Неточные совпадения
Плясать кончили, публика неистово кричала, аплодировала, китаец, взяв русалку под руку,
вел ее
в буфет, где тоже орали, как на базаре, китаец заглядывал
в лицо Варвары, шептал ей что-то, лицо его нелепо расширялось, таяло, улыбался он так, что уши передвинулись к затылку. Самгин отошел
в угол, сел там и, сняв маску, спрятал ее
в карман.
Придя
в трактир, Федор садился за
буфетом вместе со своим другом Кузьмой Егорычем и его братом Михаилом — содержателями трактира. Алексей шел
в бильярдную, где
вел разговоры насчет бегов, а иногда и сам играл на бильярде по рублю партия, но всегда так сводил игру, что ухитрялся даже с шулеров выпрашивать чуть не
в полпартии авансы, и редко проигрывал, хотя играл не кием, а мазиком.
Карачунский
повел его прямо
в столовую. Родион Потапыч ступал своими большими сапогами по налощенному полу с такой осторожностью, точно боялся что-то пролить. Столовая была обставлена с настоящим шиком: стены под дуб, дубовый массивный
буфет с резными украшениями, дубовая мебель, поставец и т. д. Чай разливал сам хозяин. Зыков присел на кончик стула и весь вытянулся.
У нас
в доме была огромная зала, из которой две двери
вели в две небольшие горницы, довольно темные, потому что окна из них выходили
в длинные сени, служившие коридором;
в одной из них помещался
буфет, а другая была заперта; она некогда служила рабочим кабинетом покойному отцу моей матери; там были собраны все его вещи: письменный стол, кресло, шкаф с книгами и проч.
Лаптев сам побежал
в столовую, взял
в буфете, что первое попалось ему под руки, — это была высокая пивная кружка, — налил воды и принес брату. Федор стал жадно пить, но вдруг укусил кружку, послышался скрежет, потом рыдание. Вода полилась на шубу, на сюртук. И Лаптев, никогда раньше не видавший плачущих мужчин,
в смущении и испуге стоял и не знал, что делать. Он растерянно смотрел, как Юлия и горничная сняли с Федора шубу и
повели его обратно
в комнаты, и сам пошел за ними, чувствуя себя виноватым.
Налево из этих теплых сеней дверь
вела в лакейскую,
в которой за перегородкой с балюстрадой помещался
буфет, а с правой стороны вдоль стены поднималась лестница
в антресоли.
С балкона дверь
вела прямо
в залу, служившую и столовой, отделанную кое-как, — точно
в доме жили только по летам, а не круглый год. Стены стояли голые, с потусклыми обоями; ни одной картинки, окна без гардин, вдоль стен венские стулья и
в углу
буфет — неуклюжий, рыночной работы.
И Анна Серафимовна никогда не сознавала так резко разницу между собой и Палтусовым. Как ни возьми, все-таки он барин. Вот титулованная барышня небось привлекает его. Понятно. А что бы мешало ей самой привлечь к себе такого мужчину? Ведь она ни разу не говорила с ним задушевно. Он, быть может, этого и ждет. Разговор их во время кадрили не клеился.
В шене [Фигура
в танцах (от фр.: chaîne — цепь).], после шестой фигуры, Анна Серафимовна не захотела участвовать. Палтусов
повел ее
в дамский
буфет.
Дом Рогожиных горел огнями. Обставленная растениями галерея
вела к танцевальной зале. У входа
в нее помещался
буфет с шампанским и зельтерской водой. Тут же стоял хозяин, улыбался входящим гостям и приглашал мужчин «пропустить стаканчик». Сени и лестница играли разноцветным мрамором. Огромное зеркало отражало длинные вереницы свечей во всю анфиладу комнат.
Те же беленые стены с видами Афонских гор и другими «божественными картинками», с портретами государя и государыни и других членов императорской фамилии, без которых немыслим ни один дом сибирского крестьянина, боготворящего своего царя-батюшку; та же старинная мебель, иногда даже красного дерева; диваны с деревянными лакированными спинками, небольшое простеночное зеркало
в раме и неприменно старинный
буфет со стеклами затейливого устройства, точно перевезенный из деревенского дома «старосветского» помещика и Бог
весть какими судьбами попавший
в далекие сибирские палестины.
По другим преданиям, где теперь расположен Петергоф, стояли две чухонские деревушки: Похиоки и Кусоя; Петр избрал между этими деревушками возвышенную местность и построил палатку или небольшой «попутный дворец». Царь его выстроил
в голландском вкусе и назвал «Монплезиром»; близ него помещалась столовая,
буфет, кавалерские комнаты, баня и ванная царя.
В одном из примыкающих к нему флигелей он
велел поставить походную церковь.
Те же беленые стены с видами Афонских гор и другими «божественными картинками», с портретами Государя и Государыни и других членов Императорской фамилии, без которых немыслим ни один дом сибирского крестьянина, боготворящего своего Царя-Батюшку, та же старинная мебель — иногда даже красного дерева диваны с деревянными лакированными спинками, небольшое простеночное зеркало
в раме и непременно старинный
буфет со стеклами затейливого устройства, точно перевезенный из деревенского дома «старосветского» помещика и Бог
весть как попавший
в далекие Сибирские Палестины.