Неточные совпадения
И Анисья, в свою очередь, поглядев однажды только, как Агафья Матвеевна царствует в кухне, как соколиными очами, без бровей,
видит каждое неловкое движение неповоротливой Акулины; как гремит приказаниями вынуть, поставить, подогреть, посолить, как
на рынке одним взглядом и много-много прикосновением пальца безошибочно решает, сколько курице месяцев от роду, давно ли уснула рыба, когда сорвана с гряд петрушка или салат, — она с удивлением и почтительною боязнью возвела
на нее глаза и решила, что она, Анисья, миновала свое назначение, что поприще ее — не кухня Обломова, где торопливость ее, вечно бьющаяся, нервическая лихорадочность движений устремлена только
на то, чтоб подхватить
на лету уроненную Захаром тарелку или стакан, и где опытность ее и тонкость соображений подавляются мрачною завистью и грубым высокомерием мужа.
Обломов не помнил, где он сидит, даже сидел ли он: машинально смотрел и не замечал, как забрезжилось утро; слышал и не слыхал, как раздался сухой кашель старухи, как стал дворник колоть дрова
на дворе, как застучали и загремели в доме,
видел и не видал, как хозяйка и Акулина пошли
на рынок, как мелькнул пакет мимо забора.
Оттуда мы вышли в слободку, окружающую док, и по узенькой улице, наполненной лавчонками, дымящимися харчевнями, толпящимся, продающим, покупающим народом, вышли
на речку, прошли чрез съестной
рынок, кое-где останавливаясь.
Видели какие-то неизвестные нам фрукты или овощи, темные, сухие, немного похожие видом
на каштаны, но с рожками. Отец Аввакум указал еще
на орехи, называя их «водяными грушами».
Конечно, я не скажу вам, что,
видел я, ел один китаец
на рынке, всенародно…
Когда Верочке было десять лет, девочка, шедшая с матерью
на Толкучий
рынок, получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь
на церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать,
видишь, все добрые люди крестятся!»
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то вот по уезду шатаюсь, так все
вижу: которые были запасы, все
на базар свезены. Все теперь
на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да
на самовары, да
на ситцы, да
на трень-брень… Какая тут неволя? Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то все свое домашнее было, а теперь все с
рынка везут. Главное, хлебушко всем мешает… Ох, горе душам нашим!
То, в чем он
видит развращение нравов, есть собственно бестолочь, происшедшая вследствие смешения понятий, уже известных, отвержденных, с понятиями искомыми, еще не имеющими
на рынке определенного курса.
Произведения его фабрик, его промышленности первенствуют
на всех
рынках; нет нужды, что он сам одет в рубище: он
видит только, что его торговля овладела целым миром, все ему удивляются, все завидуют, и вот, в порыве законной гордости, он восклицает:"О, какой я богатый, довольный и благоденствующий народ!"
— И даже хреноводство, горчицеводство… пусть так. Допускаю даже, что все пойдет у него отлично. Но представь себе теперь следующее: сосед Быстрицына, Петенька Толстолобов, тоже пожелает быть реформатором а-ля Пьер ле Гран.
Видит он, что штука эта идет
на рынке бойко, и думает: сем-ка, я удеру штуку! прекращу празднование воскресных дней, а вместо того заведу клоповодство!
Нужно было ехать по Старой Кедровской улице, но Гордей Евстратыч повернул лошадь за угол и поехал по Стекольной. Он не хотел, чтобы Пазухины
видели его. Точно так же объехал он
рынок, чтобы не встретиться с кем-нибудь из своих торговцев. Только
на плотине он попал как кур в ощип: прямо к нему навстречу катился в лакированных дрожках сам Вукол Логиныч.
Он говорит, что
видел «
на рынке, в Китае-городе, многие женщин, которые были нарумянены, набелены и держали во рту бирюзовые перстни.
Мы
видим тех, которые ходят
на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат
на кладбище своих покойников; но мы не
видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами.
Аня должна была ухаживать за пьяным отцом, штопать братьям чулки, ходить
на рынок, и, когда хвалили ее красоту, молодость и изящные манеры, ей казалось, что весь свет
видит ее дешевую шляпку и дырочки
на ботинках, замазанные чернилами.
Толковали, что дворник поймал
на поджоге протопопа в камилавке; что поджигает главнейшим образом какой-то генерал, у которого спина намазана горючим составом, так что стоит ему почесаться спиною о забор — он и загорится; что за Аракчеевскими казармами приготовлено пять виселиц, и
на одной из них уже повешен один генерал «за измену»; что пожарные представили одного иностранца и одного русского, которые давали им 100 р., чтобы только они не тушили Толкучего
рынка; что семидесятилетняя баба ходила в Смольный поджигать и, схваченная там, объяснила
на допросе, будто получила 100 рублей, но не откроет-де, кто дал ей деньги, хошь в кусочки искрошите; что Петербург поджигает целая шайка в триста человека и что
видели, как ночью Тихвинская Богородица ходила, сама из Тихвина пришла и говорила: «вы, голубчики, не бойтесь, эфтому кварталу не гореть».
Корабельщики, слушая игру и песни Тении, были довольны тем, что
видели перед собою прекрасную певицу, и давали ей монеты, с которыми Тения потом уходила
на рынок, — покупала здесь лучшей пищи для детей и для мужа, и для его матери Пуплии, а для себя уснувшую дешевую рыбу.
Борис вскочил. Исанка, смеясь, держала в руке зеленого вербного чертика. Сегодня утром она проходила по Смоленскому
рынку:
на душе было радостно от примирения с Борькой и что он придет вечером,
увидела, что китаец продает этих смешных чертиков, и купила.