Неточные совпадения
Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли
пела Домнушка —
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И
спели песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).
Иван Петрович трясущейся рукою налил водки, но не
выпил ее, а, отодвинув рюмку, засмеялся горловым, икающим смехом;
на висках и под глазами его выступил пот, он быстро и крепко
стер его платком, сжатым в комок.
Самгин
был недоволен собой, чувствуя, что этот красавец
стер его речь, как
стирают тряпкой надпись мелом
на школьной доске. Казалось, что это понято и Еленой, отчего она и говорит так, как будто хочет утешить его, обиженного.
Мальчики ушли. Лидия осталась, отшвырнула веревки и подняла голову, прислушиваясь к чему-то. Незадолго пред этим сад
был обильно вспрыснут дождем,
на освеженной листве весело сверкали в лучах заката разноцветные капли. Лидия заплакала,
стирая пальцем со щек слезинки, губы у нее дрожали, и все лицо болезненно морщилось. Клим видел это, сидя
на подоконнике в своей комнате. Он испуганно вздрогнул, когда над головою его раздался свирепый крик отца Бориса...
Самгин ежедневно завтракал с ним в шведском картонном домике у входа
на выставку, Иноков скромно питался куском ветчины,
ел много хлеба,
выпивал бутылку черного пива и, поглаживая лицо свое ладонью, точно
стирая с него веснушки, рассказывал...
Он указал рукой
на дверь в гостиную. Самгин приподнял тяжелую портьеру, открыл дверь, в гостиной никого не
было, в углу горела маленькая лампа под голубым абажуром. Самгин брезгливо
стер платком со своей руки ощущение теплого, клейкого пота.
Акулины уже не
было в доме. Анисья — и
на кухне, и
на огороде, и за птицами ходит, и полы моет, и
стирает; она не управится одна, и Агафья Матвеевна, волей-неволей, сама работает
на кухне: она толчет, сеет и трет мало, потому что мало выходит кофе, корицы и миндалю, а о кружевах она забыла и думать. Теперь ей чаще приходится крошить лук, тереть хрен и тому подобные пряности. В лице у ней лежит глубокое уныние.
— Да, это mauvais genre! [дурной тон! (фр.)] Ведь при вас даже неловко сказать «мужик» или «баба», да еще беременная… Ведь «хороший тон» не велит человеку
быть самим собой… Надо
стереть с себя все свое и походить
на всех!
Она страдала за эти уродливости и от этих уродливостей, мешавших жить, чувствовала нередко цепи и готова бы
была, ради правды, подать руку пылкому товарищу, другу, пожалуй мужу, наконец… чем бы он ни
был для нее, — и идти
на борьбу против старых врагов,
стирать ложь, мести сор, освещать темные углы, смело, не слушая старых, разбитых голосов, не только Тычковых, но и самой бабушки, там, где последняя безусловно опирается
на старое, вопреки своему разуму, — вывести, если можно, и ее
на другую дорогу.
Японцы уехали с обещанием вечером привезти ответ губернатора о месте. «Стало
быть, о прежнем, то
есть об отъезде, уже нет и речи», — сказали они, уезжая, и стали отирать себе рот, как будто
стирая прежние слова. А мы начали толковать о предстоящих переменах в нашем плане. Я еще, до отъезда их, не утерпел и вышел
на палубу. Капитан распоряжался привязкой парусов. «Напрасно, — сказал я, — велите опять отвязывать, не пойдем».
Она с соболезнованием смотрела теперь
на ту каторжную жизнь, которую вели в первых комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже
были чахоточные,
стирая и гладя в тридцатиградусном мыльном пару с открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она могла поступить в эту каторгу.
Из этого можно заключить, что первоначально водопад
был ниже по течению, и если бы удалось определить, сколько вода
стирает ложе водопада в течение года, то можно
было бы сказать, когда он начал свою работу, сколько ему лет и сколько еще осталось существовать
на свете.
Весь следующий день мы простояли
на месте. Погода
была переменная, но больше дождливая и пасмурная. Люди
стирали белье, починяли одежду и занимались чисткой оружия. Дерсу оправился окончательно, чему я несказанно радовался.
«
Былое и думы» не
были писаны подряд; между иными главами лежат целые годы. Оттого
на всем остался оттенок своего времени и разных настроений — мне бы не хотелось
стереть его.
— Пусть
будет так! — сказал Данило,
стирая пыль с винтовки и сыпля
на полку порох.
Нищенствуя, детям приходилось снимать зимой обувь и отдавать ее караульщику за углом, а самим босиком метаться по снегу около выходов из трактиров и ресторанов. Приходилось добывать деньги всеми способами, чтобы дома, вернувшись без двугривенного, не
быть избитым. Мальчишки, кроме того, стояли «
на стреме», когда взрослые воровали, и в то же время сами подучивались у взрослых «работе».
А наша
пить станет, сторублевыми платьями со стола пролитое пиво
стирает, материнский образок к стене лицом завернет или совсем вынесет и умрет голодная и холодная, потому что душа ее ни
на одну минуту не успокоивается, ни
на одну минуту не смиряется, и драматическая борьба-то идет в ней целый век.
— Я бы ее, подлую, в порошок
стерла! Тоже это называется любила! Если ты любишь человека, то тебе все должно
быть мило от него. Он в тюрьму, и ты с ним в тюрьму. Он сделался вором, а ты ему помогай. Он нищий, а ты все-таки с ним. Что тут особенного, что корка черного хлеба, когда любовь? Подлая она и подлая! А я бы,
на его месте, бросила бы ее или, вместо того чтобы плакать, такую задала ей взбучку, что она бы целый месяц с синяками ходила, гадина!
Поведение Андрея явно изменило судей, его слова как бы
стерли с них что-то,
на серых лицах явились пятна, в глазах горели холодные, зеленые искры. Речь Павла раздражила их, но сдерживала раздражение своей силой, невольно внушавшей уважение, хохол сорвал эту сдержанность и легко обнажил то, что
было под нею. Они перешептывались со странными ужимками и стали двигаться слишком быстро для себя.
— Еще бы он не
был любезен! он знает, что у меня горло
есть… а удивительное это, право, дело! — обратился он ко мне, — посмотришь
на него — ну, человек, да и все тут! И говорить начнет — тоже целые потоки изливает: и складно, и грамматических ошибок нет! Только, брат, бесцветность какая, пресность, благонамеренность!.. Ну, не могу я! так, знаешь, и подымаются руки, чтоб с лица земли его
стереть… А женщинам нравиться может!.. Да я, впрочем, всегда спать ухожу, когда он к нам приезжает.
Подхалюзин. Языком-то
стирал! Что ты за пыль
на зеркале нашел? Покажу я тебе пыль! Ишь ломается! А вот я тебе заклею подзатыльника, так ты и
будешь знать.
Я не понимаю этой глупости, которую, правду сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен: сердиться
на соперника! может ли
быть что-нибудь бессмысленней —
стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого дела пойдут лучше, если мы его накажем!
Открыв лавку, я должен
был сбегать за кипятком в трактир; напившись чаю — прибрать лавку,
стереть пыль с товара и потом — торчать
на террасе, зорко следя, чтобы покупатели не заходили в лавку соседа.
Я поднялся в город, вышел в поле.
Было полнолуние, по небу плыли тяжелые облака,
стирая с земли черными тенями мою тень. Обойдя город полем, я пришел к Волге,
на Откос, лег там
на пыльную траву и долго смотрел за реку, в луга,
на эту неподвижную землю. Через Волгу медленно тащились тени облаков; перевалив в луга, они становятся светлее, точно омылись водою реки. Все вокруг полуспит, все так приглушено, все движется как-то неохотно, по тяжкой необходимости, а не по пламенной любви к движению, к жизни.
Менялись главные начальники, менялись директоры, мелькали начальники отделения, а столоначальник четвертого стола оставался тот же, и все его любили, потому что он
был необходим и потому что он тщательно скрывал это; все отличали его и отдавали ему справедливость, потому что он старался совершенно
стереть себя; он все знал, все помнил по делам канцелярии; у него справлялись, как в архиве, и он не лез вперед; ему предлагал директор место начальника отделения — он остался верен четвертому столу; его хотели представить к кресту — он
на два года отдалил от себя крест, прося заменить его годовым окладом жалованья, единственно потому, что столоначальник третьего стола мог позавидовать ему.
— И, батюшка, ваше сиятельство, кàк можно сличить! — с живостью отвечал Чурис, как будто испугавшись, чтоб барин не принял окончательного решения: — здесь
на миру место, место веселое, обычное: и дорога и пруд тебе, белье что ли бабе
стирать, скотину ли
поить — и всё наше заведение мужицкое, тут искони заведенное, и гумно, и огородишка, и вётлы — вот, чтò мои родители садили; и дед, и батюшка наши здесь Богу душу отдали, и мне только бы век тут свой кончить, ваше сиятельство, больше ничего не прошу.
Стеша. Вот, не сотри я здесь, — так
будет на орехи. А кто тут увидит, кому нужно! (
Стирает под зеркалом.)
Уж коли хотят жениться, так и женились бы
на каких-нибудь заблужденных, которым все равно, что барыней
быть, что кухаркой, которые, из любви к ним, рады
будут себе и юбки
стирать и по грязи
на рынок трепаться.
Ей хотелось работать, жить самостоятельно,
на свой счет, и она говорила, что пойдет в учительницы или в фельдшерицы, как только позволит здоровье, и
будет сама мыть полы,
стирать белье.
Часам к восьми вечера богатый дом Анны Юрьевны
был почти весь освещен. Барон, франтовато одетый, пришел из своего низу и с гордым, самодовольным видом начал расхаживать по всем парадным комнатам. Он
на этот раз как-то более обыкновенного строго относился к проходившим взад и вперед лакеям, приказывая им то лампу поправить, то
стереть тут и там пыль, — словом, заметно начинал чувствовать себя некоторым образом хозяином всей этой роскоши.
Аксинья вбежала в кухню, где в это время
была стирка.
Стирала одна Липа, а кухарка пошла
на реку полоскать белье. От корыта и котла около плиты шел пар, и в кухне
было душно и тускло от тумана.
На полу
была еще куча немытого белья, и около него
на скамье, задирая свои красные ножки, лежал Никифор, так что если бы он упал, то не ушибся бы. Как раз, когда Аксинья вошла, Липа вынула из кучи ее сорочку и положила в корыто, и уже протянула руку к большому ковшу с кипятком, который стоял
на столе…
Таня. Как же! Коклетку особенную делают, чтобы не жирная
была. Я
на нее,
на собаку-то, белье
стираю.
— Батюшка, спасите его!.. Последний он у меня остался! Растила его, кормильца
на старость… Сколько могу, заплачу вам, век
на вас даром
стирать буду!
А рубахи да портки
стирать и тюлень
будет им
на удивленье — все-таки лучше мыло́вки али волнянки.
а между тем и честно, и бесчестно «вредил всем недругам своим». Откуда же у вас, дружище Ванскок, до сих пор еще эта сантиментальность?.. Дивлюсь! Вы когда-то
были гораздо смелее. Когда-то Подозерова вы враз
стерли, ба! вот и хорошо, что вспомнил, ведь вы же
на Подозерова клеветали, что он шпион?
— Иван Ильич, я иду в потребилку, а Катя
стирает белье. Брось рубить, пойди, заправь борщ. Возьми
на полке ложку муки, размешай в полстакане воды, — холодной только, не горячей! — потом влей в борщ, дай раз вскипеть и поставь в духовку. Понял? Через полчаса
будем обедать, как только ворочусь.
Этот д-р П-цкий и тот агент русского Общества пароходства и торговли, Д-в,
были почти единственные русские, с какими я видался все время. Д-в познакомил меня с адмиралом Ч-вым, тогда председателем Общества пароходства и торговли; угощая нас обедом в дорогом ресторане
на Реджент-Стрите, адмирал старался казаться"добрым малым"и говорил про себя с юмором, что он всего только"генерал", а этим кичиться не полагается. Он
был впоследствии министром.
Но не для этого, конечно, брали мы
на себя столь великий труд:
стирать можно
было и простой резинкой.
Ею очень удобно
было стирать карандаш
на уроках рисования и черчения.
Берта вышла. Марья Орестовна застегнула сама остальные пуговки. Их
было множество — и
на груди, и
на боках, и
на рукавах. Она
стерла с лица пудру и поправила голубую косыночку, стягивавшую ей голову над косой. С лицом ей труднее
было поладить. Оно не расправлялось. Попробовала она улыбнуться — выходило и кисло и фальшиво. А она не хотела этого… Лучше пусть лицо
будет расстроено.
Дом состоял из двух половин; в одной
была «зала» и рядом с ней спальня старика Жмухина — комнаты душные, с низкими потолками и со множеством мух и ос, а в другой
была кухня, в которой стряпали,
стирали, кормили работников; здесь же под скамьями сидели
на яйцах гусыни и индейки, и здесь же находились постели Любови Осиповны и ее обоих сыновей.
Георгий Дмитриевич. Солгала. Я ничего не стал говорить ей, но, Алеша, что со мной
было в тот вечер! Ко мне приклеилась эта подлая улыбка, — ведь она
была не без хитрости, Алеша! — и ничем не могу
стереть ее! Лежу
на диване и плачу, а сам у… у… улыбаюсь. (Отходит в угол, некоторое время стоит лицом к стене).
Сегодня она
стирала генеральшины манишки и так чувствительно
пела «Гусар,
на саблю опираясь», что я заслушался.
— Врезалась так, что просто беда. Он же, к несчастью,
был беден. Я армяшку побоку, все распродала и переехала в Харьков. Там мы с моим греком прожили все, что у меня
было, пошли ссоры, неприятности, денег нет… Ах, тяжело вспоминать бедность! Самой
стирать приходилось… Я все переносила, ну а он, конечно, от меня удрал и я осталась опять как рак
на мели, — весело закончила она.
Прошло два и три года. Дело у Праши приняло значительные размеры, и жилось им всем хорошо:
стирали и «салфеточное» и всякое другое белье уже
на несколько гостиниц, и все ими
были довольны. Особенно славилась их блестящая выводка пятен «без фимии». Секрета своего против пятен красного вина Праша никому не открывала. Он, очевидно,
был очень важен, хотя, по ее словам, он состоял «из самых последних пустяков».
— И я бы не хотела. А ничего не выходит. Он общественный парень, прекрасный работник. Но ты не можешь себе представить, до чего он грязен и некультурен. Не починишь носков, — так и
будет ходить в рваных. Ох, эти носки! Грязные, вонючие. Один
на комод положит, другой
на окно, рядом с тарелкой с творогом. От рубашки его так воняет потом, что я не могу с ним спать. Ну, как не
выстираешь?
Экономлю
на том, что меньше
ем и совсем перестал ужинать под предлогом все этого же драгоценного желудка; впрочем, голода не ощущаю. А вчера вдруг сообразил, что своим мышиным беганьем по городу быстро
стираю дорогие подметки, и часа два сидел в Румянцевском сквере, поджавши ноги, оберегая подметки. Надо бы еще голым раздеться, чтобы платья не изнашивать.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не
стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они
будут жить замужем, как их мужья
будут дружны и как они
будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала.
— Как Стенька Верхотин с Таней? Только предупреждаю: варить кашки и
стирать пеленки у меня не
будет времени. И я должен
быть свободен. Исанка, пойми, — я не могу наваливать
на себя семью, не могу связывать себя. Я чувствую в себе незаурядную умственную силу, я знаю, что
буду великим человеком. И потопить себя в пеленках и кашках — ни за что!