Неточные совпадения
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк
бросился к своему двору спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться.
В эту минуту
полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
Я подошел к окну и посмотрел
в щель ставня: бледный, он лежал на
полу, держа
в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости
в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать дверь и
броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Радостный, восторженный крик встретил появление Раскольникова. Обе
бросились к нему. Но он стоял как мертвый; невыносимое внезапное сознание ударило
в него, как громом. Да и руки его не поднимались обнять их: не могли. Мать и сестра сжимали его
в объятиях, целовали его, смеялись, плакали… Он ступил шаг, покачнулся и рухнулся на
пол в обмороке.
И выхватив у Сони бумажку, Катерина Ивановна скомкала ее
в руках и бросила наотмашь прямо
в лицо Лужина. Катышек попал
в глаз и отскочил на
пол. Амалия Ивановна
бросилась поднимать деньги. Петр Петрович рассердился.
— И это мне
в наслаждение! И это мне не
в боль, а
в наслаж-дение, ми-ло-сти-вый го-су-дарь, — выкрикивал он, потрясаемый за волосы и даже раз стукнувшись лбом об
пол. Спавший на
полу ребенок проснулся и заплакал. Мальчик
в углу не выдержал, задрожал, закричал и
бросился к сестре
в страшном испуге, почти
в припадке. Старшая девочка дрожала со сна, как лист.
С изумлением оглядывал он себя и все кругом
в комнате и не понимал: как это он мог вчера, войдя, не запереть дверь на крючок и
броситься на диван не только не раздевшись, но даже
в шляпе: она скатилась и тут же лежала на
полу, близ подушки.
— Долой с квартир! Сейчас! Марш! — и с этими словами начала хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на
пол. Почти и без того убитая, чуть не
в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую упала было
в изнеможении) и
бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
Входят Паратов (черный однобортный сюртук
в обтяжку, высокие лаковые сапоги, белая фуражка, через плечо дорожная сумка), Робинзон (
в плаще, правая
пола закинута на левое плечо, мягкая высокая шляпа надета набок), Кнуров, Вожеватов. Иван выбегает из кофейной с веничком и
бросается обметать Паратова.
Вскрикивая, он черпал горстями воду, плескал ее
в сторону Марины,
в лицо свое и на седую голову. Люди вставали с
пола, поднимая друг друга за руки, под мышки, снова становились
в круг, Захарий торопливо толкал их, устанавливал, кричал что-то и вдруг, закрыв лицо ладонями,
бросился на
пол, —
в круг вошла Марина, и люди снова бешено, с визгом, воем, стонами, завертелись, запрыгали, как бы стремясь оторваться от
пола.
Любаша вдруг выскочила из кресла, шагнула и, взмахнув руками, точно
бросаясь в воду, повалилась; если б Самгин не успел поддержать ее, она бы с размаха ударилась о́
пол лицом. Варвара и Татьяна взяли ее под руки и увели.
Отчего по ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья», бежала
в церковь, подавала бумажку
в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила
в угол,
бросалась на колени и долго лежала, припав головой к
полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала
в дверь и шепотом спрашивала у Анисьи...
А иногда он проснется такой бодрый, свежий, веселый; он чувствует:
в нем играет что-то, кипит, точно поселился бесенок какой-нибудь, который так и поддразнивает его то влезть на крышу, то сесть на савраску да поскакать
в луга, где сено косят, или посидеть на заборе верхом, или подразнить деревенских собак; или вдруг захочется пуститься бегом по деревне, потом
в поле, по буеракам,
в березняк, да
в три скачка
броситься на дно оврага, или увязаться за мальчишками играть
в снежки, попробовать свои силы.
Он по утрам с удовольствием ждал, когда она,
в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши на цыпочки, положит ему руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем, глядя ему
в глаза, угадывая желания и
бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими
полями, ходит около него или под руку с ним по
полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Райский
бросился вслед за ней и из-за угла видел, как она медленно возвращалась по
полю к дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела
в глаза своей «беде».
«Нужна деятельность», — решил он, — и за неимением «дела»
бросался в «миражи»: ездил с бабушкой на сенокос,
в овсы, ходил по
полям, посещал с Марфенькой деревню, вникал
в нужды мужиков и развлекался также: был за Волгой,
в Колчине, у матери Викентьева, ездил с Марком удить рыбу, оба поругались опять и надоели один другому, ходил на охоту — и
в самом деле развлекся.
Вера
бросилась к окнам и жадно вглядывалась
в это странствие бабушки с ношей «беды». Она успела мельком уловить выражение на ее лице и упала
в ужасе сама на
пол, потом встала, бегая от окна к окну, складывая вместе руки и простирая их, как
в мольбе, вслед бабушке.
— Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его… Прощайте! Когда я бывал у вас
в кабинете, то робел при вас, а когда вы уходили, я готов был
броситься и целовать то место на
полу, где стояла ваша нога… — проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не взглянув на нее, быстро вышел.
Мы
бросились в ту же сторону: она остановилась на одном
поле.
«Лимонаду!» — спросили мы, и вся толпа слуг разом
бросилась вон, так что
пол, столы, стулья — все заходило
в зале.
Если это не удастся, она берет кабаргу измором, для чего преследует ее до тех пор, пока та от усталости не упадет; при этом, если на пути она увидит другую кабаргу, то не
бросается за нею, а будет продолжать преследование первой, хотя бы эта последняя и не находилась у нее
в поле зрения.
Сделалось смятение. Люди
бросились в комнату старого барина. Он лежал
в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до
полу, голова опущена была на грудь, не было уж и признака жизни
в сем теле, еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла, слуги окружили труп, оставленный на их попечение, вымыли его, одели
в мундир, сшитый еще
в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым столько лет они служили своему господину.
Кетчер махал мне рукой. Я взошел
в калитку, мальчик, который успел вырасти, провожал меня, знакомо улыбаясь. И вот я
в передней,
в которую некогда входил зевая, а теперь готов был пасть на колена и целовать каждую доску
пола. Аркадий привел меня
в гостиную и вышел. Я, утомленный,
бросился на диван, сердце билось так сильно, что мне было больно, и, сверх того, мне было страшно. Я растягиваю рассказ, чтоб дольше остаться с этими воспоминаниями, хотя и вижу, что слово их плохо берет.
В это время к нему приехал П. М. Третьяков покупать портрет архимандрита Феофана работы Тропинина. Увидав П. М. Третьякова, антиквар
бросился снимать с него шубу и галоши, а когда они вошли
в комнату, то схватил работавшего над картиной Струнникова и давай его наклонять к
полу...
Я ушел, но спать
в эту ночь не удалось; только что лег
в постель, — меня вышвырнул из нее нечеловеческий вой; я снова
бросился в кухню; среди нее стоял дед без рубахи, со свечой
в руках; свеча дрожала, он шаркал ногами по
полу и, не сходя с места, хрипел...
— Да что ты! — крикнула бабушка, вскинувшись с
пола, и оба, тяжко топая,
бросились в темноту большой парадной комнаты.
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен, вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего шума и летит, если хотите, довольно прямо, то есть не
бросается то
в ту, то
в другую сторону, как бекас; но
полет его как-то неверен, неровен, похож на порханье бабочки, что, вместе с малым объемом его тела, придает стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем стрельбе дупелей, особенно
в ветреное время.
Теперь запричитала Лукерья и
бросилась в свою заднюю избу, где на
полу спали двое маленьких ребятишек. Накинув на плечи пониток, она вернулась, чтобы расспросить старика, что и как случилось, но Коваль уже спал на лавке и, как бабы ни тормошили его, только мычал. Старая Ганна не знала, о ком теперь сокрушаться: о просватанной Федорке или о посаженном
в машинную Терешке.
Отчаянная свалка прекратилась только с появлением на
поле битвы Петра Елисеича. Народ
бросился врассыпную, а
в кругу остались лежавшие пластом Терешка-казак и Макар Горбатый. Их так замертво и снесли
в ближайшую избу.
Рачителиха вся затряслась от бешенства и
бросилась на сына, как смертельно раненная медведица. Она сбила его с ног и таскала по
полу за волосы, а Илюшка
в это время на весь кабак выкрикивал все, что слышал от Пашки Горбатого про Окулка.
Петр Лукич
бросился в залу, заправляя
в десятый раз свою шпагу
в портупею. Шпага не лезла
в свернувшуюся мочку. Петр Лукич сделал усилие, и кожаная мочка портупеи шлепнулась на
пол. Смотритель отчаянно крикнул...
Услышав вопль жены, безумный старик остановился
в ужасе от того, что сделалось. Вдруг он схватил с
полу медальон и
бросился вон из комнаты, но, сделав два шага, упал на колена, уперся руками на стоявший перед ним диван и
в изнеможении склонил свою голову.
Аннинька не могла больше выносить и, как тигренок,
бросилась на свою жертву, стараясь вцепиться ей прямо
в лицо. Неожиданность нападения совсем обескуражила Братковского, он стоял неподвижно и глупо смотрел на двух отчаянно боровшихся женщин, которые скоро упали на
пол и здесь уже продолжали свою борьбу.
— Взять их! — вдруг крикнул священник, останавливаясь посреди церкви. Риза исчезла с него, на лице появились седые, строгие усы. Все
бросились бежать, и дьякон побежал, швырнув кадило
в сторону, схватившись руками за голову, точно хохол. Мать уронила ребенка на
пол, под ноги людей, они обегали его стороной, боязливо оглядываясь на голое тельце, а она встала на колени и кричала им...
— Скорее! — торопила мать, быстро шагая к маленькой калитке
в ограде кладбища. Ей казалось, что там, за оградой,
в поле спряталась и ждет их полиция и, как только они выйдут, — она
бросится на них, начнет бить. Но когда, осторожно открыв дверку, она выглянула
в поле, одетое серыми тканями осенних сумерек, — тишина и безлюдье сразу успокоили ее.
— Сейчас… я только свечу… — слабо прокричал Шатов. Затем
бросился искать спичек. Спички, как обыкновенно
в таких случаях, не отыскивались. Уронил подсвечник со свечой на
пол, и только что снизу опять послышался нетерпеливый голос, бросил всё и сломя голову полетел вниз по своей крутой лестнице отворять калитку.
Прибежал
в поле. Видит — люди пашут, боронят, косят, сено гребут. Знает, что необходимо сих людей
в рудники заточить, а за что и каким манером — не понимает. Вытаращил глаза, отнял у одного пахаря косулю и разбил вдребезги, но только что
бросился к другому, чтоб борону у него разнести, как все испугались, и
в одну минуту
поле опустело. Тогда он разметал только что сметанный стог сена и убежал.
Прибежал
в поле. Видит — люди пашут, боронят, косят, гребут. Знает, сколь необходимо сих людей
в рудники заточить, — а каким манером — не понимает. Вытаращил глаза, отнял у одного пахаря косулю и разбил вдребезги, но только что
бросился к другому пахарю, чтоб борону разнести, как все испугались, и
в одну минуту
поле опустело. Тогда он разметал только что сметанный стог сена и убежал.
Тогда вся пестрая толпа сокольников рассеялась по
полю. Иные с криком
бросились в перелески, другие поскакали к небольшим озерам, разбросанным как зеркальные осколки между кустами. Вскоре стаи уток поднялись из камышей и потянулись по воздуху.
Наскоро она становит его за шкаф, а сама, забыв отпереть,
бросается к своей пряже и прядет, прядет, не слыша стука
в дверь своего мужа, с перепуга сучит нитку, которой у нее нет
в руках, и вертит веретено, забыв поднять его с
пола.
Он
бросился ко мне, вытянув тонкие, крепкие руки, сверкая зелеными глазами; я вскочил, ткнул ему головой
в живот, — старик сел на
пол и несколько тяжелых секунд смотрел на меня, изумленно мигая, открыв темный рот, потом спросил спокойно...
Солдат снова
бросился на меня, но Смурый одной рукой схватил его
в охапку, снес на отвод и начал качать воду,
поливая голову солдата, повертывая его тщедушное тело, точно куклу из тряпок.
Туберозов выскочил из-под своего экипажа и
бросился бегом
в ржаное
поле; крутивший встречь и с боков ветер останавливал его, рвал его назад за
полы, и свистал, и трубил, и визжал, и гайгайкал ему
в уши.
И она
бросилась на гейшу, пронзительно визжала и сжимала сухие кулачки. За нею и другие, — больше из ее кавалеров. Гейша отчаянно отбивалась. Началась дикая травля. Веер сломали, вырвали, бросили на
пол, топтали. Толпа с гейшею
в середине бешено металась по зале, сбивая с ног наблюдателей. Ни Рутиловы, ни старшины не могли пробиться к гейше. Гейша, юркая, сильная, визжала пронзительно, царапалась и кусалась. Маску она крепко придерживала то правою, то левою рукою.
На лице женщины неподвижно, точно приклеенная, лежала сладкая улыбка, холодно блестели её зубы; она вытянула шею вперёд, глаза её обежали двумя искрами комнату, ощупали постель и, найдя
в углу человека, остановились, тяжело прижимая его к стене. Точно плывя по воздуху, женщина прокрадывалась
в угол, она что-то шептала, и казалось, что тени, поднимаясь с
пола, хватают её за ноги,
бросаются на грудь и на лицо ей.
Домишко у любителя башкирцев был несравненно хуже нагаткинского дома: маленькие, темные окна прежде всего
бросались в глаза,
полы были неровны, с какими-то уступами, с множеством дыр, проеденных крысами, и так грязны, что их и домыться не могли.
То они наклоняются одновременно все к земле — ставят деньги
в круг или получают выигрыши, то смотрят
в небо, задрав головы, следя за
полетом брошенного метчиком пятака, и стремительно
бросаются в сторону, где хлопнулся о землю пятак.
Розги подхватили и унесли. На окровавленный
пол бросили опилок. Орлов, застегиваясь, помутившимися глазами кого-то искал
в толпе. Взгляд его упал на майора. Полузастегнув шинель, Орлов
бросился перед ним на колени, обнял его ноги и зарыдал...
— Омляш! — вскричал Кирша, выхватив свою саблю, но
в ту ж минуту несколько человек
бросились на него сзади, обезоружили и повалили на
пол.
Хмель совсем уже успел омрачить рассудок приемыша. Происшествие ночи живо еще представлялось его памяти. Мысль, что жена и тетка Анна побежали
в Сосновку, смутно промелькнула
в разгоряченной голове его. Ступая нетвердою ногою по
полу, он подошел к двери и отворил ее одним ударом. Он хотел уже
броситься в сени, но голос старухи остановил его на пороге и рассеял подозрения. Тем не менее он топнул ногой и закричал во все горло...
Донато
бросился в дом, схватил ружье и побежал
в поле, куда ушел отец, там он сказал ему всё, что может сказать мужчина мужчине
в такую минуту, и двумя выстрелами покончил с ним, а потом плюнул на труп и разбил прикладом череп его. Говорили, что он долго издевался над мертвым — будто бы вспрыгнул на спину ему и танцевал на ней свой танец мести.