Неточные совпадения
Чертопханов успокоился, подошел к Тихону Иванычу, взял его за руку, дерзко глянул кругом и, не встречая ни одного взора, торжественно, среди глубокого молчания, вышел из
комнаты вместе с новым
владельцем благоприобретенной деревни Бесселендеевки.
Старинная мебель из кунсткамеры прежнего
владельца доживала свой век в этой ссылке; я с любопытством бродил из
комнаты в
комнату, ходил вверх, ходил вниз, отправлялся в кухню.
Вообще усадьба была заброшена, и все показывало, что
владельцы наезжали туда лишь на короткое время. Не было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С приездом матушки отворялось крыльцо,
комнаты кой-как выметались; а как только она садилась в экипаж, в обратный путь, крыльцо опять на ее глазах запиралось на ключ. Случалось даже, в особенности зимой, что матушка и совсем не заглядывала в дом, а останавливалась в конторе, так как вообще была неприхотлива.
Зарницын, единственный сын мелкопоместной дворянской вдовы, был человек другого сорта. Он жил в одной просторной
комнате с самым странным убранством, которое всячески давало посетителю чувствовать, что квартирант вчера приехал, а завтра непременно очень далеко выедет. Даже большой стенной ковер, составлявший одну из непоследних «шикозностей» Зарницына, висел микось-накось, как будто его здесь не стоило прибивать поровнее и покрепче, потому что
владелец его скоро вон выедет.
Случалось иногда, что мать, наскучив нашим любопытством, бросала гнездо; тогда мы, увидя, что уже несколько дней птички в гнезде нет и что она не покрикивает и не вертится около нас, как то всегда бывало, доставали яички или даже все гнездо и уносили к себе в
комнату, считая, что мы законные
владельцы жилища, оставленного матерью.
Прейн был не особенно прихотливый человек и довольствовался всего двумя
комнатами, которые сообщались с половиной Раисы Павловны и с кабинетом самого
владельца.
A.П. Лукин встретил меня, и мы прошли в кабинет к фактическому
владельцу газеты В.М. Соболевскому, сидевшему за огромным письменным столом с массой газет и рукописей. Перед столом — такой же портрет Н.С. Скворцова. Кожаная дорогая мебель, тяжелые шторы, на столе подсвечник с шестью свечами под зеленым абажуром. В.М. Соболевский любил работать при свечах. В других
комнатах стояли керосиновые лампы с зелеными абажурами.
Не только гостиницы, но и постоялые дворы были битком набиты;
владельцы домов и квартиранты очищали лучшие
комнаты своих квартир и отдавали их под постой, а сами на время кой-как размещались на задних половинах, чуть-чуть не в чуланах.
У этих окон были почему-то мраморные, холодные подоконники, а в одной
комнате находился серый мраморный камин, больше похожий на умывальник: по-видимому, предназначалась когда-то квартира для роскоши, или жил в ней сам
владелец.
На том же дворе под прямым углом к старому дому стоял так называемый новый флигель, в котором в трех
комнатах проживала мать
владельца, добродушная старушка Вера Александровна. Она появлялась за домашний общий стол, но, кроме того, пользуясь доходами небольшого болховского имения, варила собственное сахарное и медовое варенье, которым чуть не ежедневно угощала многочисленных внуков, имена которых решаюсь выставить в порядке по возрасту: Николай, Наталья, Петр, Александр, Екатерина, Иван, Анна.
“Зеленая
комната”, заветная, начальницына, она же приемная. Навстречу нам, с зеленого кресла — знакомый, неузнаваемый, всегда беспиджачный, а сейчас даже в крутом воротнике, всегда с пивным подносом в руках, а сейчас со шляпой и тростью, такой дикий в соседстве с начальницей, на фоне этих зеленых занавесей — хозяин “Ангела”, Engelswirth,
владелец нашей чудной деревенской гостиницы, отец наших летних друзей Карла и Марилэ.
Катя пошла вместе с отцом. В сельском правлении собралось много дачников. Сидели неподвижно, с широко открытыми глазами, и изредка перекидывались словами. Были тут и ласково улыбающийся Агапов, и маленький, как будто из шаров составленный,
владелец гостиницы Бубликов. В углу сидел семидесятилетний о. Воздвиженский, с темным лицом, и тяжело, с хрипом дышал. Афанасий Ханов, бледный и взволнованный, то входил в
комнату, то выходил.
Лакей пошел вперед через залу — пустую, скучную
комнату с ломберными столами и роялем, без растений, без картин, через гостиную с красной штофной мебелью, проходную, неуютную, и повернул налево чрез
комнату, которая у прежних
владельцев называлась «чайной».
Я молча прошелся по
комнате, сел к столу. Около склянки с чернилами аккуратною стопочкою были сложены все конспекты, записная книжка, потертый кожаный портсигар. Паспорт был раскрыт. В рубрике: «Перемены, происшедшие в служебном, общественном или семейном положении
владельца книжки», рукою Алеши четко было вписано...