Неточные совпадения
В течение пяти недель доктор Любомудров не мог с достаточной ясностью определить
болезнь пациента, а пациент не мог понять, физически болен он или его свалило с ног отвращение к жизни, к людям? Он не был мнительным, но иногда ему казалось, что в теле его работает острая кислота, нагревая мускулы, испаряя из них жизненную силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение
нервов. В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые лица, фразы.
Тоска его, говорят, дошла до
болезни;
нервы его и впрямь расстроились, и вместо поправки здоровья в Царском он, как уверяли, готов уже был слечь в постель.
Пока доктор считал
болезнь пустою, он довольствовался порицаниями танцев и корсетов, а когда он заметил опасность, то явилось «прекращение питания
нервов», atrophia nervorum.
Надобно же отыскать
болезнь; пользовавший врач придумал: atrophia nervorum «прекращение питания
нервов»; бывает ли на свете такая
болезнь, или нет, мне неизвестно, но если бывает, то уж и я понимаю, что она должна быть неизлечима.
Судорожно натянутые
нервы в Петербурге и Новгороде — отдали, внутренние непогоды улеглись. Мучительные разборы нас самих и друг друга, эти ненужные разбереживания словами недавних ран, эти беспрерывные возвращения к одним и тем же наболевшим предметам миновали; а потрясенная вера в нашу непогрешительность придавала больше серьезный и истинный характер нашей жизни. Моя статья «По поводу одной драмы» была заключительным словом прожитой
болезни.
— Не знаю, я только боюсь… Мне даже домой хочется уехать. Ты знаешь, доктор у меня нашел
болезнь:
нервы.
Я сказал уже, что был робок и даже трусоват; вероятно, тяжкая и продолжительная
болезнь ослабила, утончила, довела до крайней восприимчивости мои
нервы, а может быть, и от природы я не имел храбрости.
Впрочем, надо сознаться во всем откровенно: от расстройства ли
нерв, от новых ли впечатлений в новой квартире, от недавней ли хандры, но я мало-помалу и постепенно, с самого наступления сумерек, стал впадать в то состояние души, которое так часто приходит ко мне теперь, в моей
болезни, по ночам, и которое я называю мистическим ужасом.
Напротив того, — Имярек весь состоял из
нервов;
болезнь его заключалась в нервном потрясении всего организма, осложненном и
болезнью сердца, и катаром легких, и проч.
Прародитель имел организм первоначальный, непочатой; он не знал, что такое
нервы, какие бывают
болезни сердца, катары легких и т. п.
Восемнадцати лет она чуть не умерла от злокачественной лихорадки; потрясенный до основания, весь ее организм, от природы здоровый и крепкий, долго не мог справиться: последние следы
болезни исчезли наконец, но отец Елены Николаевны все еще не без озлобления толковал об ее
нервах.
То происшествие в саду, оно ничего не значит,
болезнь уже приготовлялась, и я была в особом расположении,
нервы у меня были раздражены…
И мы несемся сломя голову вперед и вперед, оглушенные грохотом и треском чудовищных машин, одуревшие от этой бешеной скачки, с раздраженными
нервами, извращенными вкусами и тысячами новых
болезней…
— Ах, родной мой, я же ведь это не к тому. Но только все вы теперь какие-то дерганые стали. Вот и вы: здоровенный мужчинище, грудастый, плечистый, а
нервы как у институтки. Кстати, знаете что, — прибавил доктор деловым тоном, — вы бы, сладость моя, пореже купались. Особенно в такую жару. А то, знаете, можно с непривычки перекупаться до серьезной
болезни. У меня один пациент нервную экзему схватил оттого, что злоупотреблял морем.
— Это
болезнь такая. Человек, у которого расстроены
нервы, — объясняла с комической важностью Иванова, — вдруг начинает ходить по ночам с закрытыми глазами, взбирается на крыши домов с ловкостью кошки, ходит по карнизам, но избави Бог его назвать в такие минуты по имени: он может умереть от испуга. Вот таких больных и называют лунатиками.
— Я не очень, а ты б послушала, какого мнения о ней наш старший брат Лука! Он говорит, что «провел с ней самое счастливейшее лето в своей жизни». А ведь ему скоро пойдет восьмой десяток. И в самом деле, каких она там у него в прошлом году чудес наделала! Мужик у него есть Симка, медведей все обходил. Человек сорока восьми лет, и ишиасом заболел. Распотел и посидел на промерзлом камне — вот и ишиас…
болезнь седалищного
нерва… Понимаете, приходится в каком месте?
Болезнь эта была внутренняя,
болезнь зрительного
нерва и сетчатки.
— Это у меня нервное, Вася. Я очень нервная женщина. Доктор прописал мне против желудка, но я чувствую, что он не понял моей
болезни. Тут
нервы, а не желудок, клянусь тебе, что это
нервы. Одного только я боюсь, как бы моя
болезнь не приняла дурного оборота.
Было существо, без теплого участия которого нервное состояние молодого Савина дошло бы прямо до
болезни; возможность отводить с этим существом душу, по целым часам говорить о «несравненной Маргарите», слышать слово сочувствия, нежное, дружеское, не оскорбительное сожаление — все это было тем бальзамом, который действует исцеляюще на болезненно напряженные
нервы, на ум, переполненный тяжелыми сомнениями, на свинцом обстоятельств придавленную мысль, на истерзанную мрачными предчувствиями душу.
Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных
болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та
болезнь, которою страдала Наташа, как не может быть известна ни одна
болезнь, которою одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине
болезнь, не
болезнь легких, печени, кожи, сердца,
нервов и т. д., записанную в медицине, но
болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов.