Неизбежность нынешней войны уже заложена во внутренней
болезни человечества, в его буржуазности, в том мещанском самодовольстве и ограниченности, которые не могут не привести к взаимному убийству.
Неточные совпадения
— Что ж? примем ее как новую стихию жизни… Да нет, этого не бывает, не может быть у нас! Это не твоя грусть; это общий недуг
человечества. На тебя брызнула одна капля… Все это страшно, когда человек отрывается от жизни… когда нет опоры. А у нас… Дай Бог, чтоб эта грусть твоя была то, что я думаю, а не признак какой-нибудь
болезни… то хуже. Вот горе, перед которым я упаду без защиты, без силы… А то, ужели туман, грусть, какие-то сомнения, вопросы могут лишить нас нашего блага, нашей…
Неверная, быть может, изможденная
болезнью рука его (завещание было писано на одре смерти, при общем плаче друзей и родных… когда же тут было думать о соблюдении юридических тонкостей!) писала выражение, составляющее ныне предмет споров, но бодрая его мысль несомненно была полна другим выражением, — выражением, насчет которого, к счастию для
человечества, не может быть двух разных мнений.
История — горячка, производимая благодетельной натурой, посредством которой
человечество пытается отделываться от излишней животности; но как бы реакция ни была полезна, все же она —
болезнь. Впрочем, в наш образованный век стыдно доказывать простую мысль, что история — аутобиография сумасшедшего.
Но всеобщее чувство
человечества, тяготящегося своим плотским существованием, стыдящегося своего тела, ощущающего его как оковы, есть многознаменательное свидетельство о порче природного бытия, о
болезни телесности.
Логическое мышление соответствует лишь теперешнему, греховному, раздробленному состоянию мира и
человечества, оно есть
болезнь или порождение несовершеннолетия.
Вся красота, вся жизнь для нас, все достоинство — в страдании. Бессмертные песни спело
человечество во славу страдания, вознесло его на такую высоту, что дух радостно бьется и тянется ему навстречу. К счастью же человек недоверчив и стыдлив. Он тайно берет его маленькими порциями для своего личного, домашнего обихода и стыдится счастья, как секретной
болезни, и действительно превратил его в секретную
болезнь, потерял способность достойно нести счастье.
Не разменивая своего чувства любви на мелкие личные привязанности, я тем самым одновременно освобождаю его для широкой, мощной любви к
человечеству, а так как
человечество бессмертно, не подвержено
болезням и в гармоничном целом своем несомненно движется к совершенству, то и любовь к нему является наиболее верной гарантией душевного и телесного здоровья.