется живое, разнообразных форм и цветов, а среди него — розовые ветви драгоценных кораллов — подарок моря.
Точно птицы в воздухе, плавают в этой светлой ласковой
воде усатые креветки, ползают по камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо
двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под камня высунется злая голова мурены с острыми зубами, изовьется пестрое змеиное тело, всё в красивых пятнах, — она точно ведьма в сказке, но еще страшней и безобразнее ее; вдруг распластается в
воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь,
двигается лангуст, шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес живет в прозрачной
воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
На
воде, неподвижной, как лёд, тихо вздрагивали огни невидимых судов, один из них
двигался в воздухе, точно красная птица.
Люди на плоту всё еще расхаживали,
двигаясь медленно, сталкиваясь друг с другом, помогая одеваться дамам, смеясь и разговаривая, а плот тихонько, нерешительно повертывался на
воде.
Темные фигуры людей вдруг и все сразу
двинулись к нему и сбились в кучу на средине плота. Но уже между ними и Фомой холодно блестела полоса
воды шириною почти в сажень. Несколько секунд длилось молчание…
Если возьмем поперечный разрез реки, получится такая картина: самое сильное движение занимает середину реки, что на поверхности обозначается рубцом водяной струи; около берегов и на дне
вода вследствие трения
движется значительно медленнее.
Известно, что
вода в реке, как кровь в наших артериях,
движется не с одинаковой быстротой.
Так с берега смотрит пловец на бушующее море и видит ясный порядок, в котором
движутся валы, и соображает, как плыть; но вот он в
воде — все изменилось, на месте порядка хаос, взамен закона — своеволие.
Всемирным полная движеньем,
Она светилам кажет путь,
Она нисходит вдохновеньем
В певца восторженную грудь;
Цветами рдея полевыми,
Звуча в паденье светлых
вод,
Она законами живыми
Во всем, что
движется, живет.
Вечер был тихий и темный, с большими спокойными звездами на небе и в спящей
воде залива. Вдоль набережной зажигалась желтыми точками цепь фонарей. Закрывались светлые четырехугольники магазинов. Легкими черными силуэтами медленно
двигались по улицам и по тротуару люди…
Могуче
движется бархатная полоса темной
воды, над нею изогнуто простерлась серебряная полоса Млечного Пути, сверкают золотыми жаворонками большие звезды, и сердце тихо поет свои неразумные думы о тайнах жизни.
Слева и справа от лодки из черной
воды поднялись какие-то здания — баржи, неподвижные, мрачные и тоже черные. На одной из них
двигался огонь, кто-то ходил с фонарем. Море, гладя их бока, звучало просительно и глухо, а они отвечали ему эхом, гулким и холодным, точно спорили, не желая уступить ему в чем-то.
В глубине корпуса, около ряда низеньких печей с маленькими отверстиями, испускавшими ослепительный белый свет, каким светит только добела накаленное железо,
двигались какие-то человеческие фигуры, мешавшие в печах длинными железными клюками; где-то капала
вода, сквозной ветер тянул со стороны водяного ларя, с подавленным визгом где-то вертелось колесо, заставляя дрожать даже чугунные плиты, которыми был вымощен весь пол.
Снова они поплыли по реке, сидя друг против друга. Варенька завладела вёслами и гребла торопливо, сильно;
вода под лодкой недовольно журчала, маленькие волны бежали к берегам. Ипполит Сергеевич смотрел, как навстречу лодке
двигаются берега, и чувствовал себя утомлённым всем, что он говорил и слышал за время этой прогулки.
— Стелла! — крикнул Аян. Судорожный смех сотрясал его. Он бросил весло и сел. Что было с ним дальше — он не помнил; сознание притупилось, слабые, болезненные усилия мысли схватили еще шорох дна, ударяющегося о мель, сухой воздух берега, затишье; кто-то — быть може, он —
двигался по колена в
воде, мягкий ил засасывал ступни… шум леса, мокрый песок, бессилие…
Почесавшись как-то по-своему, руками, плечами и спиной, Прошка вяло
двинулся по направлению к
воде.
— Я сейчас! — вдруг заторопился Василий,
двигаясь к шалашу. — Вы уходите от солнца-то, а я наберу
воды пойду… уху будем варить! Я тебя, Яков, та-акой ухой накормлю! Вы тут тово… располагайтесь, я сию минуту…
Она
двигается, точно рыба в
воде, плавно и щеголевато играючи сильным телом, — люблю я смотреть на неё…
Поднимавшаяся роса, словно дым огромного пожара, белела на лунном свете и
двигалась по
воде, будто нехотя отдираясь от нее.
— Гляди, вон там, под горой, Островский идет, — сказал мне ямщик, указывая вдаль. Вглядевшись пристально в пеструю полоску другого берега, я действительно увидел на
воде тихо двигавшуюся лодочку, а по камням, часто теряясь между ними,
двигалась, как муравей, черная точка. Это Островский тащил лодку лямкой.
И когда по скончании божественной службы благочестивые крестным ходом пошли на Волгу
воду святить,
двинулась за ними и церковь Божия, пред нею же икона преподобного Варлаама Хутынского шествовала, никем не носима.
Заморозь чугун с
водой — он окаменеет. Поставь замороженный чугун в огонь: станет лед трескаться, таять, пошевеливаться; станет
вода качаться, бульки пускать; потом, как станет кипеть, загудит, завертится. То же делается и на свете от тепла. Нет тепла — все мертво; есть тепло — все
движется и живет. Мало тепла — мало движенья; больше тепла — больше движенья; много тепла — много движенья; очень много тепла — и очень много движенья.