Неточные совпадения
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув головой, но, очевидно, для порядка, раскрыл мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой груди арестанта. Все молчали. Фельдшер
приподнялся, еще качнул головой и потрогал пальцем сначала одно, потом другое
веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
Между тем
веки спящего совсем
приподнялись, в неподвижных зрачках заискрились лучи, и голова заметно отделилась от подушки навстречу свету.
У него горела голова, жгло
веки глаз, сохли губы. Он нервно курил папиросу за папиросой и часто
приподымался с дивана, чтобы взять со стола графин с водой и жадно, прямо из горлышка, выпить несколько больших глотков. Потом каким-то случайным усилием воли ему удалось оторвать свои мысли от прошедшей ночи, и сразу тяжелый сон, без всяких видений и образов, точно обволок его черной ватой.
— Яша, батюшка, голубчик, не оставь старика: услужи ты мне! — воскликнул он наконец,
приподымаясь на ноги с быстротою, которой нельзя было ожидать от его лет. — Услужи мне! Поколь господь продлит мне
век мой, не забуду тебя!.. А я… я было на них понадеялся! — заключил он, обращая тоскливо-беспокойное лицо свое к стороне Оки и проводя ладонью по глазам, в которых показались две тощие, едва приметные слезинки.
Егорушка
приподнялся и посмотрел вокруг себя. Даль заметно почернела и уж чаще, чем каждую минуту, мигала бледным светом, как
веками. Чернота ее, точно от тяжести, склонялась вправо.
Она вдруг
приподнимается, широко раскрывает
веки…
Его тусклые и воспалённые глаза старика, с красными, опухшими
веками, беспокойно моргали, а испещрённое морщинами лицо замерло в выражении томительной тоски. Он то и дело сдержанно кашлял и, поглядывая на внука, прикрывал рот рукой. Кашель был хрипл, удушлив, заставлял деда
приподниматься с земли и выжимал на его глазах крупные капли слёз.
— Я сегодня еду в Петербург, — равнодушно и устало говорил патрон, медленно опускаясь в кресло. Тяжелые
веки едва
приподнимались над глазами, и все лицо его, желтое, стянутое глубокими морщинами к седой щетинистой бородке, похоже было на старый пергамент, на котором не всем понятную, но печальную повесть начертала жестокая жизнь.
Взволнованная, пристыженная, я быстро разделась и легла в постель. Сквозь полузакрытые
веки я видела, как привели в чувство до смерти напуганную Люду, видела, как ее уложили в кровать и как, по уходе фрейлен, бледная, измученная, она
приподнялась немного и тихо шепнула...