Утром после бури еще моросил мелкий дождь. В полдень
ветер разорвал туманную завесу, выглянуло солнце, и вдруг все ожило: земной мир сделался прекрасен. Камни, деревья, трава, дорога приняли праздничный вид; в кустах запели птицы; в воздухе появились насекомые, и даже шум воды, сбегающей пенистыми каскадами с гор, стал ликующим и веселым.
Неточные совпадения
Дул
ветер, окутывая вокзал холодным дымом, трепал афиши на стене, раскачивал опаловые, жужжащие пузыри электрических фонарей на путях. Над нелюбимым городом колебалось мутно-желтое зарево, в сыром воздухе плавал угрюмый шум, его
разрывали тревожные свистки маневрирующих паровозов. Спускаясь по скользким ступеням, Самгин поскользнулся, схватил чье-то плечо; резким движением стряхнув его руку, человек круто обернулся и вполголоса, с удивлением сказал...
Потом на проспект выдвинулась похоронная процессия, хоронили героя, медные трубы выпевали мелодию похоронного марша, медленно шагали черные лошади и солдаты, зеленоватые, точно болотные лягушки, размахивал кистями и бахромой катафалк, держась за него рукою, деревянно шагала высокая женщина, вся в черной кисее, кисея летала над нею, вокруг ее,
ветер как будто
разрывал женщину на куски или хотел подбросить ее к облакам.
Он написал ей ответ, где повторил о своем намерении уехать, не повидавшись с нею, находя, что это единственный способ исполнить ее давнишнее требование, — оставить ее в покое и прекратить свою собственную пытку. Потом
разорвал свой дневник и бросил по
ветру клочки, вполне разочарованный в произведениях своей фантазии.
— А, это от того бесенка! — рассмеялся он злобно и, не распечатав конверта, вдруг
разорвал его на несколько кусков и бросил на
ветер. Клочья разлетелись.
Из шестидесяти четырех убитых барок тридцать шесть потерпели крушение от естественных опасностей сплава, семь — от тесноты, пятнадцать — вследствие столкновения судов между собой, пять — при причале к берегу о подводные камни и от
разрыва снастей, одна подрезана льдом; из тридцати семи обмелевших барок двадцать три судна были занесены
ветром и четырнадцать обмелели от неосторожности и неизвестных причин.
Кое-где
ветер прорывал тучи, и из
разрывов смотрели голубые кусочки неба с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя.
Теперь, когда я пишу эти строки, в мои теплые окна злобно стучит осенний дождь и где-то надо мной воет
ветер. Я гляжу на темное окно и на фоне ночного мрака силюсь создать силою воображения мою милую героиню… И я вижу ее с ее невинно-детским, наивным, добрым личиком и любящими глазами. Мне хочется бросить перо и
разорвать, сжечь то, что уже написано. К чему трогать память этого молодого, безгрешного существа?
Посмотришь вниз — тот же сыпучий снег
разрывают полозья, и
ветер упорно поднимает и уносит все в одну сторону.
Только что солнце показалось на чистой полосе из-под тучи, как
ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, — и всё затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи,
разрывая ее края. Всё засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.