Неточные совпадения
Гораздо легче изображать характеры большого размера: там просто
бросай краски со всей руки на полотно, черные палящие глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как
огонь, плащ — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов.
Его лицо, надутое, как воздушный пузырь, казалось освещенным изнутри красным
огнем, а уши были лиловые, точно у пьяницы; глаза, узенькие, как два тире, изучали Варвару. С нелепой быстротой он
бросал в рот себе бисквиты, сверкал чиненными золотом зубами и пил содовую воду, подливая в нее херес. Мать, похожая на чопорную гувернантку из англичанок, занимала Варвару, рассказывая...
Самгин видел, как отскакивали куски льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали вырывать из нее мочальную набивку,
бросая комки ее третьему, а он, стоя на коленях, зажигал спички о рукав куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались в красный султан; тогда один пожарный поднял над
огнем бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил в него бочку, дым стал более густ, и затем из бочки взметнулось густо-красное пламя.
Удивительно легко выламывали из ледяного холма и
бросали в
огонь кресла, сундук, какую-то дверь, сани извозчика, большой отрезок телеграфного столба.
А сзади солдат, на краю крыши одного из домов, прыгали, размахивая руками, точно обжигаемые
огнем еще невидимого пожара, маленькие фигурки людей, прыгали,
бросая вниз, на головы полиции и казаков, доски, кирпичи, какие-то дымившие пылью вещи. Был слышен радостный крик...
Яков долго и осторожно раскручивал мундштук, записку; долго читал ее, наклонясь к
огню, потом,
бросив бумажку в
огонь, сказал...
Он
бросил недокуренную папиросу, она воткнулась в снег свечой,
огнем вверх, украшая холодную прозрачность воздуха кудрявой струйкой голубого дыма. Макаров смотрел на нее и говорил вполголоса...
—
Бросьте, батенька! Это — дохлое дело. Еще раньше дня на три, ну, может быть… А теперь мы немножко танцуем назад, составы кормежных поездов гонят куда только возможно гнать, все перепуталось, и мы сами ничего не можем найти. Боеприпасы убирать надобно, вот что. Кое-что, пожалуй, надобно будет предать
огню.
Бальзаминова.
Брось, Миша,
брось, не думай! Право, я боюсь, что ты с ума сойдешь. Да что же это мы в потемках-то сидим! Ишь как смерклось. Пойду велю
огня зажечь.
Готовится ли его любимое блюдо, она смотрит на кастрюлю, поднимет крышку, понюхает, отведает, потом схватит кастрюлю сама и держит на
огне. Трет ли миндаль или толчет что-нибудь для него, так трет и толчет с таким
огнем, с такой силой, что ее
бросит в пот.
И Ольга не справлялась, поднимет ли страстный друг ее перчатку, если б она
бросила ее в пасть ко льву, бросится ли для нее в бездну, лишь бы она видела симптомы этой страсти, лишь бы он оставался верен идеалу мужчины, и притом мужчины, просыпающегося чрез нее к жизни, лишь бы от луча ее взгляда, от ее улыбки горел
огонь бодрости в нем и он не переставал бы видеть в ней цель жизни.
Она показалась Обломову в блеске, в сиянии, когда говорила это. Глаза у ней сияли таким торжеством любви, сознанием своей силы; на щеках рдели два розовые пятна. И он, он был причиной этого! Движением своего честного сердца он
бросил ей в душу этот
огонь, эту игру, этот блеск.
Какая жаркая заря охватывала бледное лицо Ольги, когда он, не дожидаясь вопросительного и жаждущего взгляда, спешил
бросать перед ней, с
огнем и энергией, новый запас, новый материал!
Или, как
огонь, осветит путь, вызовет силы, закалит их энергией и
бросит трепет, жар, негу и страсть в каждый момент, в каждую мысль… направит жизнь, поможет угадать ее смысл, задачу и совершить ее.
Мужчины, одни, среди дел и забот, по лени, по грубости, часто
бросая теплый
огонь, тихие симпатии семьи, бросаются в этот мир всегда готовых романов и драм, как в игорный дом, чтоб охмелеть в чаду притворных чувств и дорого купленной неги. Других молодость и пыл влекут туда, в царство поддельной любви, со всей утонченной ее игрой, как гастронома влечет от домашнего простого обеда изысканный обед искусного повара.
Верпы — маленькие якоря, которые, завезя на несколько десятков сажен от фрегата,
бросают на дно, а канат от них наматывают на шпиль и вертят последний, чтобы таким образом сдвинуть судно с места. Это — своего рода домашний способ тушить
огонь, до прибытия пожарной команды.
Они донесли своему начальству, что приехали люди «с тоненьким и острым хвостом, что они
бросают гром, едят камни, пьют
огонь, который выходит дымом из носа, а носы у них, — прибавили они, — предлинные».
Вечером я записывал свои наблюдения, а Дерсу жарил на вертеле сохатину. Во время ужина я
бросил кусочек мяса в костер. Увидев это, Дерсу поспешно вытащил его из
огня и швырнул в сторону.
Точно сговорившись, мы сделали в воздух два выстрела, затем бросились к
огню и стали
бросать в него водоросли. От костра поднялся белый дым. «Грозный» издал несколько пронзительных свистков и повернул в нашу сторону. Нас заметили… Сразу точно гора свалилась с плеч. Мы оба повеселели.
Он
бросил головешку в
огонь, а юколу в лес.
Он громко запел ту же песню и весь спирт вылил в
огонь. На мгновение в костре вспыхнуло синее пламя. После этого Дерсу стал
бросать в костер листья табака, сухую рыбу, мясо, соль, чумизу, рис, муку, кусок синей дабы, новые китайские улы, коробок спичек и, наконец, пустую бутылку. Дерсу перестал петь. Он сел на землю, опустил голову на грудь и глубоко о чем-то задумался.
Солдаты
бросили стрельбу в пятнышко и, выстроившись на берег в одну линию, открыли частый
огонь по уходящей птице, чем больше они горячились, тем дальше отгоняли птицу.
По дороге я стал расспрашивать его, почему он не хотел, чтобы я
бросил в воду
огонь и рыбу.
— Зачем
бросаешь мясо в
огонь? — спросил он меня недовольным тоном. — Как можно его напрасно жечь! Наша завтра уехали, сюда другой люди ходи кушай. В
огонь мясо
бросай, его так пропади.
В воду можно
бросать немного
огня — только один уголек, но нельзя воду лить в
огонь; также нельзя в воду
бросать большую головешку, иначе рассердятся
огонь и вода.
Тогда он
бросил стружку в
огонь и принимался строгать новую.
Павел
бросил другую горсть сучьев на
огонь.
Все опять притихли. Павел
бросил горсть сухих сучьев на
огонь. Резко зачернелись они на внезапно вспыхнувшем пламени, затрещали, задымились и пошли коробиться, приподнимая обожженные концы. Отражение света ударило, порывисто дрожа, во все стороны, особенно кверху. Вдруг откуда ни возьмись белый голубок, — налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами.
Ермолай
бросил несколько еловых веток на
огонь; ветки тотчас дружно затрещали, густой белый дым повалил ему прямо в лицо.
Я
бросил тропу и пошел прямо по направлению
огня.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров
огня большого развести было нельзя, и потому все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и
бросали во все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
— А я думаю, что те, которые вам их вручили, верят вам. А потому на что ж нам беречь их имена. — С этими словами Стааль список
бросил в
огонь и, само собою разумеется, поступил превосходно.
Не думая, не гадая долго,
бросила в
огонь — не горит бесовская одежда!
— Тебе я не советую идти в город, — говорил Стабровский едва бежавшему Штоффу. — Народ потерял голову… Как раз и в
огонь бросят.
— В
огонь их надо было
бросить! — жалели в оставшейся у ворот толпе. — Видишь, подожгли город, а сами бежать!
— Амбар, соседи, отстаивайте! Перекинется
огонь на амбар, на сеновал, — наше всё дотла сгорит и ваше займется! Рубите крышу, сено — в сад! Григорий, сверху
бросай, что ты на землю-то мечешь! Яков, не суетись, давай топоры людям, лопаты! Батюшки-соседи, беритесь дружней, — бог вам на помочь.
Уже все твои шнурованья
бросил в
огонь.
— Э-эх! — крикнула Настасья Филипповна, схватила каминные щипцы, разгребла два тлевшие полена, и чуть только вспыхнул
огонь,
бросила на него пачку.
Вот я ее сейчас
брошу в камин, в
огонь, вот при всех, все свидетели!
— Народ-то все Петра Васильича искал, — продолжала Наташка, — все хотели его в
огонь бросить.
— Да ты што с ней разговариваешь-то? — накинулась мать Енафа. — Ее надо в воду
бросить — вот и весь разговор… Ишь, точно окаменела вся!..
Огнем ее палить, на мелкие части изрезать… Уж пытала я ее усовещивать да молить, так куды, приступу нет! Обошел ее тот, змей-то…
Ступина принесла и
бросила какие-то два письма, Каверина кинула в
огонь свой давний дневник, Прорвич — составленный им лет шесть тому назад проект демократической республики, умещавшийся всего на шести писанных страничках. Одна Бертольди нашла у себя очень много материала, подлежащего сожжению. Она беспрестанно подносила Белоярцеву целые кипы и с торжеством говорила...
Женька вдруг
бросила через себя старую, затрепанную книжку. Ее коричневые глаза вспыхнули настоящим золотым
огнем.
— Иван Петрович, голубчик, что мне делать? Посоветуйте мне: я еще вчера дал слово быть сегодня, именно теперь, у Кати. Не могу же я манкировать! Я люблю Наташу как не знаю что, готов просто в
огонь, но, согласитесь сами, там совсем
бросить, ведь это нельзя…
— Не говорите, сударь! Такого подлеца, как этот самый Осип Иванов, днем с
огнем поискать! Живого и мертвого готов ободрать. У нас в К. такую механику завел, что хоть
брось торговать. Одно обидно: все видели, у всех на знати, как он на постоялом, лет тридцать тому назад, извозчиков овсом обмеривал!
А Павел, выбросив из груди слово, в которое он привык вкладывать глубокий и важный смысл, почувствовал, что горло ему сжала спазма боевой радости; охватило желание
бросить людям свое сердце, зажженное
огнем мечты о правде.
Феклинья
бросила и отца и дом. Она выстроила на выезде просторную избу и поселилась там с двумя другими «девушками». В избе целые ночи напролет светились
огни и шло пированье. Старуха, Гришкина мать, умерла, но старики, отец и тесть, были еще живы и перебивались Христовым именем.
Пока Александр писал, Петр Иваныч взял со стола какую-то бумагу, свернул ее, достал
огня и закурил сигару, а бумагу
бросил и затоптал.
— Напрасно! — заметил Петр Иваныч и между тем сам палкой шарил в корзине под столом, нет ли еще чего-нибудь
бросить в
огонь.
— Как там один мастер возьмет кусок массы,
бросит ее в машину, повернет раз, два, три, — смотришь, выйдет конус, овал или полукруг; потом передает другому, тот сушит на
огне, третий золотит, четвертый расписывает, и выйдет чашка, или ваза, или блюдечко.