Неточные совпадения
Он
видел, что «общественное движение» возрастает; люди как будто готовились к парадному смотру, ждали, что скоро чей-то зычный голос позовет их на Красную площадь к монументу бронзовых героев Минина, Пожарского, позовет и с Лобного места грозно спросит всех о
символе веры. Все горячее спорили, все чаще ставился вопрос...
— А может быть, это — прислуга. Есть такое суеверие: когда женщина трудно родит — открывают в церкви царские врата. Это, пожалуй, не глупо, как
символ, что ли. А когда человек трудно умирает — зажигают дрова в печи, лучину на шестке, чтоб душа
видела дорогу в небо: «огонек на исход души».
— Нет, — задумчиво ответил старик, — ничего бы не вышло. Впрочем, я думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатления от цветов и от звуков откладываются уже, как однородные. Мы говорим: он
видит все в розовом свете. Это значит, что человек настроен радостно. То же настроение может быть вызвано известным сочетанием звуков. Вообще звуки и цвета являются
символами одинаковых душевных движений.
Ты
видишь, что красный цвет и здесь — цвет страсти, и он служит ее
символом.
— Дорогая моя! Я
вижу, вы устали. Но ничего. Обопритесь на меня. Мы идем всё вверх! Всё выше и выше! Не это ли
символ всех человеческих стремлений? Подруга моя, сестра моя, обопрись на мою руку!
Подобрав веревки и
видя, что никто не оспаривает у меня удовольствия звонить, я с восторгом принялся трезвонить во все руки, а между тем читать весь
символ, как наставлен был паном Кнышевским, читать неспешно, сладко и не борзяся по стихам, а с аминем перестать — забыл.
Такое понимание культа приводит к тому, что в его символическом действе
видят лишь произвольно установленные аллегорические
символы, или театральные жесты, возбуждающие известное настроение или выражающие известную идею (почти такое значение получил обряд и в современном протестантизме, где даже евхаристия понимается как некая символическая аллегория).
Поэтому в половом
символе греки
видели достойный уважения
символ сам по себе, подлинный глубокий смысл всего античного благочестия…
Случайное ли это совпадение, глубочайший ли
символ, но мы
видим, что и сам Дионис рождается дважды: в первый раз, «выкидышем», от смертной женщины, во второй раз, цельным существом, — от бога.
— Я не шучу. Вы ошибаетесь. И, простите за прямоту, мой друг: в своих суждениях о короле он в этот раз был выше вас. Вы
видели только цыпленка, образ, узкоматериальный и только смешной, — он самосозерцал себя как
символ. Оттого он так спокоен, и, нет сомнения, — он вернется к своему излюбленному народу.