Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты
берешь пример с
дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед
дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я
беру на себя устроить ваше состояние».
Берем же побродяг, и в дом и по билетам,
Чтоб наших
дочерей всему учить, всему —
И танцам! и пенью́! и нежностям! и вздохам!
Через него они и записочками передавались; у его сослуживца на квартире, у столоначальника Филантьева, — женатого человека, ваше превосходительство, потому что хоть я и маленький человек, но девическая честь
дочери, ваше превосходительство, мне дорога; имели при мне свиданья, и хоть наши деньги не такие, чтобы мальчишке в таких летах учителей
брать, но якобы предлог дал, ваше превосходительство, и т. д.
Видишь, твоей матери было нужно, чтобы ты была образованная: ведь она
брала у тебя деньги, которые ты получала за уроки; ведь она хотела, чтоб ее
дочь поймала богатого зятя ей, а для этого ей было нужно, чтобы ты была образованная.
Бери мешок, старик, — пойдет в задаток
За
дочь твою.
— Вас, друзья,
беру в свидетели, что я как отец благословляю этот брак и отдаю мою
дочь, по ее желанию, за такого-то.
Столовка была открыта ежедневно, кроме воскресений, от часу до трех и всегда была полна. Раздетый, прямо из классов, наскоро прибегает сюда ученик,
берет тарелку и металлическую ложку и прямо к горящей плите, где подслеповатая старушка Моисеевна и ее
дочь отпускают кушанья. Садится ученик с горячим за стол, потом приходит за вторым, а потом уж платит деньги старушке и уходит. Иногда, если денег нет, просит подождать, и Моисеевна верила всем.
Глядя на
дочерей, Анфуса Гавриловна ругала про себя хитрого старичонка гостя: не застань он их врасплох, не показала бы она Харитины, а
бери из любых Серафиму или Агнию.
А в конце изображается опять, как живая сила простых, патриархальных отношений
берет верх над язвою современной полуобразованности, возвращает заблудшую
дочь в родительский дом и торжествует, в лице Бородкина, восстановляя ее естественные права в кругу всех ей близких.
Она же сама, ни с того ни с сего,
берет с Брускова, зашедшего в квартиру Ивановых, тысячу целковых за расписку, в которой сын его, Андрей Титыч, обещается жениться на
дочери Иванова.
Как возговорит к ней отец таковы речи: «Что же,
дочь моя милая, любимая, не
берешь ты своего цветка желанного; краше его нет на белом свете?» Взяла
дочь меньшая цветочик аленькой ровно нехотя, целует руки отцовы, а сама плачет горючими слезами.
— Да, злее меня, потому что вы не хотите простить свою
дочь; вы хотите забыть ее совсем и
берете к себе другое дитя, а разве можно забыть свое родное дитя? Разве вы будете любить меня? Ведь как только вы на меня взглянете, так и вспомните, что я вам чужая и что у вас была своя
дочь, которую вы сами забыли, потому что вы жестокий человек. А я не хочу жить у жестоких людей, не хочу, не хочу!.. — Нелли всхлипнула и мельком взглянула на меня.
Рыбушкин. Цыц, Машка! я тебе говорю цыц! Я тебя знаю, я тебя вот как знаю… вся ты в мать, в Палашку, чтоб ей пусто было! заела она меня, ведьма!.. Ты небось думаешь, что ты моя
дочь! нет, ты не моя
дочь; я коллежский регистратор, а ты титулярного советника
дочь… Вот мне его и жалко; я ему это и говорю… что не
бери ты ее, Сашка, потому она как есть всем естеством страмная, вся в Палагею… в ту… А ты, Машка, горло-то не дери, а не то вот с места не сойти — убью; как муху, как моль убью…
— А конечно; он еще более; ему, кроме добавочных и прибавочных, дают и на дачу, и на поездку за границу, и на воспитание детей; да в прошедшем году он
дочь выдавал замуж, — выдали на
дочь, и на похороны отца, и он и его брат оба выпросили: зачем же ему
брать взятки? Да ему их и не дадут.
— Купила! — отвечал Яков за сапожникову
дочь и, доставая из кармана заранее приготовленный черепок, совал его в руку торговцу. Но Илья не
брал.
«Что тебе?» — «Да вот, говорит, привел
дочь вашему благородию…» — «Зачем?» — «Да, может, говорит, возьмете… человек вы холостой…» — «Как так? что такое?» — «Да водил, говорит, водил ее по городу, в прислуги хотел отдать — не
берет никто… возьмите хоть в любовницы!» Понимаете?
Правда, он
брал меня за талию, ласково хлопал по плечу, одобрял мою жизнь, но я чувствовал, что он по-прежнему презирает мое ничтожество и терпит меня только в угоду своей
дочери; и я уже не мог смеяться и говорить, что хочу, и держался нелюдимом, и все ждал, что, того и гляди, он обзовет меня Пантелеем, как своего лакея Павла.
Но бабушка была непреклонна: она хотела отдать «нелюбимой
дочери» все, что имела самого дорогого, и решительно настаивала, чтобы графиня
брала Ольгу.
Госпожа Жиглинская хлопотала было сыскать себе нового покровителя и, говорят, имела их несколько, следовавших один за другим; но увы! — все это были люди недостаточные, и таким образом, проживая небольшое состояние свое, скопленное ею от мужа и от первого покровителя своего, она принуждена была
дочь свою отдать в одно из благотворительных учебных заведений и
брала ее к себе только по праздникам.
По выходе из училища,
дочь объявила матери, что она ничем не будет ее стеснять и уйдет в гувернантки, и действительно ушла; но через месяц же возвратилась к ней снова, говоря, что частных мест она больше
брать не будет, потому что в этом положении надобно сделаться или рабою, служанкою какой-нибудь госпожи, или предметом страсти какого-нибудь господина, а что она приищет себе лучше казенное или общественное место и будет на нем работать.
Нароков. Вот
бери, на! Вот лавры твоей
дочери! Гордись!
Что ты так долго? Князь тебя давно дожидается. (
Берет у
дочери шляпку, зонтик, плащ и уходит.)
Васильков (Надежде Антоновне).
Берите скорее вашу
дочь от меня.
Берите ее скорей!
Кучумов. Какое ж он право имел на вашу
дочь? Прикидывался, чай, что золотом осыплет? А теперь вышло, что самого корми. Знаете, он, должно быть, хапуга по природе. В нем, вероятно, подьяческой крови много! Он для чего место ищет? Чтоб взятки
брать. Как же мне его рекомендовать! Он, пожалуй, осрамит меня, каналья.
Вы подцепили этого князишку, напоили его допьяна, заставили сделать предложение вашей
дочери, которую уж никто не хочет больше
брать замуж, да и думаете, что и сами теперь сделались важной птицей, — герцогиня в кружевах, — тьфу!
Вершинин. Мне? (
Берет письмо.) От
дочери. (Читает.) Да, конечно… Я, извините, Мария Сергеевна, уйду потихоньку. Чаю не буду пить. (Встает, взволнованный.) Вечно эти истории…
Пόд-вечер приехали гости к Палицыну; Наталья Сергевна разрядилась в фижмы и парчевое платье, распудрилась и разрумянилась; стол в гостиной уставили вареньями, ягодами сушеными и свежими; Генадий Василич Горинкин, богатый сосед, сидел на почетном месте, и хозяйка поминутно подносила ему тарелки с сластями; он
брал из каждой понемножку и важно обтирал себе губы; он был высокого росту, белокур, и вообще довольно ловок для деревенского жителя того века; и это потому быть может, что он служил в лейб-кампанцах; 25<-и> лет вышед в отставку, он женился и нажил себе двух
дочерей и одного сына; — Борис Петрович занимал его разговорами о хозяйстве, о Москве и проч., бранил новое, хвалил старое, как все старики, ибо вообще, если человек сам стал хуже, то всё ему хуже кажется; — поздно вечером, истощив разговор, они не знали, что начать; зевали в руку, вертелись на местах, смотрели по сторонам; но заботливый хозяин тотчас нашелся...
— Теперь, — говорила Елена, — я поступила в компаньонки к
дочерям генерала Коровкина в Ливенский уезд, и вот причина, почему из этого дома я не могла тебе писать. В настоящее время Коровкины переехали в Москву, — и она сказала их адрес. — А я по праздникам буду
брать карету и приезжать сюда, а у Коровкиных буду говорить, что эту карету прислала за мною моя подруга.
Но она все еще не решалась
брать и взорами спрашивала у него, у меня, у всех — разъяснения этой загадки… Вдруг черты ее лица начали искажаться, искажаться… «Она» поняла… И что ж? Оказалось, что это была
дочь почтенного действительного статского советника, увлеченная хитростью в сонмище неблагонамеренных…
— Да, известно, — возразил Егор Капитоныч, садясь, — всё мною недовольна, будто вы не знаете? Что я ни скажу, всё не так, не деликатно, не прилично. А почему не прилично, господь бог знает. И барышни,
дочери мои то есть, туда же, с матери пример
берут. Я не говорю, Матрена Марковна прекраснейшая женщина, да уж очень строга насчет манер.
Он
брал альбом, дорогой, им составленный с любовью, и досадовал на неряшливость
дочери и ее друзей, — то разорвано, то карточки перевернуты.
— Но какой же отец решится отдать за вас свою
дочь теперь — будь вы хоть размиллионер в будущем или там какой-нибудь будущий благодетель человечества? Человек девятнадцати лет даже и за себя самого — отвечать не может, а вы решаетесь еще
брать на совесть чужую будущность, то есть будущность такого же ребенка, как вы! Ведь это не совсем тоже благородно, как вы думаете? Я позволил себе высказать потому, что вы сами давеча обратились ко мне как к посреднику между вами и Павлом Павловичем.
Мать его также собиралась ехать и
брала с собой вторую свою
дочь Лизу, которая во время пребывания своего у Раевской много переменилась к лучшему, чем Гоголь был очень доволен.
На рубашечки для Ванюшки
И на платья
дочерямВсё сама, руками белыми
Отбирает не спеша,
И
берет кусками целыми —
Вот так барыня-душа!
Отец Степана Касатского, отставной полковник гвардии, умер, когда сыну было двенадцать лет. Как ни жаль было матери отдавать сына из дома, она не решилась не исполнить воли покойного мужа, который в случае своей смерти завещал не держать сына дома, а отдать в корпус, и отдала его в корпус. Сама же вдова с
дочерью Варварой переехала в Петербург, чтобы жить там же, где сын, и
брать его на праздники.
Словом сказать, было весело, шумно; один я грустил; грустил я и потому, что намерения мои не удавались, и по непривычке к многолюдию; вина я тогда еще в рот не
брал, в хороводах ходить не умел, а пуще всего мне досадно было, что все перемигивались, глядя на меня и на
дочь пореченского священника.
От матери проказливая
дочьБерет урок стыдливости покорной
И мнимых мук, и с робостью притворной
Играет роль в решительную ночь...
Платонов. Гм… От мирового? На что я ему сдался? Дай сюда! (
Берет повестку.) Не понимаю… На крестины зовет, что ли? Плодовит как саранча, старый грешник! (Читает.) «B качестве обвиняемого по делу об оскорблении действием
дочери статского советника Марьи Ефимовны Грековой». (Хохочет.) Ах, черт возьми! Браво! Черт возьми! Браво, клоповый эфир! Когда будет разбираться это дело? Послезавтра? Приду, приду… Скажи, старче, что приду… Умница, ей-богу, умница! Молодец девка! Вот давно бы так и следовало!
— Дурак, значит, хоть его сегодня в Новотроицком за чаем и хвалили, — молвил Макар Тихоныч. — Как же в кредит денег аль товару не
брать? В долги давать, пожалуй, не годится, а коль тебе деньги дают да ты их не
берешь, значит, ты безмозглая голова.
Бери, да коль статья подойдет, сколь можно и утяни, тогда настоящее будет дело, потому купец тот же стрелец, чужой оплошки должен ждать. На этом вся коммерция зиждется… Много ль за
дочерью Залетов дает?
Вечерком по холодку Патап Максимыч с Аксиньей Захаровной и кум Иван Григорьич с Груней по домам поехали. Перед тем Манефа, вняв неотступным просьбам Фленушки, упросила брата оставить Парашу погостить у нее еще хоть с недельку, покаместь он с Аксиньей Захаровной будет гостить у головы, спрыскивать его позументы. Патап Максимыч долго не соглашался, но потом позволил
дочери остаться в Комарове, с тем, однако, чтоб Манефа ее ни под каким видом в Шарпан с собой не
брала.
Какими-то судьбами Феклист Митрич проведал, что за человек дом у него нанимал. То главное проведал он, что ему чуть не миллион наследства достался и что этакой-то богач где-то у них в захолустье уходом невесту
берет. «Что́ за притча такая, — думал Феклист. — Такому человеку да воровски жениться! Какой отец
дочери своей за него не отдаст? Я бы с радостью любую тотчас!» Как человек ловкий, бывалый, догадливый, смекнул он: «Из скитов, стало быть, жену себе выхватил».
Пригреть его, одинокого, в твоей сакле, поговорить с ним о том времени, когда вы оба были счастливы породниться друг с другом, когда твой сын
брал в жены его
дочь.
Ни сам он, ни Татьяна Андревна не знали, какие книги пригодны и какие
дочерям в руки
брать не годится, потому и спрашивали старичка учителя и других знающих людей, какие надо покупать книги.
Если бог нам поможет, все это пойдет стройно и превесело, а в то же время это сблизит тебя с достойнейшим семейством Альтанского, который вызвался давать тебе почти даровые уроки, потому что он не хочет
брать деньги, а будет заниматься с тобой за мои уроки его
дочери.
И вот жизнь привела меня к встрече с Огаревым именно в Женеве, проездом (как корреспондент) с театра войны в юго-восточную Францию, где французские войска еще держались. И я завернул в Женеву, главным образом вот почему: туда после смерти Герцена перебралась его подруга Огарева со своей
дочерью Лизой, а Лиза в Париже сделалась моей юной приятельницей; я занимался с нею русским языком, и мы вели обширные разговоры и после уроков, и по вечерам, и за обедом в ресторанах, куда Герцен всегда
брал ее с собой.
— Если я вижу на моем цветке, который я вырастил, букашку, я сбрасываю ее и давлю ногой. Если я вижу, что бешеная собака может броситься на мою
дочь, я
беру ружье и убиваю собаку. Это мой долг… Я исполнил его сегодня…
— Помните ваше слово, — сказал он, горячо обнимая меня, — и
берите мою
дочь.
Виталина (про себя). Что мне делать? Акт о крещении явно обнаружит, что она
дочь жида, а я выдавала ее за
дочь чиновника. Это запутает меня в дело, может быть, уголовное. Теряю голову. Надо хоть время выиграть… (Вслух.) Вот видите, мой муж был военный, законов хорошо не знал; я женщина, я подавно… когда мы
брали на воспитание от чиновника Гориславского
дочь его, мы не подумали взять акта о крещении… взяли одно свидетельство, что она
дочь его.
— Мы знаем теперь, — продолжал граф, — что ее дядя, а тем более отец, когда они узнают все, способны мстить за
дочь, ни перед чем не задумавшись, и запугав ими старика Алфимова, мы можем
брать с него все, что вздумаем.