Неточные совпадения
Все
были налицо, все до единого:
взрослые и сильные рубили и ломали; малолетние и слабосильные сгребали мусор и свозили его к реке.
Сгоревших людей оказалось с десяток, в том числе двое
взрослых; Матренку же, о которой накануне
был разговор, нашли спящею на огороде между гряд.
С восходом солнца все в доме поднимаются;
взрослые и подростки облекаются в единообразные одежды (по особым, апробованным [То
есть апробированным, проверенным.] градоначальником рисункам), подчищаются и подтягивают ремешки.
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского
была жена и семья —
взрослые пажи дети, и
была другая, незаконная семья, от которой тоже
были дети. Хотя первая семья тоже
была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Левин вдруг покраснел, но не так, как краснеют
взрослые люди, — слегка, сами того не замечая, но так, как краснеют мальчики, — чувствуя, что они смешны своей застенчивостью и вследствие того стыдясь и краснея еще больше, почти до слез. И так странно
было видеть это умное, мужественное лицо в таком детском состоянии, что Облонский перестал смотреть на него.
Который же из двух?
«Ах! батюшка, сон в руку!»
И говорит мне это вслух!
Ну, виноват! Какого ж дал я крюку!
Молчалин давеча в сомненье ввел меня.
Теперь… да в полмя из огня:
Тот нищий, этот франт-приятель;
Отъявлен мотом, сорванцом;
Что за комиссия, создатель,
Быть взрослой дочери отцом...
— Та осина, — заговорил Базаров, — напоминает мне мое детство; она растет на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время
был уверен, что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда, что я не скучал оттого, что
был ребенком. Ну, теперь я
взрослый, талисман не действует.
Когда говорили интересное и понятное, Климу
было выгодно, что
взрослые забывали о нем, но, если споры утомляли его, он тотчас напоминал о себе, и мать или отец изумлялись...
В детстве он
был бесцветен, хотя пред
взрослыми обнаруживал ленивенькое, но несгибаемое упрямство, а в играх с детями — добродушие дворового пса.
И всегда нужно что-нибудь выдумывать, иначе никто из
взрослых не
будет замечать тебя и
будешь жить так, как будто тебя нет или как будто ты не Клим, а Дмитрий.
Да, все
было не такое, как рассказывали
взрослые. Климу казалось, что различие это понимают только двое — он и Томилин, «личность неизвестного назначения», как прозвал учителя Варавка.
Он
был «честен с собой», понимал, что платит за внимание, за уважение дешево, мелкой, медной монетой, от этого его отношение к людям, становясь еще более пренебрежительным, принимало оттенок благодушия, естественного человеку зрелому,
взрослому в его беседах с подростками.
Клим нередко ощущал, что он тупеет от странных выходок Дронова, от его явной грубой лжи. Иногда ему казалось, что Дронов лжет только для того, чтоб издеваться над ним. Сверстников своих Дронов не любил едва ли не больше, чем
взрослых, особенно после того, как дети отказались играть с ним. В играх он обнаруживал много хитроумных выдумок, но
был труслив и груб с девочками, с Лидией — больше других. Презрительно называл ее цыганкой, щипал, старался свалить с ног так, чтоб ей
было стыдно.
Вслушиваясь в беседы
взрослых о мужьях, женах, о семейной жизни, Клим подмечал в тоне этих бесед что-то неясное, иногда виноватое, часто — насмешливое, как будто говорилось о печальных ошибках, о том, чего не следовало делать. И, глядя на мать, он спрашивал себя:
будет ли и она говорить так же?
Самгин
ел что-то удивительно вкусное и чувствовал себя
взрослым на празднике детей.
Он
был веселее всех
взрослых и всем давал смешные прозвища.
— Ты все такая же… нервная, — сказала Вера Петровна; по паузе Клим догадался, что она хотела сказать что-то другое. Он видел, что Лидия стала совсем
взрослой девушкой, взгляд ее
был неподвижен, можно
было подумать, что она чего-то напряженно ожидает. Говорила она несвойственно ей торопливо, как бы желая скорее выговорить все, что нужно.
Был момент нервной судороги в горле, и
взрослый, почти сорокалетний человек едва подавил малодушное желание заплакать от обиды.
Клим видел, что
взрослые все выше поднимают его над другими детьми; это
было приятно.
Клим слушал эти речи внимательно и очень старался закрепить их в памяти своей. Он чувствовал благодарность к учителю: человек, ни на кого не похожий, никем не любимый, говорил с ним, как со
взрослым и равным себе. Это
было очень полезно: запоминая не совсем обычные фразы учителя, Клим пускал их в оборот, как свои, и этим укреплял за собой репутацию умника.
Может
быть, когда дитя еще едва выговаривало слова, а может
быть, еще вовсе не выговаривало, даже не ходило, а только смотрело на все тем пристальным немым детским взглядом, который
взрослые называют тупым, оно уж видело и угадывало значение и связь явлений окружающей его сферы, да только не признавалось в этом ни себе, ни другим.
Может
быть, детский ум его давно решил, что так, а не иначе следует жить, как живут около него
взрослые. Да и как иначе прикажете решить ему? А как жили
взрослые в Обломовке?
Когда Иву
было 15 лет, его воспитатель умер,
взрослые дети лесничего уехали — кто в Америку, кто в Южный Уэльс, кто в Европу, и Ив некоторое время работал у одного фермера.
— А вот что: ты
взрослая девушка, давно невеста: так ты
будь немножко пооглядчивее…
— Вы
взрослая и потому не бойтесь выслушать меня: я говорю не ребенку. Вы
были так резвы, молоды, так милы, что я забывал с вами мои лета и думал, что еще мне рано — да мне, по летам, может
быть, рано говорить, что я…
Она не знала, что ей надо делать, чтоб
быть не ребенком, чтоб на нее смотрели, как на
взрослую, уважали, боялись ее. Она беспокойно оглядывалась вокруг, тиранила пальцами кончик передника, смотрела себе под ноги.
— А куда? Везде все то же; везде
есть мальчики, которым хочется, чтоб поскорей усы выросли, и девичьи тоже всюду
есть… Ведь
взрослые не станут слушать. И вам не стыдно своей роли? — сказала она, помолчав и перебирая рукой его волосы, когда он наклонился лицом к ее руке. — Вы верите в нее, считаете ее не шутя призванием?
— Как не
быть? Я
взрослая, не девочка! — с печальной важностью сказала она, помолчав.
От первой жены у него
есть взрослый сын, которого он обещал показать нам за обедом.
«Подал бы я, — думалось мне, — доверчиво мудрецу руку, как дитя
взрослому, стал бы внимательно слушать, и, если понял бы настолько, насколько ребенок понимает толкования дядьки, я
был бы богат и этим скудным разумением». Но и эта мечта улеглась в воображении вслед за многим другим. Дни мелькали, жизнь грозила пустотой, сумерками, вечными буднями: дни, хотя порознь разнообразные, сливались в одну утомительно-однообразную массу годов.
Мальчишки стояли на коленях по трое в ряд; один читал молитвы, другие повторяли нараспев, да тут же кстати и шалили, — все тагалы;
взрослых мужчин не
было ни одного.
Он живал в этом имении в детстве и в юности, потом уже
взрослым два раза
был в нем и один раз по просьбе матери привозил туда управляющего-немца и поверял с ним хозяйство, так что он давно знал положение имения и отношения крестьян к конторе, т. е. к землевладельцу.
Мы уже сказали, что старшая дочь Агриппины Филипьевны
была замужем за Половодовым; следующая за нею по летам, Алла, вступила уже в тот цветущий возраст, когда ей неприлично
было оставаться в недрах муравейника, и она
была переведена в спальню maman, где и жила на правах совсем
взрослой барышни.
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в
взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это
было, когда вы с Константином Васильичем
были детьми, а Надежда Васильевна крошечной девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
Девицы
были уже
взрослые и окончившие свое воспитание, наружности не неприятной, веселого нрава и, хотя все знали, что за ними ничего не дадут, все-таки привлекавшие в дом дедушки нашу светскую молодежь.
Больной Самсонов, в последний год лишившийся употребления своих распухших ног, вдовец, тиран своих
взрослых сыновей, большой стотысячник, человек скаредный и неумолимый, подпал, однако же, под сильное влияние своей протеже, которую сначала
было держал в ежовых рукавицах и в черном теле, «на постном масле», как говорили тогда зубоскалы.
Из той ватаги гулявших господ как раз оставался к тому времени в городе лишь один участник, да и то пожилой и почтенный статский советник, обладавший семейством и
взрослыми дочерьми и который уж отнюдь ничего бы не стал распространять, если бы даже что и
было; прочие же участники, человек пять, на ту пору разъехались.
Был он вдов и имел четырех
взрослых дочерей; одна
была уже вдовой, жила у него с двумя малолетками, ему внучками, и работала на него как поденщица.
Алеша безо всякой предумышленной хитрости начал прямо с этого делового замечания, а между тем
взрослому и нельзя начинать иначе, если надо войти прямо в доверенность ребенка и особенно целой группы детей. Надо именно начинать серьезно и деловито и так, чтобы
было совсем на равной ноге; Алеша понимал это инстинктом.
После нескольких колебаний определили считать за брата или сестру до 8 лет четвертую часть расходов
взрослой девицы, потом содержание девочки до 12 лет считалось за третью долю, с 12 — за половину содержания сестры ее, с 13 лет девочки поступали в ученицы в мастерскую, если не пристраивались иначе, и положено
было, что с 16 лет они становятся полными участницами компании, если
будут признаны выучившимися хорошо шить.
«А не знаете ли вы чего-нибудь поподробнее о жизни самой г-жи Бичер-Стоу, роман которой мы все знаем по вашим рассказам?», — говорит одна из
взрослых собеседниц; нет, Кирсанов теперь не знает, но узнает, это ему самому любопытно, а теперь он может пока рассказать кое-что о Говарде, который
был почти такой же человек, как г-жа Бичер-Стоу.
Однажды, — Вера Павловна
была еще тогда маленькая; при
взрослой дочери Марья Алексевна не стала бы делать этого, а тогда почему
было не сделать? ребенок ведь не понимает! и точно, сама Верочка не поняла бы, да, спасибо, кухарка растолковала очень вразумительно; да и кухарка не стала бы толковать, потому что дитяти этого знать не следует, но так уже случилось, что душа не стерпела после одной из сильных потасовок от Марьи Алексевны за гульбу с любовником (впрочем, глаз у Матрены
был всегда подбитый, не от Марьи Алексевны, а от любовника, — а это и хорошо, потому что кухарка с подбитым глазом дешевле!).
Кто теперь живет на самой грязной из бесчисленных черных лестниц первого двора, в 4-м этаже, в квартире направо, я не знаю; а в 1852 году жил тут управляющий домом, Павел Константиныч Розальский, плотный, тоже видный мужчина, с женою Марьею Алексевною, худощавою, крепкою, высокого роста дамою, с дочерью,
взрослою девицею — она-то и
есть Вера Павловна — и 9–летним сыном Федею.
Потом, разумеется, вырос и стал
взрослым мужчиною; а в это время какому-то богачу и прогрессисту в сельском хозяйстве вздумалось устроить у себя на южном берегу Крыма, вместо виноградников, хлопчато-бумажные плантации; он и поручил кому-то достать ему управляющего из Северной Америки: ему и достали Джемса Бьюмонта, канадского уроженца, нью-йоркского жителя, то
есть настолько верст не видывавшего хлопчатобумажных плантаций, насколько мы с вами, читатель, не видывали из своего Петербурга или Курска гору Арарат; это уж всегда так бывает с подобными прогрессистами.
Понятно, что в таком столпотворении разобраться
было нелегко, и недели две после приезда все ходили как потерянные. Искали и не находили; находили и опять теряли. Для
взрослых помещичьих дочерей — и в том числе для сестры Надежды — это
было чистое мученье. Они рвались выезжать, мечтали порхать на балах, в театрах, а их держали взаперти, в вонючих каморках, и кормили мороженою домашней провизией.
Детей у него
было четверо и всё сыновья — дядя любил мудреные имена, и потому сыновья назывались: Ревокат, Феогност, Селевк и Помпей —
были тоже придавлены и испуганы, по крайней мере, в присутствии отца, у которого на лице, казалось,
было написано: «А вот я тебя сейчас прокляну!» Когда я зазнал их, это
были уже
взрослые юноши, из которых двое посещали университет, а остальные кончали гимназию.
Это
была вторая обида. Позволить себя,
взрослого юношу, мыть женщине… это уж ни на что не похоже!
— Ну, это еще улита едет, когда-то
будет. А дети у него
взрослые?
Взрослые дочери хозяев и молодые мастерицы, мальчики, вышедшие в мастера, уже получавшие жалованье, играли свадьбы, родня росла, — в «Олсуфьевке» много
было родственников.
Работа мальчиков кроме разгона и посылок сливалась с работой
взрослых, но у них
была и своя, специальная.