Неточные совпадения
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. — Теперь признано, что настоящее образование может быть только чисто классическое; но мы
видим ожесточенные споры той и другой стороны, и нельзя отрицать, чтоб и противный лагерь не имел
сильных доводов в свою пользу.
— Я не высказываю своего мнения о том и другом образовании, — с улыбкой снисхождения, как к ребенку, сказал Сергей Иванович, подставляя свой стакан, — я только говорю, что обе стороны имеют
сильные доводы, — продолжал он, обращаясь к Алексею Александровичу. — Я классик по образованию, но в споре этом я лично не могу найти своего места. Я не
вижу ясных доводов, почему классическим наукам дано преимущество пред реальными.
Сначала княгиня замечала только, что Кити находится под
сильным влиянием своего engouement, как она называла, к госпоже Шталь и в особенности к Вареньке. Она
видела, что Кити не только подражает Вареньке в её деятельности, но невольно подражает ей в её манере ходить, говорить и мигать глазами. Но потом княгиня заметила, что в дочери, независимо от этого очарования, совершается какой-то серьезный душевный переворот.
Она
видела, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь с равными, то старательно выжидая взгляда
сильных мира и снимая свою круглую, большую шляпу, нажимавшую кончики его ушей.
— Я
вижу, что она счастлива, — повторил он, и сомнение в том, счастлива ли она, еще
сильнее поразило Дарью Александровну.
Для других, она знала, он не представлялся жалким; напротив, когда Кити в обществе смотрела на него, как иногда смотрят на любимого человека, стараясь
видеть его как будто чужого, чтоб определить себе то впечатление, которое он производит на других, она
видела, со страхом даже для своей ревности, что он не только не жалок, но очень привлекателен своею порядочностью, несколько старомодною, застенчивою вежливостью с женщинами, своею
сильною фигурой и особенным, как ей казалось, выразительным лицом.
Листок в ее руке задрожал еще
сильнее, но она не спускала с него глаз, чтобы
видеть, как он примет это. Он побледнел, хотел что-то сказать, но остановился, выпустил ее руку и опустил голову. «Да, он понял всё значение этого события», подумала она и благодарно пожала ему руку.
Был вечер. Небо меркло. Воды
Струились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий. В поле чистом,
Луны при свете серебристом
В свои мечты погружена,
Татьяна долго шла одна.
Шла, шла. И вдруг перед собою
С холма господский
видит дом,
Селенье, рощу под холмом
И сад над светлою рекою.
Она глядит — и сердце в ней
Забилось чаще и
сильней.
И в одиночестве жестоком
Сильнее страсть ее горит,
И об Онегине далеком
Ей сердце громче говорит.
Она его не будет
видеть;
Она должна в нем ненавидеть
Убийцу брата своего;
Поэт погиб… но уж его
Никто не помнит, уж другому
Его невеста отдалась.
Поэта память пронеслась,
Как дым по небу голубому,
О нем два сердца, может быть,
Еще грустят… На что грустить?..
— Чшш! — произнесла татарка, сложив с умоляющим видом руки, дрожа всем телом и оборотя в то же время голову назад, чтобы
видеть, не проснулся ли кто-нибудь от такого
сильного вскрика, произведенного Андрием.
Они, как видно, испугались приезда паничей, не любивших спускать никому, или же просто хотели соблюсти свой женский обычай: вскрикнуть и броситься опрометью,
увидевши мужчину, и потому долго закрываться от
сильного стыда рукавом.
Он шел, а биение сердца становилось
сильнее,
сильнее при одной мысли, что
увидит ее опять, и дрожали молодые колени.
Лонгрен молчал, спокойно смотря на метавшегося в лодке Меннерса, только его трубка задымила
сильнее, и он, помедлив, вынул ее из рта, чтобы лучше
видеть происходящее.
Быть может, при других обстоятельствах эта девушка была бы замечена им только глазами, но тут он иначе
увидел ее. Все стронулось, все усмехнулось в нем. Разумеется, он не знал ни ее, ни ее имени, ни, тем более, почему она уснула на берегу, но был этим очень доволен. Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно
сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли.
Ему шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном
сильном моменте и, тем получив стройное выражение, стали неукротимым желанием. До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада — просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол — во множестве садов иных, и вдруг
увидел их ясно, все — в прекрасном, поражающем соответствии.
Слова Марьи Ивановны открыли мне глаза и объяснили мне многое. Я понял упорное злоречие, которым Швабрин ее преследовал. Вероятно, замечал он нашу взаимную склонность и старался отвлечь нас друг от друга. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки,
увидел я в них обдуманную клевету. Желание наказать дерзкого злоязычника сделалось во мне еще
сильнее, и я с нетерпением стал ожидать удобного случая.
Самгин был раздражен речами Безбедова и,
видя, что он все
сильнее пьянеет, опасался скандала, но, не в силах сдержать своего раздражения, сухо ответил...
Самгин
увидел Никонову человеком типа Тани Куликовой, одним из тех людей, которые механически делают какое-нибудь маленькое дело, делают потому, что бездарны, слабовольны и не могут свернуть с тропинки, куда их толкнули
сильные люди или неудачно сложившиеся обстоятельства.
Но, хотя речи были неинтересны, люди все
сильнее раздражали любопытство. Чего они хотят? Присматриваясь к Стратонову, Клим
видел в нем что-то воинствующее и, пожалуй, не удивился бы, если б Стратонов крикнул на суетливого, нервозного рыженького...
Обе фигурки на фоне огромного дворца и над этой тысячеглавой, ревущей толпой были игрушечно маленькими, и Самгину казалось, что чем лучше
видят люди игрушечность своих владык, тем
сильнее становится восторг людей.
Теперь, когда Клим большую часть дня проводил вне дома, многое ускользало от его глаз, привыкших наблюдать, но все же он
видел, что в доме становится все беспокойнее, все люди стали иначе ходить и даже двери хлопают
сильнее.
А открыв глаза, он
увидел, что темно-лиловая, тяжелая вода все чаще,
сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной голове и что маленькие, мокрые руки, красно́ поблескивая, подвигаются ближе, обламывая лед.
Снова стало тихо; певец запел следующий куплет; казалось, что голос его стал еще более
сильным и уничтожающим, Самгина пошатывало, у него дрожали ноги, судорожно сжималось горло; он ясно
видел вокруг себя напряженные, ожидающие лица, и ни одно из них не казалось ему пьяным, а из угла, от большого человека плыли над их головами гремящие слова...
А если огонь не угаснет, жизнь не умрет, если силы устоят и запросят свободы, если она взмахнет крыльями, как
сильная и зоркая орлица, на миг полоненная слабыми руками, и ринется на ту высокую скалу, где
видит орла, который еще
сильнее и зорче ее?.. Бедный Илья!
— Довольно, — перебила она. — Вы высказались в коротких словах.
Видите ли, вы дали бы мне счастье на полгода, на год, может быть, больше, словом до новой встречи, когда красота, новее и
сильнее, поразила бы вас и вы увлеклись бы за нею, а я потом — как себе хочу! Сознайтесь, что так?
Она
видела теперь в нем мерзость запустения — и целый мир опостылел ей. Когда она останавливалась, как будто набраться силы, глотнуть воздуха и освежить запекшиеся от
сильного и горячего дыхания губы, колени у ней дрожали; еще минута — и она готова рухнуть на землю, но чей-то голос, дающий силу, шептал ей: «Иди, не падай — дойдешь!»
По впечатлительной натуре своей он пристрастился к этой новой, простой, мягкой и вместе
сильной личности. Он располагал пробыть в «Дымке» и долее. Ему хотелось вникнуть в порядок хозяйственного механизма Тушина. Он едва успел заметить только наружный порядок,
видеть бросающиеся в глаза результаты этого хозяйства, не успев вникнуть в самый процесс его отправления.
У меня сердце сжалось до боли, когда я услышал такие слова. Эта наивно унизительная просьба была тем жалчее, тем
сильнее пронзала сердце, что была так обнаженна и невозможна. Да, конечно, он просил милостыню! Ну мог ли он думать, что она согласится? Меж тем он унижался до пробы: он попробовал попросить! Эту последнюю степень упадка духа было невыносимо
видеть. Все черты лица ее как бы вдруг исказились от боли; но прежде чем она успела сказать слово, он вдруг опомнился.
— Не сметь, не сметь! — завопил и Ламберт в ужаснейшем гневе; я
видел, что во всем этом было что-то прежнее, чего я не знал вовсе, и глядел с удивлением. Но длинный нисколько не испугался Ламбертова гнева; напротив, завопил еще
сильнее. «Ohe, Lambert!» и т. д. С этим криком вышли и на лестницу. Ламберт погнался было за ними, но, однако, воротился.
Но отец Аввакум имел, что французы называют, du guignon [неудачу — фр.]. К вечеру стал подувать порывистый ветерок, горы закутались в облака. Вскоре облака заволокли все небо. А я подготовлял было его
увидеть Столовую гору, назначил пункт, с которого ее видно, но перед нами стояли горы темных туч, как будто стены, за которыми прятались и Стол и Лев. «Ну, завтра
увижу, — сказал он, — торопиться нечего». Ветер дул
сильнее и
сильнее и наносил дождь, когда мы вечером, часов в семь, подъехали к отелю.
Всякий раз, при
сильном ударе того или другого петуха, раздавались отрывистые восклицания зрителей; но когда побежденный побежал, толпа завыла дико, неистово, продолжительно, так что стало страшно. Все привстали с мест, все кричали. Какие лица, какие страсти на них! и все это по поводу петушьей драки! «Нет, этого у нас не
увидите», — сказал барон. Действительно, этот момент был самый замечательный для постороннего зрителя.
Тон короткой, но
сильной речи Фанарина был такой, что он извиняется за то, что настаивает на том, что господа сенаторы с своей проницательностью и юридической мудростью
видят и понимают лучше его, но что делает он это только потому, что этого требует взятая им на себя обязанность.
Вел он партию как обыкновенно и как полагается и никак не мог предвидеть, что такие
сильные люди, как те два, которых
видел Нехлюдов, не выдержат и умрут.
То, что в продолжение этих трех месяцев
видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и
сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни человеческой.
Надежда Васильевна с первого раза произвела
сильное впечатление на Привалова, как мы уже
видели.
Нетерпимость обыкновенно связывали с
сильными религиозными верованиями и в нетерпимости национальной или революционно-социальной
видели перенесение религиозной веры на другие сферы.
Ночью будет еще
сильнее думать, во сне будет
видеть, а к завтрашнему утру, пожалуй, готов будет ко мне бежать и прощенья просить.
Но Илюша, уже слышавший и знавший еще за три дня, что ему подарят маленькую собачку, и не простую, а настоящую меделянскую (что, конечно, было ужасно важно), хотя и показывал из тонкого и деликатного чувства, что рад подарку, но все, и отец и мальчики, ясно
увидели, что новая собачка, может быть, только еще
сильнее шевельнула в его сердечке воспоминание о несчастной, им замученной Жучке.
— Ты ошибся, мой добрый Алеша, — проговорил он с выражением лица, которого никогда еще Алеша у него не
видел, — с выражением какой-то молодой искренности и
сильного неудержимо откровенного чувства, — никогда Катерина Ивановна не любила меня!
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под одеялом. Вечером перед сном тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я проснулся от
сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть
увидел свет потухающих углей и испугался.
Один удар грома был особенно оглушителен. Молния ударила как раз в той стороне, где находилась скалистая сопка. К удару грома примешался еще какой-то
сильный шум: произошел обвал. Надо было
видеть, в какое волнение пришел солон! Он решил, что черт сердится и ломает сопку.
Они сообщили нам крайне неприятную новость: 4 ноября наша лодка вышла с реки Холонку, и с той поры о ней ни слуху ни духу. Я вспомнил, что в этот день дул особенно
сильный ветер. Пугуй (так звали одного из наших новых знакомых)
видел, как какая-то лодка в море боролась с ветром, который относил ее от берега все дальше и дальше; но он не знает, была ли то лодка Хей-ба-тоу.
Я так ушел в свои думы, что совершенно забыл, зачем пришел сюда в этот час сумерек. Вдруг
сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и
увидел какое-то несуразное и горбатое животное с белыми ногами. Вытянув вперед свою большую голову, оно рысью бежало по лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное пулей. Через минуту я
увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Часов в девять вечера прошел короткий, но
сильный дождь, после которого туман сразу исчез и мы
увидели красивое звездное небо. И это небо, по которому широкой полосой протянулся Млечный Путь, и темный океан, в котором разом отражались все светила небесные, одинаково казались беспредельно глубокими.
Это впечатление становилось еще
сильнее, когда, взобравшись на какую-нибудь кочку, я
видел, как степь волновалась.
Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда идет через Сихотэ-Алинь на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и
сильное. Оно прекрасно
видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда
сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я
увидел, что мы подверглись большой опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Это, конечно, только о мужчинах: у женщин ведь и не бывает
сильного ума, по — нынешнему, — им,
видите ли, природа отказала в этом, как отказала кузнецам в нежном цвете лица, портным — в стройности стана, сапожникам — в тонком обонянии, — это все природа.
— Да, Саша, я слышу от всех, — сама я плохая свидетельница в этом, мои глаза подкуплены, но все
видят то же: твои глаза яснеют, твой взгляд становится
сильнее и зорче.
Как величественно сидит она, как строго смотрит! едва наклонила голову в ответ на его поклон. «Очень рада вас
видеть, прошу садиться». — Ни один мускул не пошевелился в ее лице. Будет
сильная головомойка, — ничего, ругай, только спаси.