Неточные совпадения
«Однако когда-нибудь же нужно; ведь не может же это так остаться», сказал он, стараясь придать себе смелости. Он выпрямил грудь, вынул папироску, закурил, пыхнул два раза,
бросил ее
в перламутровую раковину-пепельницу, быстрыми шагами прошел мрачную гостиную и отворил другую
дверь в спальню жены.
Она выпрямилась, прислушиваясь, и,
бросив крест на диван, бесшумно подошла к
двери в магазин, заговорила строго...
— С неделю тому назад сижу я
в городском саду с милой девицей, поздно уже, тихо, луна катится
в небе, облака бегут, листья падают с деревьев
в тень и свет на земле; девица, подруга детских дней моих, проститутка-одиночка, тоскует, жалуется, кается, вообще — роман, как следует ему быть. Я — утешаю ее:
брось, говорю, перестань! Покаяния
двери легко открываются, да — что толку?.. Хотите выпить? Ну, а я — выпью.
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он не слышал, как Попов стучал
в дверь, и поднял голову, когда
дверь открылась. Размашисто
бросив шляпу на стул, отирая платком отсыревшее лицо, Попов шел к столу, выкатив глаза, сверкая зубами.
— Краснобая «С того берега»? — спросила Лидия. Макаров засмеялся и, ткнув папиросой
в кафлю печки, размашисто
бросил окурок к
двери.
Удивительно легко выламывали из ледяного холма и
бросали в огонь кресла, сундук, какую-то
дверь, сани извозчика, большой отрезок телеграфного столба.
Толпа из бесформенной кучи перестроилась
в клин, острый конец его уперся
в стену хлебного магазина, и как раз на самом острие завертелся, точно ввертываясь
в дверь, красненький мужичок. Печник обернулся лицом к растянувшейся толпе,
бросил на головы ее длинную веревку и закричал, грозя кулаком...
Она снова явилась
в двери, кутая плечи и грудь полотенцем,
бросила на стол два письма...
—
Брось сковороду, пошла к барину! — сказал он Анисье, указав ей большим пальцем на
дверь. Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол, ударила ладонями по бедрам и, утерев указательным пальцем нос, пошла к барину. Она
в пять минут успокоила Илью Ильича, сказав ему, что никто о свадьбе ничего не говорил: вот побожиться не грех и даже образ со стены снять, и что она
в первый раз об этом слышит; говорили, напротив, совсем другое, что барон, слышь, сватался за барышню…
Она вздрогнула, потом вдруг вынула из кармана ключ, которым заперла
дверь, и
бросила ему
в ноги. После этого руки у ней упали неподвижно, она взглянула на Райского мутно, сильно оттолкнула его, повела глазами вокруг себя, схватила себя обеими руками за голову — и испустила крик, так что Райский испугался и не рад был, что вздумал будить женское заснувшее чувство.
Иногда
бросало так, что надо было крепко ухватиться или за пушечные тали, или за первую попавшуюся веревку. Ветер между тем завывал больше и больше. У меня
дверь была полуоткрыта, и я слышал каждый шум, каждое движение на палубе: слышал, как часа
в два вызвали подвахтенных брать рифы, сначала два, потом три, спустили брам-реи, а ветер все крепче. Часа
в три утра взяли последний риф и спустили брам-стеньги. Начались сильные размахи.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться
в качку. Я шагал
в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до
дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не
бросило куда-нибудь
в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
Он ясно и настойчиво передал нам, очнувшись, на расспросы наши, что
в то еще время, когда, выйдя на крыльцо и заслышав
в саду некоторый шум, он решился войти
в сад чрез калитку, стоявшую отпертою, то, войдя
в сад, еще прежде чем заметил вас
в темноте убегающего, как вы сообщили уже нам, от отворенного окошка,
в котором видели вашего родителя, он, Григорий,
бросив взгляд налево и заметив действительно это отворенное окошко, заметил
в то же время, гораздо ближе к себе, и настежь отворенную
дверь, про которую вы заявили, что она все время, как вы были
в саду, оставалась запертою.
— С прохожим мещанином сбежала, — произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке. — На, дай ему, — проговорил Бирюк, сунув ей
в руку запачканный рожок. — Вот и его
бросила, — продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к
двери, остановился и обернулся.
Этот знаток вин привез меня
в обер-полицмейстерский дом на Тверском бульваре, ввел
в боковую залу и оставил одного. Полчаса спустя из внутренних комнат вышел толстый человек с ленивым и добродушным видом; он
бросил портфель с бумагами на стул и послал куда-то жандарма, стоявшего
в дверях.
И, обиженный неблагодарностью своего друга, он нюхал с гневом табак и
бросал Макбету
в нос, что оставалось на пальцах, после чего тот чихал, ужасно неловко лапой снимал с глаз табак, попавший
в нос, и, с полным негодованием оставляя залавок, царапал
дверь; Бакай ему отворял ее со словами «мерзавец!» и давал ему ногой толчок. Тут обыкновенно возвращались мальчики, и он принимался ковырять масло.
Григорий сорвал с плеч ее тлевшую попону и, переламываясь пополам, стал метать лопатою
в дверь мастерской большие комья снега; дядя прыгал около него с топором
в руках; дед бежал около бабушки,
бросая в нее снегом; она сунула бутыль
в сугроб, бросилась к воротам, отворила их и, кланяясь вбежавшим людям, говорила...
Она унижена, опозорена, отвержена, пред нею все
двери заперты — по крайней мере до тех пор, пока она прямо
в лицо обществу надменно не
бросит своего позора, украшенного золотом какого-нибудь самодура.
Стали мы наконец выходить из комнаты, я
дверь нарочно отпертою и оставляю; он таки поколебался, хотел что-то сказать, вероятно, за бумажник с такими деньгами испугался, но ужасно вдруг рассердился и ничего не сказал-с; двух шагов по улице не прошли, он меня
бросил и ушел
в другую сторону.
Когда поезд остановился. Горизонт приказал носильщикам отнести вещи
в первый класс и велел жене идти за ним следом. А сам задержался
в выходных
дверях, чтобы пропустить обе свои партии. Старухе, наблюдавшей за дюжиной женщин, он коротко
бросил на ходу...
Вдруг ударил по ступенькам палкой, побежал, отпер свою
дверь и через минуту вынес мне медных денег, все пятаки, и
бросил их
в меня на лестницу.
Около полудня явилась дама
в черном платье, высокая и стройная. Когда мать отперла ей
дверь, она
бросила на пол маленький желтый чемодан и, быстро схватив руку Власовой, спросила...
Вдруг на площадь галопом прискакал урядник, осадил рыжую лошадь у крыльца волости и, размахивая
в воздухе нагайкой, закричал на мужика — крики толкались
в стекла окна, но слов не было слышно. Мужик встал, протянул руку, указывая вдаль, урядник прыгнул на землю, зашатался на ногах,
бросил мужику повод, хватаясь руками за перила, тяжело поднялся на крыльцо и исчез
в дверях волости…
Мать села у входа на виду и ждала. Когда открывалась
дверь — на нее налетало облако холодного воздуха, это было приятно ей, и она глубоко вдыхала его полною грудью. Входили люди с узлами
в руках — тяжело одетые, они неуклюже застревали
в двери, ругались и,
бросив на пол или на лавку вещи, стряхивали сухой иней с воротников пальто и с рукавов, отирали его с бороды, усов, крякали.
В окно тихо стукнули — раз, два… Она привыкла к этим стукам, они не пугали ее, но теперь вздрогнула от радостного укола
в сердце. Смутная надежда быстро подняла ее на ноги.
Бросив на плечи шаль, она открыла
дверь…
В дверях повернулся черным мячиком — назад к столу,
бросил на стол книгу...
У себя
в комнате — наконец один. Но тут другое: телефон. Опять беру трубку: «Да, I-330, пожалуйста». И снова
в трубке — легкий шум, чьи-то шаги
в коридоре — мимо
дверей ее комнаты, и молчание…
Бросаю трубку — и не могу, не могу больше. Туда — к ней.
После обеда гимназист вернулся
в свою комнату, вынул из кармана купон и мелочь и
бросил на стол, а потом снял мундир, надел куртку. Сначала гимназист взялся за истрепанную латинскую грамматику, потом запер
дверь на крючок, смел рукой со стола
в ящик деньги, достал из ящика гильзы, насыпал одну, заткнул ватой и стал курить.
Я повернулся и вышел
в коридор. На него надели шинель, и он молча застучал костылями по коридору и ушел,
бросив рубль сторожу Григорьичу, который запер за ним
дверь.
Стукнув
в ответ на его «не отопру» три раза
в дверь кулаком и прокричав ему вслед, что он сегодня же три раза пришлет за мной Настасью, но я уже сам не пойду, я
бросил его и побежал к Юлии Михайловне.
Я начал быстро и сбивчиво говорить ей, ожидая, что она
бросит в меня книгой или чашкой. Она сидела
в большом малиновом кресле, одетая
в голубой капот с бахромою по подолу, с кружевами на вороте и рукавах, по ее плечам рассыпались русые волнистые волосы. Она была похожа на ангела с царских
дверей. Прижимаясь к спинке кресла, она смотрела на меня круглыми глазами, сначала сердито, потом удивленно, с улыбкой.
В эту тяжелую минуту для кандидата отворилась
дверь его комнатки, и какая-то фигура, явным образом не столичная, вошла, снимая темный картуз с огромным козырьком. Козырек этот
бросал тень на здоровое, краснощекое и веселое лицо человека пожилых лет; черты его выражали эпикурейское спокойствие и добродушие. Он был
в поношенном коричневом сюртуке с воротником, какого именно тогда не носили, с бамбуковой палкой
в руках и, как мы сказали, с видом решительного провинциала.
В нижнем этаже и со всех сторон начинается хлопанье
дверей и слышится веселое трещанье затопившихся печек. Роковая минута все ближе и ближе. Проходя
в умывальную попарно, мы все
бросали значительные взгляды на топившуюся печку и держались серьезно, как заговорщики, у которых есть общая тайна.
Медленно подойдя к стене, он сорвал с неё картину и унёс
в магазин. Там, разложив её на прилавке, он снова начал рассматривать превращения человека и смотрел теперь с насмешкой, пока от картины зарябило
в глазах. Тогда он смял её, скомкал и
бросил под прилавок; но она выкатилась оттуда под ноги ему. Раздражённый этим, он снова поднял её, смял крепче и швырнул
в дверь, на улицу…
— Полуэктова убили! — вдруг крикнул кто-то. Илья вскочил со стула, как будто этим криком позвали его. Но
в трактире все засуетились и пошли к
дверям, на ходу надевая шапки. Он
бросил на поднос гривенник, надел на плечо ремень своего ящика и пошёл так же быстро, как и все они.
Лунёв встал
в открытой
двери; сквозь тучу пыли и табачного дыма он видел Якова за буфетом. Гладко причёсанный,
в куцем сюртуке с короткими рукавами, Яков суетился, насыпая
в чайники чай, отсчитывал куски сахару, наливал водку, шумно двигал ящиком конторки. Половые подбегали к нему и кричали,
бросая на буфет марки...
Услыхавшая шум няня стояла
в дверях. Я всё стоял, ожидая и не веря. Но тут из-под ее корсета хлынула кровь. Тут только я понял, что поправить нельзя, и тотчас же решил, что и не нужно, что я этого самого и хочу, и это самое и должен был сделать. Я подождал, пока она упала, и няня с криком: «батюшки!» подбежала к ней, и тогда только
бросил кинжал прочь и пошел из комнаты.
Вот было попался-то! Хорошо еще, что цел. Нет, эти игрушки надо
бросить; так заиграешься, что и не увидишь, как
в мужья попадешь. Долго ль до греха, человек слаб. (Идет к
дверям.)
— Да, подслушивала. Не хотите ли вы стыдить меня, как этого дурака? Послушайте, клянусь вам, что если вы еще будете меня так мучить и назначать мне разные низкие роли
в этой низкой комедии, то я
брошу все и покончу все разом. Довольно уже того, что я решилась на главную низость! Но… я не знала себя! Я задохнусь от этого смрада!.. — И она вышла, хлопнув
дверями.
Был очень солнечный августовский день. Он мешал профессору, поэтому шторы были опущены. Один гибкий на ножке рефлектор
бросал пучок острого света на стеклянный стол, заваленный инструментами и стеклами. Отвалив спинку винтящегося кресла, Персиков
в изнеможении курил и сквозь полосы дыма смотрел мертвыми от усталости, но довольными глазами
в приоткрытую
дверь камеры, где, чуть-чуть подогревая и без того душный и нечистый воздух
в кабинете, тихо лежал красный сноп луча.
Ставленники
бросали на художника самые суровые взгляды, но, однако, никакого нового столкновения здесь не произошло. Но угодно же было судьбе, чтобы Истомин, совершив одно безобразие, докончил свой день другим, заключил его еще более странной и неоправдываемой выходкой. Совсем
в шубах и шапках мы натолкнулись на эту тройку между двойными
дверями подъезда.
Треплев(после паузы). Нехорошо, если кто-нибудь встретит ее
в саду и потом скажет маме. Это может огорчить маму… (
В продолжение двух минут молча рвет все свои рукописи и
бросает под стол, потом отпирает правую
дверь и уходит.)
Воротясь домой, был я уже как закруженный. Что же, я не виноват, что m-lle Полина
бросила мне целой пачкой
в лицо и еще вчера предпочла мне мистера Астлея. Некоторые из распавшихся банковых билетов еще валялись по полу; я их подобрал.
В эту минуту отворилась
дверь, и явился сам обер-кельнер (который на меня прежде и глядеть не хотел), с приглашением, не угодно ли мне перебраться вниз,
в превосходный номер,
в котором только что стоял граф
В.
— Ты уж встал, — говорил Мухоедов, появляясь
в дверях и с ожесточением
бросая свою шляпу на стол.
Нечего и говорить о том, как «травили» и «изводили» бедных мореплавателей товарищи. Каждый проходивший вечером около их кроватей считал своим долгом
бросить по адресу рыбаков несколько обидных слов, а рыбаки только молчали, глубоко сознавая свою вину перед обществом. Иногда кому-нибудь вдруг приходила
в голову остроумная мысль — заняться лечением рыбаков. Почему-то существовало убеждение, что от этой болезни очень хорошо помогает, если пациента высечь ночью на пороге
дверей сапожным голенищем.
Сквозь полураскрытую
в залу
дверь Печорин
бросил любопытный взгляд, стараясь сколько-нибудь по убранству комнат угадать хотя слабый оттенок семейной жизни хозяев, но увы!
в столице все залы схожи между собою, как все улыбки и все приветствия.
Загоскин отдавал весь изюм и коринку с условием: не входить к нему
в комнату и не мешать его чтению; но через несколько времени, истребив весь запас лакомства, брат снова отворял
дверь — и тогда Загоскин, вспылив, вскакивал с дивана,
бросал книгу и принимался таскать за волосы неотвязчивого ребенка; впоследствии он любил этого брата с особенною нежностью.
Пошла,
дверь ему отворила, впустила
в дом, только на пороге через силу промолвила: «На вот! возьми свои зерна и не дари меня другой раз никогда», — и сама ему коробок вослед
бросила.
Я захлопнула за ним
дверь и
бросила на пол столовый ножик, который без всякой мысли схватила, когда мне помешали читать, и потом спрятала его
в рукав на всякий случай.
— Тут Михайла вышел, стонет, шатается. Зарубил он меня, говорит. С него кровь течёт с головы, сняла кофту с себя, обернула голову ему, вдруг — как ухнет! Он говорит — погляди-ка, ступай! Страшно мне, взяла фонарь, иду, вошла
в сени, слышу — хрипит! Заглянула
в дверь — а он ползёт по полу
в передний угол, большой такой. Я как
брошу фонарь да бежать, да бежать…