Неточные совпадения
Остап, не поддавайся!..» Но уж одолевают Остапа; уже один накинул ему
на шею аркан, уже вяжут, уже
берут Остапа.
Глафира Исаевна
брала гитару или другой инструмент, похожий
на утку с длинной, уродливо прямо вытянутой
шеей; отчаянно звенели струны, Клим находил эту музыку злой, как все, что делала Глафира Варавка. Иногда она вдруг начинала петь густым голосом, в нос и тоже злобно. Слова ее песен были странно изломаны, связь их непонятна, и от этого воющего пения в комнате становилось еще сумрачней, неуютней. Дети, забившись
на диван, слушали молча и покорно, но Лидия шептала виновато...
Занятий у нее постоянных не было. Читала, как и
шила она, мимоходом и о прочитанном мало говорила,
на фортепиано не играла, а иногда
брала неопределенные, бессвязные аккорды и к некоторым долго прислушивалась, или когда принесут Марфеньке кучу нот, она
брала то те, то другие. «Сыграй вот это, — говорила она. — Теперь вот это, потом это», — слушала, глядела пристально в окно и более к проигранной музыке не возвращалась.
Более сотни китайцев
брали кули, пуда в три-четыре, легко и ловко взбрасывали их себе
на шею и мчались во всю мочь
на пароход под этим солнцем, когда дышишь будто огнем.
Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец
берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с длинной косой, в кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и
шьет европейский костюм; съедете
на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу.
Он долго не мог отыскать свою шляпу; хоть раз пять
брал ее в руки, но не видел, что
берет ее. Он был как пьяный; наконец понял, что это под рукою у него именно шляпа, которую он ищет, вышел в переднюю, надел пальто; вот он уже подходит к воротам: «кто это бежит за мною? верно, Маша… верно с нею дурно!» Он обернулся — Вера Павловна бросилась ему
на шею, обняла, крепко поцеловала.
Угроза эта была чином, посвящением, мощными шпорами. Совет Лесовского попал маслом в огонь, и мы, как бы облегчая будущий надзор полиции, надели
на себя бархатные
береты a la Karl Sand и повязали
на шею одинакие трехцветные шарфы!
Иногда его
брало такое горе, хоть петлю
на шею, так в ту же пору.
Посидела Аннушка, потужила и ушла с тем же, с чем пришла. А Наташка долго ее провожала глазами: откуда только что
берет Аннушка — одета чисто, сама здоровая,
на шее разные бусы, и по праздникам в кофтах щеголяет. К пасхе шерстяное платье справила: то-то беспутная голова! Хорошо ей, солдатке! Позавидовала Наташка, как живут солдатки, да устыдилась.
Живого волка в капкане
берут двое и даже трое охотников: утомив предварительно и потом нагнав волка близко, один из охотников просунет длинный рычаг под дугу капкана, прижмет к земле и таким образом совершенно остановит зверя; другой бросает ему
на шею мертвую петлю и затягивает, а третий сзади хватает волка за уши; тогда первый охотник, бросив рычаг, связывает волку рот крепкой веревочкой или надевает намордник и завязывает позади головы
на шее.
Фатевна была тем, что в Пеньковке называют «шило-баба», и обладала действительно замечательным проворством, неутомимостью и энергией; кроме своей торговлишки, она занималась покупкой лошадей, собственноручно их объезжала, а затем сбывала с рук самыми разнообразными способами: продавала, меняла, пускала
на заводскую поденщину и даже
брала подряды
на извоз.
— А чтобы его лучше охота
брала подписываться, накиньте ему, пока последнее слово выведет, мыльный тсил
на шею, — заключил боярин, заметив нерешимость и дрожание пристава.
Елеся. Рубашки
берут шить русские ситцевые
на площадь
на продажу, по пятачку за штуку.
Никита (поднимается). Ну как я пойду? Как я образ возьму? Как я ей в очи гляну? (Ложится опять.) Ох, кабы дыра в землю, ушел бы. Не видали б меня люди, не видал бы никого. (Опять поднимается.) Да не пойду я… Пропадай они совсем. Не пойду. (Снимает сапоги и
берет веревку; делает из нее петлю, прикидывает
на шею.) Так-то вот.
Герасим опустил глаза, потом вдруг встряхнулся, опять указал
на Муму, которая все время стояла возле него, невинно помахивая хвостом и с любопытством поводя ушами, повторил знак удушения над своей
шеей и значительно ударил себя в грудь, как бы объявляя, что он сам
берет на себя уничтожить Муму.
Николай
берет шляпу, повязывает
на шею кашне.
Томми согласен. Он смеется,
берет Матрешку за
шею и тащит к себе в рот. Но это только шутка. Слегка пожевав куклу, он опять кладет ее девочке
на колени, правда немного мокрую и помятую.
Петр.
Бери ты с меня последнюю рубашку, только дело сделай. Вот мне до которых пор приходит. Видишь? (Показывает
на шею.)
Молодая стоила Пселдонимова. Это была худенькая дамочка, всего еще лет семнадцати, бледная, с очень маленьким лицом и с востреньким носиком. Маленькие глазки ее, быстрые и беглые, вовсе не конфузились, напротив, смотрели пристально и даже с оттенком какой-то злости. Очевидно, Пселдонимов
брал ее не за красоту. Одета она была в белое кисейное платье
на розовом чехле.
Шея у нее была худенькая, тело цыплячье, выставлялись кости.
На привет генерала она ровно ничего не сумела сказать.
Перед фараоном ставят столик с драгоценностями. Он
берет самое тяжелое ожерелье и вешает его
на шею Псару. То же делают царица и царевны, так что Псару в конце концов еле может устоять
на ногах под тяжестью драгоценностей, висящих у него
на животе и
на спине. Золото начинают бросать в народ. Скрибы записывают розданное.
— Пора идти, душа моя… — сказал я, замечая, к своему великому ужасу, что я целую ее в лоб,
беру ее за талию, что она ожигает меня своим горячим дыханием и повисает
на моей
шее…
Да как ко мне
на шею накачается:
бери, мол, с собою! тогда что?..
— Да, но она все-таки может не понравиться, или круп недостаточно жирен, или
шея толста, а я то же самое количество жира да хотел бы расположить иначе, и тогда она и будет отвечать требованиям. Вот для этого
берут коня и выпотняют его, то есть перекладывают жир с
шеи на круп, с крупа
на ребро и т. п. Это надо поделать еще и с твоею прекрасною статьей, — ее надо выпотнить.
Княжич подносил к огню то цепь золотую с медвежьими головками или чешуйчатый золотой пояс, то жуковины (перстни) яхонтовые и изумрудные, то крестики, монисты, запястья, запонки драгоценные; любовался ими, надевал ожерелья себе
на шею и спрашивал дьяка, идут ли они к нему;
брал зерна бурмицкие и лалы в горсть, пускал их, будто дождь, сквозь пальцы, тешился их игрою, как настоящее дитя, — и вдруг, послышав голос в ближней комнате, бросил все кое-как в ларец.