Неточные совпадения
Люди забывают долг повиновения,
видя в самом господине своем
раба гнусных страстей его.
Стародум. Оно и должно быть залогом благосостояния государства. Мы
видим все несчастные следствия дурного воспитания. Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители платят еще и деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему
рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного
раба двое, старый дядька да молодой барин.
— Тебе понравились однажды мои слезы, теперь, может быть, ты захотел бы
видеть меня у ног своих и так, мало-помалу, сделать своей
рабой, капризничать, читать мораль, потом плакать, пугаться, пугать меня, а после спрашивать, что нам делать?
— А вот
увидишь: ты повелевай и посмотри, какого
раба приобретешь в своем друге…
— «Расстанемтесь, и тогда буду любить вас», буду любить — только расстанемтесь. Слушайте, — произнес он, совсем бледный, — подайте мне еще милостыню; не любите меня, не живите со мной, будем никогда не видаться; я буду ваш
раб — если позовете, и тотчас исчезну — если не захотите ни
видеть, ни слышать меня, только… только не выходите ни за кого замуж!
Но я в первый раз еще в этот вечер увидал Версилова и маму вместе; до сих пор я
видел подле него лишь
рабу его.
— Ах, виноват… извините… — заметался Ляховский в своем кресле, протягивая Привалову свою сухую, как щепка, руку. — Я так рад вас
видеть, познакомиться… Хотел сам ехать к вам, да разве я могу располагать своим временем: я
раб этих проклятых дел, работаю, как каторжник.
«А
видел ли
раба моего Иова?» — спрашивает его Бог.
И усмехнулся диавол на слова Божии: «Предай его мне и
увидишь, что возропщет
раб твой и проклянет твое имя».
Разумеется, объяснять было нечего, я писал уклончивые и пустые фразы в ответ. В одном месте аудитор открыл фразу: «Все конституционные хартии ни к чему не ведут, это контракты между господином и
рабами; задача не в том, чтоб
рабам было лучше, но чтоб не было
рабов». Когда мне пришлось объяснять эту фразу, я заметил, что я не
вижу никакой обязанности защищать конституционное правительство и что, если б я его защищал, меня в этом обвинили бы.
Все домочадцы с удивлением и страхом следили за этой борьбой ничтожной
рабы с всесильной госпожой. Матушка
видела это, мучилась, но ничего поделать не могла.
Лишь тот, кто
увидел в униженном и раздавленном, в образе
раба, в распятом — Царя и Бога, тот приобщается к тайне спасения.
Если отец в сыне своем
видит своего
раба и власть свою ищет в законоположении, если сын почитает отца наследия ради, то какое благо из того обществу?
Она любила думать о себе, как о мертвой: лежит она,
раба божия Татьяна, в сосновом гробу, скрестив на груди отработавшие руки, тихо и Мирно лежит, и один бог
видит ее материнскую душу.
— Да что тут за сцены! Велел тихо-спокойно запрячь карету, объявил
рабе божией: «поезжай, мол, матушка, честью, а не поедешь, повезут поневоле», вот и вся недолга. И поедет, как
увидит, что с ней не шутки шутят, и с мужем из-за вздоров разъезжаться по пяти раз на год не станет. Тебя же еще будет благодарить и носа с прежними штуками в отцовский дом, срамница этакая, не покажет. — А Лиза как?
Впрочем, не то еще было!
И не одни господа,
Сок из народа давила
Подлых подьячих орда,
Что ни чиновник — стяжатель,
С целью добычи в поход
Вышел… а кто неприятель?
Войско, казна и народ!
Всем доставалось исправно.
Стачка, порука кругом:
Смелые грабили явно,
Трусы тащили тайком.
Непроницаемой ночи
Мрак над страною висел…
Видел — имеющий очи
И за отчизну болел.
Стоны
рабов заглушая
Лестью да свистом бичей,
Хищников алчная стая
Гибель готовила ей…
Всю жизнь
видеть перед собой"
раба лукавого"19, все интересы сосредоточить на нем одном и об нем одном не уставаючи вопиять и к царю земному, и к царю небесному — сколь крепка должна быть в человеке вера, чтоб эту пытку вынести!
Большов. Да что кончать-то? Уж я
вижу, что дело-то кончено. Сама себя
раба бьет, коли не чисто жнет! Ты уж не плати за меня ничего: пусть что хотят, то и делают. Прощайте, пора мне!
— Давай перо! — вдруг совсем неожиданно крикнул Кириллов в решительном вдохновении. — Диктуй, всё подпишу. И что Шатова убил, подпишу. Диктуй, пока мне смешно. Не боюсь мыслей высокомерных
рабов! Сам
увидишь, что всё тайное станет явным! А ты будешь раздавлен… Верую! Верую!
В маленьком хозяйстве Дуни и отца ее было в ту пору очень мало денег; но деньги эти, до последней копейки, пошли, однако ж, на панихиду за упокой души
рабы божией Анны, — и каждый год потом, в тот самый день, сосновские прихожане могли
видеть, как дедушка Кондратий и его дочка ставили перед образом тонкую восковую свечу, крестились и произносили молитву, в которой часто поминалось имя доброй тетушки Анны.
С течением времени человечество все более и более освобождается от искусственных искажений и приближается к естественным требованиям и воззрениям: мы уже не
видим таинственных сил в каждом лесе и озере, в громе и молнии, в солнце и звездах; мы уже не имеем в образованных странах каст и париев; мы не перемешиваем отношений двух полов, подобно народам Востока; мы не признаем класса
рабов существенной принадлежностью государства, как было у греков и римлян; мы отрицаемся от инквизиционных начал, господствовавших в средневековой Европе.
— Ничего-о! — слышал Илья скрипучий голос Еремея. — Ты только одно знай — бог! Ты вроде крепостного у него… Сказано —
раб! Бог твою жизнь
видит. Придёт светлый день твой, скажет он ангелу: «Слуга мой небесный! иди, облегчи житьё Терентию, мирному
рабу моему…»
А между тем возьмут, отменят внешнюю форму рабства, устроят так, что нельзя больше совершать купчих на
рабов, и воображают и себя уверяют, что рабства уже нет, и не
видят и не хотят
видеть того, что рабство продолжает быть, потому что люди точно так же любят и считают хорошим и справедливым пользоваться трудами других.
О! мой отец не слуг и не друзей
В них
видит, а господ; и сам им служит.
И как же служит? как алжирский
раб,
Как пес цепной. В нетопленой конуре
Живет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, все бегает да лает.
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе. Молчи! когда-нибудь
Оно послужит мне, лежать забудет.
— Ольга, послушай, если хочешь упрекать… о! прости мне; разве мое поведение обнаружило такие мысли? разве я поступал с Ольгой как с
рабой? — ты бедна, сирота, — но умна, прекрасна; — в моих словах нет лести; они идут прямо от души; чуждые лукавства мои мысли открыты перед тобою; — ты себе же повредишь, если захочешь убегать моего разговора, моего присутствия; тогда-то я тебя не оставлю в покое; — сжалься… я здесь один среди получеловеков, и вдруг в пустыне явился мне ангел, и хочет, чтоб я к нему не приближался, не смотрел на него, не внимал ему? — боже мой! — в минуту огненной жажды
видеть перед собою благотворную влагу, которая, приближаясь к губам, засыхает.
Я бич
рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И,
видишь, — я у ног твоих!
Между тем слышишь, как кругом тебя гремит и кружится в жизненном вихре людская толпа, слышишь,
видишь, как живут люди — живут наяву,
видишь, что жизнь для них не заказана, что их жизнь не разлетится, как сон, как видение, что их жизнь вечно обновляющаяся, вечно юная, и ни один час ее не похож на другой, тогда как уныла и до пошлости однообразна пугливая фантазия,
раба тени, идеи,
раба первого облака, которое внезапно застелет солнце и сожмет тоскою настоящее петербургское сердце, которое так дорожит своим солнцем, — а уж в тоске какая фантазия!
Мало того, в пренебрежении ее ко мне были, например, вот какие утонченности: она знает, положим, что мне известно какое-нибудь обстоятельство ее жизни или что-нибудь о том, что сильно ее тревожит; она даже сама расскажет мне что-нибудь из ее обстоятельств, если надо употребить меня как-нибудь для своих целей, вроде
раба или на побегушки; но расскажет всегда ровно столько, сколько надо знать человеку, употребляющемуся на побегушки, и — если мне еще не известна целая связь событий, если она и сама
видит, как я мучусь и тревожусь ее же мучениями и тревогами, то никогда не удостоит меня успокоить вполне своей дружеской откровенностию, хотя, употребляя меня нередко по поручениям не только хлопотливым, но даже опасным, она, по моему мнению, обязана быть со мной откровенною.
Кроме того, что из этого я
вижу, что мисс Полина его
раба (потому что даже у меня просит прощения!), — кроме этого, — ей-то что во всем этом, ей лично?
Точно, у Брянского было больше простоты, ибо Щепкин никогда не мог отделаться вполне от искусственности, которая была слышна в самой естественной игре его; точно, некоторые басни Брянский читал гораздо лучше; но уже во всем остальном не было сравнения: зритель не
видел и не слышал в нем, несмотря на покорную наружность, — хитрого, тонкого, лукавого
раба, кипящего внутренним негодованием.
— Скажите лучше: мужчины не в состоянии чувствовать любви; они — эгоисты, грубы, необразованны; они в женщине хотят
видеть себе
рабу, которая только должна повиноваться им, угождать их прихотям и решительно не иметь собственных желаний, или, лучше сказать, совершенно не жить.
— Только подружки-с! И притом так еще молодо; из грациозности куражимся, вот-с! Даже прелестно. А там — там вы знаете:
рабом ее стану;
увидит почет, общество… совершенно перевоспитается-с.
— Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не понимаете! Кто же не
раб божий? А я вот
вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас из-под крыла вышибу…
Русские до принятия христианства ездили в Константинополь продавать там
рабов; при византийском дворе они
видели пышность и роскошь, которые дразнили их.
Дальше расстервенившийся верный
раб схватил Савелия и вытолкал его на улицу. Мотька слышала всю эту сцену, спрятавшись наверху лестницы, и горько плакала. А Савелий поднял с земли упавший картуз, погрозил Мишке в окно кулаком и отправился к себе домой, — только его Мотька и
видела.
От этой — самой злой и таинственной — порчи, от темной силы запоя, которой не видно и не слышно, которая настигает внезапно и приносит в дом напряженными словами; часть их очевидно, непонятна для самого заклинающего; в них слышен голос отчаянья: «Ты, небо, слышишь, ты, небо,
видишь, что я хочу делать над телом
раба (имя рек).
— А так, друг мой, пропал, что и по се два дни, как вспомню, так, господи, думаю, неужели ж таки такая я грешница, что ты этак меня испытуешь?
Видишь, как удивительно это все случилось:
видела я сон;
вижу, будто приходит ко мне какой-то священник и приносит каравай, вот как, знаешь, в наших местах из каши из пшенной пекут. «На, говорит, тебе,
раба, каравай». — «Батюшка, — говорю, — на что же мне и к чему каравай?» Так вот
видишь, к чему он, этот каравай-то, вышел — к пропаже.
Теперь же я
увидел, что я не господин, а
раб, жалкий и бессильный.
Не могу я
видеть, как люди взрослые, как
рабы, наряженные во фраки, служат нам.
— А я хотел сказать… (Брат Павлин замялся, не решаясь назвать Половецкого братом Михаилом). Видите-ли, у нас в обители есть брат Ираклий… Большего ума человек, но строптивец. Вот он меня и смутил… Придется о. игумну каяться. Обманул я его, как неверный
раб…
Не мы, о россияне несчастные, но всегда любезные нам братья! не мы, но вы нас оставили, когда пали на колена пред гордым ханом и требовали цепей для спасения поносной жизни, [Поносная жизнь — то есть позорная.] когда свирепый Батый,
видя свободу единого Новаграда, как яростный лев, устремился растерзать его смелых граждан, когда отцы наши, готовясь к славной битве, острили мечи на стенах своих — без робости: ибо знали, что умрут, а не будут
рабами!..
Народ, изумленный его величием, невольно и смиренно повиновался, но скоро, не
видя уже героя, пробудился от глубокого сна, и Олег, испытав многократно его упорную непреклонность, удалился от Новагорода с воинством храбрых варягов и славянских юношей, искать победы, данников и
рабов между другими скифскими, менее отважными и гордыми племенами.
— Обняла, — говорю, — земля человека чёрными лапами своими и выжимает из него живую свободную душу, и вот
видим мы пред собою жадного
раба…
— Ты хочешь
видеть глупцов? — сказал он Фоме, задумчиво шедшему сзади. — Посмотри: вот идут они по дороге, кучкой, как стадо баранов, и подымают пыль. А ты, умный Фома, плетешься сзади, а я, благородный, прекрасный Иуда, плетусь сзади, как грязный
раб, которому не место рядом с господином.
Хотя б сказал, благодарю!
Ни взгляда, ни привета,
Он, верно, думает, что плотят мне за это!
Нет,
вижу, что всегда останусь я
рабой...
Не поминай теперь об ней;
Напрасно!.. у груди моей,
Хоть ныне поздно
вижу я,
Согрелась, выросла змея!..
Но ты заплатишь мне теперь
За хлеб и соль мою, поверь.
За сердце ж дочери моей
Я заплачу тебе, злодей,
Тебе, найденыш без креста,
Презренный
раб и сирота!..
И всадник взъехал на курган,
Потом с коня он соскочил
И так в раздумьи говорил:
«Вот место — мертвый иль живой
Он здесь… вот дуб — к нему спиной
Прижавшись, бешеный старик
Рубился —
видел я хоть миг,
Как окружен со всех сторон
С пятью
рабами бился он,
И дорого тебе, Литва,
Досталась эта голова!..
— Грех, сударь; в нищенстве и слепоте моей все теперь
вижу и чувствую. В заповеди господней сказано: не пожелай дома ближнего твоего, ни села его, ни
раба его, а старушка наша имела к тому зависть, хотя и то надобно сказать, все люди, все человеки не без слабости.
Я скорее была
рабой ее Митеньки, и
видит бог, что сил моих больше недоставало.
Заперли
рабу Божию в тесную келийку. Окроме матери Платониды да кривой старой ее послушницы Фотиньи, никого не
видит, никого не слышит заточенница… Горе горемычное, сиденье темничное!.. Где-то вы, дубравушки зеленые, где-то вы, ракитовые кустики, где ты, рожь-матушка зрелая — высокая, овсы, ячмени усатые, что крыли добра молодца с красной девицей?.. Келья высокая, окна-то узкие с железными перекладами: ни выпрыгнуть, ни вылезти… Нельзя подать весточку другу милому…