Неточные совпадения
— Граф***,
Валериан Петрович.
«Вы, — говорит мне господин Парначев, — коли к кому в гости приходите, так прямо идите, а не подслушивайте!» А Лука Прохоров сейчас же за шапку и так-таки прямо и говорит: «Мы, говорит,
Валериан Павлыч, об этом предмете в другое время побеседуем, а теперь между нами лишнее бревнышко есть».
— Действительно, могу свидетельствовать. Много неповинных душ
Валериан Павлыч совратил, даже всю округу, можно сказать, своим тлетворным дыханием заразил, — сентенциозно подтвердил отец Арсений.
Сейчас это
Валериан Павлыч потихоньку-потихоньку, на цыпочках, на цыпочках — и прямо к двери.
Сели мы с
Валерианой Павлычем друг против друга, и вижу я, что он сидит у письменного стола, на кресле покачивается, смотрит на меня и молчит.
Опять и это: «Всякий будто человек может сам себе удовлетворение сделать» — где же это видано! в каких бессудных землях-с! «Ах! думаю, далеконько вы,
Валериан Павлыч, камешок-то забрасываете, да как бы самим потом вытаскивать его не пришлось!» И сейчас же мне, сударь, после того мысль вошла.
Может быть, он раскается!» И стал я ему говорить: «Не для забавы,
Валериан Павлыч, и не для празднословия пришел я к вам, а по душевному делу!» — «Слушаю-с», говорит.
Валерушка бывал у сестры часто, и хотя это представлялось вполне естественным, но я как-то страдал всякий раз, когда на мой вопрос:"Дома ли
Валериан Сергеич?"мне отвечали:"К сестрице уехали".
Однажды даже так случилось, что красавица полюбопытствовала и вышла из экипажа, и хотя
Валериан крикнул ей в переднюю...
Надежды влюбленного полустарика в этом случае, подобно некогда питаемым чаяниям касательно
Валериана, заходили далеко.
В такую именно пору
Валериан Николаевич Дарьянов прошел несколько пустых улиц и, наконец, повернул в очень узенький переулочек, который наглухо запирался старым решетчатым забором. За забором видна была церковь. Пригнув низко голову, Дарьянов вошел в низенькую калиточку на церковный погост. Здесь, в углу этого погоста, местилась едва заметная хибара церковного сторожа, а в глубине, за целым лесом ветхих надмогильных крестов, ютился низенький трехоконный домик просвирни Препотенской.
(Прим. автора.)] из березы, осины, рябины, калины, черемухи и чернотала, вся переплетенная зелеными гирляндами хмеля и обвешанная палевыми кистями его шишек; местами росла тучная высокая трава с бесчисленным множеством цветов, над которыми возносили верхи свои душистая кашка, татарское мыло (боярская спесь), скорлазубец (царские кудри) и кошачья трава (
валериана).
— Вы узнали меня? Как я рада! как я… (Она остановилась, слегка покраснела и выпрямилась.) Это очень приятная встреча, — продолжала она уже по-французски. — Позвольте познакомить вас с моим мужем. Vаlеriеn, мсье Литвинов, un ami d'enfance;
Валериан Владимирович Ратмиров, мой муж.
— Нет, нет, — с прежнею мягкостью перебил снисходительный генерал. — Вот наш приятель,
Валериан Владимирович, упомянул о продаже дворянских имений. Что ж? Разве это не факт?
Литвинов подождал немного и, сообразив, что визит его продолжался уже более двух часов, протянул было руку к шляпе, как вдруг в соседней комнате раздался быстрый скрып тонких лаковых сапогов и, предшествуемый тем же отменным дворянски-гвардейским запахом, вошел
Валериан Владимирович Ратмиров.
Сын его и вдовы,
Валериан Владимирович, по протекции попав в Пажеский корпус, обратил на себя внимание начальства — не столько успехами в науках… сколько фронтовой выправкой, хорошими манерами и благонравием (хотя подвергался всему, чему неизбежно подвергались все бывшие воспитанники казенных военных заведений), — и вышел в гвардию.
Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе — и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом: — «
Валериан, милый
Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот они!..».
— Кто этот
Валериан? — спросил встревоженный старик. — Неужели тот сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме?
— То-то и беда, — отвечала карлица. — Теперь, если ты будешь просить его не выдавать тебя за арапа, так он подумает, что
Валериан тому причиною. Делать нечего: уж покорись воле родительской, а что будет, то будет.
— Бедный
Валериан! — сказала Наташа, но так тихо, что карлица могла только угадать, а не слышать эти слова.
Валериан Андреевич недаром лет сорок был стряпчим; он видел, что Столыгин выигрывает время, что следственно ему его терять не следует.
После этой истории Столыгин стал себя держать попристойнее. Марья Валериановна с сыном жила большую половину года в деревне; так как это значительно уменьшало расходы, то муж и не препятствовал. Смерть доброго старика
Валериана Андреевича, случившаяся через несколько лет, снова запутала и окончательно расстроила жизнь, устроенную Марией Валериановной.
Валериан бросил свой подарок на комодик девицы и, сжав ее руку, прошептал...
— Что с вами? — спросил ее
Валериан. — Спешите на воздух!
Молодой
Валериан собственноручно запер дверь за дамою и, возвратясь в гостиную, вынул из кармана панталон скомканные деньги и начал их считать.
Валериан испугался страдальческого выражения ее лица и начал ее крестить. Она с негодованием его оттолкнула и прошептала...
Валериан лениво потянулся как бы спросонья и отвечал сквозь зубы...
— И стройна, как богиня. Но
Валериан говорил мне, что у вас очень много уродих, и все теперь сняли кольца и решили не носить ни серег и никаких других украшений.
Но
Валериан убегал и старался не слушать о том, чего, надо думать, он заслужил.
— Надо, чтобы
Валериан не ставил себя в такое положение, чтобы зависеть от женщины! Мать махнула рукой и сказала...
Вошел
Валериан и негромко спросил...
Валериан встал и оживился.
Из-за двери, на которую
Валериан указал гостье, в самом деле послышался голос его матери. Она спросила...
Валериан перекрестился и тихо уверил...
Дверь материной квартиры рохля нашел незакрытою. Так она оставалась после недавнего выхода
Валериана. Аркадий презрительным тоном обратил на это материно внимание. Та пожала плечами и сказала...
— Свинья! — прошептал вслед ей
Валериан и, подняв с полу пальто, отряхнул и надел его без посторонней помощи, а потом, выйдя на лестницу, торопливо побежал вниз по ступеням. Но быстрота его не спасла, и вслед ему из окна раздалось...
Гостья всего этого точно не замечала. Глядя на нее, приходилось бы думать, что такое обхождение ей давно и привычку и что это ей даже приятно. Она не выпускала из своих рук свободной руки
Валериана и, глядя ему в лицо, тихо стонала...
Валериан Павлович, наперекор мнению всей Москвы, был ярым сторонником графа Аракчеева.
С тех пор семейство Хвостовых, состоявшее из мужа и жены, сына Петра, родившегося в Петербурге, и дочери Марии — москвички по рождению, не покидало Москвы, где
Валериан Павлович, лет за семь до того времени, с которого начинается наш рассказ, умер сенатором.
В то время, когда супруг Анны Петровны очутился в таком положении и стал приискивать себе службу, прибыл в Москву погулять и позабыться сладострастный
Валериан Зубов, человек тех качеств, какими был обильно одарен и Каверен.
Дом
Валериана Павловича Хвостова был один из немногих московских домов, где Елизавета Андреевна Аракчеева бывала запросто и всегда была радушно принимаема, как хозяином, так и хозяйкой.
Это оправдалось на судьбе Ольги Николаевны, вскоре вышедшей замуж за гвардейского полковника
Валериана Павловича Хвостова, человека с блестящей будущностью и громадным состоянием.
Перевести сына в гвардию, чего бы она легко могла достигнуть, она не хотела, помня завет покойного мужа, ни за что не желавшего, чтобы его сын был в этой не военной, а придворной службе, как называл
Валериан Павлович, и сам бывший гвардеец, службу в гвардии.
Смерть мужа не поразила Ольгу Николаевну своею неожиданностью — он уже с год, как был прикован к постели, и месяца три его смерти ожидали со дня на день — и не внесла какое-либо изменение в домашний режим, так как не только во время тяжкой болезни
Валериана Павловича, но и ранее, с первого дня их брака, Ольга Николаевна была в доме единственной полновластной хозяйкой, слову которой безусловно повиновались все домашние, начиная с самого хозяина дома и кончая последним «казачком» их многочисленной дворни.
Первый архидиакон в Невской лавре поставлен высокопреосвященным Исидором — это
Валериан, а между ним и Виктором был еще протодиаконом Герман.