Неточные совпадения
Весело хлопотали птицы, обильно
цвели цветы, бархатное небо наполняло сад голубым сиянием, и в блеске весенней радости
было бы неприлично говорить о печальном. Вера Петровна стала расспрашивать Спивака о музыке, он тотчас оживился и, выдергивая из галстука
синие нитки, делая пальцами в воздухе маленькие запятые, сообщил, что на Западе — нет музыки.
На одном из собраний против него выступил высокий человек, с курчавой, в мелких колечках, бородой серого
цвета, из-под его больших нахмуренных бровей строго смотрели прозрачные голубые глаза, на нем
был сборный костюм, не по росту короткий и узкий, — клетчатые брюки, рыжие и черные, полосатый серый пиджак,
синяя сатинетовая косоворотка.
Было в этом человеке что-то смешное и наивное, располагающее к нему.
Знакомый, уютный кабинет Попова
был неузнаваем; исчезли
цветы с подоконников, на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом солнца бутылочка красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в
синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
Лидия заставила ждать ее долго, почти до рассвета. Вначале ночь
была светлая, но душная, в раскрытые окна из сада вливались потоки влажных запахов земли, трав,
цветов. Потом луна исчезла, но воздух стал еще более влажен, окрасился в темно-синюю муть. Клим Самгин, полуодетый, сидел у окна, прислушиваясь к тишине, вздрагивая от непонятных звуков ночи. Несколько раз он с надеждой говорил себе...
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его плечом, с полуголых ветвей медленно падали желтые листья, Лидия втаптывала их в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и
было что-то брезгливое в быстрых движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до
цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало
синее платье, обшитое красной тесьмой, в ней
было что-то необычное, удивительное, как в девочках цирка.
Он взял руку — она
была бледна, холодна,
синие жилки на ней видны явственно. И шея, и талия стали у ней тоньше, лицо потеряло живые
цвета и сквозилось грустью и слабостью. Он опять забыл о себе, ему стало жаль только ее.
Вы
были в это утро в темно-синем бархатном пиджаке, в шейном шарфе,
цвета сольферино, по великолепной рубашке с алансонскими кружевами, стояли перед зеркалом с тетрадью в руке и выработывали, декламируя, последний монолог Чацкого и особенно последний крик...
Я заметил не более пяти штофных, и то неярких, юбок у стариков; у прочих, у кого гладкая серая или дикого
цвета юбка, у других темно-синего,
цвета Adelaide, vert-de-gris, vert de pomme [медной ржавчины и яблочно-зеленый — фр.] — словом, все наши новейшие модные
цвета, couleurs fantaisie [фантазийные
цвета — фр.],
были тут.
Мы обедали в палатке; запах от кораллов так силен, что почти
есть нельзя. Обед весь состоял из рыбы: уха, жареная рыба и гомар чудовищных размеров и блестящих красок; но его оставили к ужину. Шея у него — самого чистого дикого
цвета, как будто из шелковой материи, с коричневыми полосами; спина
синяя, двуличневая, с блеском; усы в четверть аршина длиной, красноватые.
Море… Здесь я в первый раз понял, что значит «
синее» море, а до сих пор я знал об этом только от поэтов, в том числе и от вас.
Синий цвет там, у нас, на севере, — праздничный наряд моря. Там
есть у него другие
цвета, в Балтийском, например, желтый, в других морях зеленый, так называемый аквамаринный. Вот наконец я вижу и
синее море, какого вы не видали никогда.
Отдельный стол
был поставлен для баб, которые работали при затолчке плотины; он теперь походил на гряду с маком и весело пестрел красными,
синими и желтыми
цветами.
Из всей обстановки кабинета Ляховского только это зеркало несколько напоминало об удобствах и известной привычке к роскоши; все остальное отличалось большой скромностью, даже некоторым убожеством: стены
были покрыты полинялыми обоями, вероятно,
синего цвета; потолок из белого превратился давно в грязно-серый и
был заткан по углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и
был покрыт донельзя измызганным ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали большим грязным пятном.
Судя по увядшим венчикам, мне показалось, что у нее
были не белые, а
синие цветы.
Мужчины
были одеты по-китайски. Они носили куртку, сшитую из
синей дабы, и такие же штаны. Костюм женщин более сохранил свой национальный характер. Одежда их пестрела вышивками по борту и по краям подола
была обвешана побрякушками. Выбежавшие из фанз грязные ребятишки испуганно смотрели на нас. Трудно сказать, какого
цвета была у них кожа: на ней
были и загар, и грязь, и копоть. Гольды эти еще знали свой язык, но предпочитали объясняться по-китайски. Дети же ни 1 слова не понимали по-гольдски.
По всему полю
будут раскиданы красные и
синие цветы.
Это
был сын богатого помещика — поляка, года на два старше меня, красивый блондин, с нежным, очень бледным лицом, на котором как-то особенно выделялись глубокие
синие глаза, как два
цветка, уже слегка спаленные зноем.
Я как теперь гляжу на него: высокий ростом, благообразный лицом, с длинными русыми волосами, в которых трудно
было разглядеть седину, в длинном сюртуке горохового
цвета с огромными медными пуговицами, в
синих пестрых чулках с красными стрелками и башмаках с большими серебряными пряжками, опирался он на камышовую трость с вызолоченным набалдашником.
Море иногда мелькало между деревьями, и тогда казалось, что, уходя вдаль, оно в то же время подымается вверх спокойной могучей стеной, и
цвет его
был еще
синее, еще гуще в узорчатых прорезах, среди серебристо-зеленой листвы.
Раньше я этого не знал — теперь знаю, и вы это знаете: смех бывает разного
цвета. Это — только далекое эхо взрыва внутри вас: может
быть — это праздничные, красные,
синие, золотые ракеты, может
быть — взлетели вверх клочья человеческого тела…
Обе на минутку задумались. Глубоко-глубоко под ними покоилось море. Со скамейки не
было видно берега, и оттого ощущение бесконечности и величия морского простора еще больше усиливалось. Вода
была ласково-спокойна и весело-синя, светлея лишь косыми гладкими полосами в местах течения и переходя в густо-синий глубокий
цвет на горизонте.
Глазу
было ясно заметно то место, где спокойный, глубокий
синий цвет моря переходил в жидкую и грязную зелень гавани.
Впрочем, если кто еще не вполне поддался расслабляющему влиянию этого томительного дня, то это именно ямщик. Это
был человек небольшого роста и довольно невзрачный в своем порыжелом кафтане и в шляпенке неизвестного происхождения, неопределенной формы и
цвета. Нос у него
был несколько набекрень, бороденка выгорела от солнца, но глаза,
синие и глубокие, глядели живо, умно и несколько мечтательно…
Спина его вспухла и
была кроваво-синего
цвета.
Есть прелестный подбор
цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-желтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; желтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; желтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие,
цветы повилики.
На нём
была надета татарская рубаха, из-под неё торчали голые икры, обмотанные
синим узором вздутых вен. Багровое лицо горело среди зелени огромным, чудным
цветком, окружённое, как сиянием, рыжими волосами.
Я отворил дверь и пригласил «
синего» жандарма войти, — это
был Пепко в
синем сербском мундире. Со страху Федосья видела только один
синий цвет, а не разобрала, что Пепко
был не в мундире русского покроя, а в сербской куцой курточке. Можно себе представить ее удивление, когда жандарм бросился ко мне на шею и принялся горячо целовать, а потом проделал то же самое с ней.
При выборе их надобно наблюдать следующее: 1) Крючок должен
быть хорошо закален: недокаленный
будет разгибаться, а перекаленный — ломаться;
синий цвет, признак доброй закалки, легко подделать, и потому всего лучше каждый крючок попробовать погнуть рукою.
А рядом с ним
был положен тёмный труп, весь изорванный, опухший, в красных,
синих и жёлтых пятнах. Кто-то закрыл лицо его голубыми и белыми
цветами, но Евсей видел из-под них кость черепа, клок волос, слепленных кровью, и оторванную раковину уха.
По комнате, на диване и на стульях, лежали кучи лент,
цветов,
синели, рюшу и разной галантерейщины; на столе
были набросаны выкройки и узоры, перед которыми, опустив в раздумье голову, стояла сама хозяйка. Немного нужно
было иметь проницательности, чтобы отгадать, что Анна Михайловна стоит в этом положении не одну минуту, но что не узоры и не выкройки занимают ее голову.
В несколько часов Козявочка узнала решительно все, именно: что, кроме солнышка,
синего неба и зеленой травки,
есть еще сердитые шмели, серьезные червячки и разные колючки на
цветах. Одним словом, получилось большое огорчение. Козявочка даже обиделась. Помилуйте, она
была уверена, что все принадлежит ей и создано для нее, а тут другие то же самое думают. Нет, что-то не так… Не может этого
быть.
Та музыкальная фраза, которая пленила меня среди лунных пространств, звучала теперь прямо в уши, и это
было как в день славы, после морской битвы у островов Ката-Гур, когда я, много лет спустя, выходил на раскаленную набережную Ахуан-Скапа, среди золотых труб и
синих цветов.
Такая заря горела, когда Ида взяла с этажерки свою библию. Одна самая нижняя полоса уже вдвигалась в янтарный фон по красной черте горизонта. Эта полоса
была похожа
цветом на полосу докрасна накаленного чугуна. Через несколько минут она должна
была остывать,
синеть и, наконец, сравняться с темным фоном самого неба.
Дом Бориса Петровича стоял на берегу Суры, на высокой горе, кончающейся к реке обрывом глинистого
цвета; кругом двора и вдоль по берегу построены избы, дымные, черные, наклоненные, вытягивающиеся в две линии по краям дороги, как нищие, кланяющиеся прохожим; по ту сторону реки видны в отдалении березовые рощи и еще далее лесистые холмы с чернеющимися
елями, налево низкий берег, усыпанный кустарником, тянется гладкою покатостью — и далеко, далеко
синеют холмы как волны.
День
был жаркий, серебряные облака тяжелели ежечасно; и
синие, покрытые туманом, уже показывались на дальнем небосклоне; на берегу реки
была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими вырастала высокая трава и желтые
цветы на длинных стебельках.
Как всегда,
был один пестрый, яркий
цветами кружок молодых баб и девок центром всего, а вокруг него с разных сторон, как оторвавшиеся и вращающиеся за ним планеты и спутники, то девчата, держась рука с рукой, шурша новым ситцем растегаев, то малые ребята, фыркающие чему-то и бегающие взад и вперед друг за другом, то ребята взрослые, в
синих и черных поддевках и картузах и красных рубахах, с неперестающим плеваньем шелухи семячек, то дворовые или посторонние, издалека поглядывающие на хоровод.
Складывали в ящик трупы. Потом повезли. С вытянутыми шеями, с безумно вытаращенными глазами, с опухшим
синим языком, который, как неведомый ужасный
цветок, высовывался среди губ, орошенных кровавой пеной, — плыли трупы назад, по той же дороге, по которой сами, живые, пришли сюда. И так же
был мягок и пахуч весенний снег, и так же свеж и крепок весенний воздух. И чернела в снегу потерянная Сергеем мокрая, стоптанная калоша.
Мигая ласковыми глазами печального сиреневого
цвета, он смотрел на ребят Артамонова, каменно стоявших у двери; все они
были очень разные: старший — похож на отца, широкогрудый, брови срослись, глаза маленькие, медвежьи, у Никиты глаза девичьи, большие и
синие, как его рубаха, Алексей — кудрявый, румяный красавец, белокож, смотрит прямо и весело.
Волосы ее, выкрашенные в
синий цвет,
были распущены по плечам и по спине, и концы их убраны бесчисленными ароматическими шариками.
Он любил белолицых, черноглазых, красногубых хеттеянок за их яркую, но мгновенную красоту, которая так же рано и прелестно расцветает и так же быстро вянет, как
цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок с жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, золотые обручи на плечах, а на обеих щиколотках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; женщин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших
синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо
петь, танцевать, а также играть на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у которых все тело под одеждой
было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истребляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный
цвет и носивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди
были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспечных и расточительных аммонитянок с огненными волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых женщин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых
был непонятен для всех живущих в Палестине.
Важные мероприятия в доме шли от отца, не терпевшего ничьего вмешательства в эти дела.
Было очевидно, до какой степени матери
было неприятно решать что-либо важное во время частых разъездов отца. Должно
быть, как лицу, ко мне приближенному, старику Филиппу Агафоновичу сшили нанковую пару серо-синего
цвета.
Голову ее покрывала дорогая черная шаль; одета она
была в короткий бархатный шушун оливкового
цвета и темно-синюю мериносовую юбку; белые руки, чинно сложенные у груди, поддерживали друг дружку.
В эти часы бог для меня — небо ясное,
синие дали, вышитый золотом осенний лес или зимний — храм серебряный; реки, поля и холмы, звёзды и
цветы — всё красивое божественно
есть, всё божественное родственно душе.
Все это приходило на память при взгляде на знакомый почерк. Коврин вышел на балкон;
была тихая теплая погода, и пахло морем. Чудесная бухта отражала в себе луну и огни и имела
цвет, которому трудно подобрать название. Это
было нежное и мягкое сочетание
синего с зеленым; местами вода походила
цветом на
синий купорос, а местами, казалось, лунный свет сгустился и вместо воды наполнял бухту, а в общем какое согласие
цветов, какое мирное, покойное и высокое настроение!
Плыли под крутым обрывом; с него свешивались кудрявые стебли гороха, плети тыкв с бархатными листьями, большие жёлтые круги подсолнухов, стоя на краю обрыва, смотрели в воду. Другой берег, низкий и ровный, тянулся куда-то вдаль, к зелёным стенам леса, и
был густо покрыт травой, сочной и яркой; из неё ласково смотрели на лодку милые, как детские глазки, голубые и
синие цветы. Впереди тоже стоял тёмно-зелёный лес — и река вонзалась в него, как кусок холодной стали.
Дощечки
были четырех
цветов: белые, означавшие, что работа хороша, желтые — довольно хороша,
синие — посредственна, черные — дурна.
На Шихане числится шесть тысяч жителей, в Заречье около семисот. Кроме монастыря,
есть еще две церкви: новый, чистенький и белый собор во имя Петра и Павла и древняя деревянная церковка Николая Мирликийского, о пяти разноцветных главах-луковицах, с кирпичными контрфорсами по бокам и приземистой колокольней, подобной кринолину и недавно выкрашенной в
синий и желтый
цвета.
Но самыми красивыми бабочками можно
было назвать, во-первых, бабочку Ирису; крылья у ней несколько зубчатые, блестящего темнобурого
цвета, с ярким
синим яхонтовым отливом; верхние до половины перерезаны белою повязкою, а на нижних у верхнего края находится по белому очку; особенно замечательно, что испод ее крыльев
есть совершенный отпечаток лицевой стороны, только несколько бледнее.
Небольшого роста, но широкий, тяжеловесный и могучий, он
был похож на старый дубовый пень и весь казался налитым густой апоплексической кровью: лицо у него
было страшного сизого
цвета, белки маленьких глаз — кровавые, а на лбу, на висках и особенно на конце мясистого носа раздувшиеся вены вились
синими упругими змейками.
Но чем больше подвигались мы на юг, тем возбужденнее и радостнее становился мой Борис. Весна как будто шла нам навстречу. И когда мы впервые увидели белые мазаные хатенки Малороссии, она
была уже в полном расцвете. Борис не отрывался от окна. На насыпи
синели большие, крупные простые
цветы, носящие поэтическое название «сна», и Борис с восторгом рассказывал о том, как при помощи этих
цветов у них в Малороссии красят пасхальные яйца.
Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и
был темный, задумчивый и такой же страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими
цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как сестер, а темно-синее небо звало его к себе и смеялось, как мать.