В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузьминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузьминишны, был очень значительный человек. Его
везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным вéрхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
Неточные совпадения
Нисколько не смущенный тем разочарованием, которое он произвел, заменив собою старого князя, Весловский весело поздоровался с Левиным, напоминая прежнее знакомство, и, подхватив
в коляску Гришу, перенес его через пойнтера, которого
вез с собой Степан Аркадьич.
— Вообразите, я его уже четыре дня вожу с собою, — продолжал он, немного как бы растягивая лениво слова, но безо всякого фатовства, а совершенно натурально. — Помните, с тех пор, как ваш брат его тогда из
коляски вытолкнул и он полетел. Тогда он меня очень этим заинтересовал, и я взял его
в деревню, а он все теперь врет, так что с ним стыдно. Я его назад
везу…
Тут уж он и совсем обомлел: «Ваше благородие, батюшка барин, да как вы… да стою ли я…» — и заплакал вдруг сам, точно как давеча я, ладонями обеими закрыл лицо, повернулся к окну и весь от слез так и затрясся, я же выбежал к товарищу, влетел
в коляску, «
вези» кричу.
Вон у меня
в коляске лежит, и нос у немца отбит; назад
везу).
Потом проехала какая-то
коляска странной формы, похожей на тыкву, из которой вырезана ровно четверть; тыкву эту
везли четыре потертых лошади; гайдук-форейтор и седой сморщившийся кучер были одеты
в сермягах, а сзади трясся лакей
в шинели с галунами цвету верантик.
Во время разговора о Воронеже мелькали все неизвестные мне имена, и только нашлась одна знакомая фигура.
В памяти мелькнула картина: когда после бенефиса публика провожала М. Н. Ермолову и когда какой-то гигант впрягся
в оглобли экипажа, а два квартальных и несколько городовых,
в служебном рвении, захотели предупредить этот непредусмотренный способ передвижения и уцепились
в него, то он рявкнул: «Бр-рысь!» — и как горох посыпалась полиция, а молодежь окружила
коляску и
повезла юбиляршу.
— Нет, Андрей Васьянович! Вот этот барин — награди его господь! — изволит
везти меня, вплоть до самой Москвы,
в своей
коляске.
И чтобы прекратить все усиливающееся волнение, Вера Алексеевна с хохотом садилась
в коляску, и мы без всякого затруднения
везли ее с полверсты под гору до оврага.
Прослушал все это я и
везу, куда мне было приказано; но вышло так, что Дмитрий Никитич встречает нас, вместе с городничим, еще на черте города, повторяет свой зов, губернатор благодарит и приглашает его с собой
в коляску; поехали по городу.
Положили
в коляску и
повезли…
Тот понял и сейчас же распорядился, чтобы была подана
коляска. Глафиру Васильевну вывели, усадили среди подушек, укутали ей ноги пледом и
повезли, куда попало, по освещенной луной Москве. Рядом с нею сидела горничная из гостиницы, а на передней лавочке — Горданов. Они ездили долго, пока больная почувствовала усталость и позыв ко сну; тогда они вернулись, и Глафира тотчас же легла
в постель. Девушка легла у нее
в ногах на диванчике.
— Дед, — обратился он к Максиму, —
вези меня к Мирону! Скорей! Идем, садись
в коляску!
Коляска,
в которой
везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденье для графини
в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
Она отвечала им, что это «не их дело», что она «сама мать», и, быстро встав с места, она
повезла колясочку к выходу из сада, но на виду у всех попала
в колесо зонтиком и за один прием переломила
в зонтике ручку и опрокинула
коляску.