Неточные совпадения
У ней жила дальняя родственница, племянница кажется, глухонемая,
девочка лет пятнадцати и даже четырнадцати, которую эта Ресслих беспредельно ненавидела и каждым куском попрекала; даже бесчеловечно
била.
— Его
побили, да? — спросила
девочка, не шевелясь, не принимая протянутой руки Дронова. Слова ее звучали разбито, так говорят
девочки после того, как наплачутся.
Полугодовой медведь Шайтан жил в комнатах и служил божеским наказанием для всего дома: он грыз и рвал все, что только попадалось ему под руку,
бил собак, производил неожиданные ночные экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что бросился на проходившую по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее.
—
Бей,
бей, — подхватил мужик свирепым голосом, —
бей, на, на,
бей… (
Девочка торопливо вскочила с полу и уставилась на него.)
Бей!
бей!
И вот я, двадцатилетний малый, очутился с тринадцатилетней
девочкой на руках! В первые дни после смерти отца, при одном звуке моего голоса, ее
била лихорадка, ласки мои повергали ее в тоску, и только понемногу, исподволь, привыкла она ко мне. Правда, потом, когда она убедилась, что я точно признаю ее за сестру и полюбил ее, как сестру, она страстно ко мне привязалась: у ней ни одно чувство не бывает вполовину.
Когда я их расспрашивал, они только весело смеялись, а
девочки били в ладошки и целовали меня.
И в исступлении она бросилась на обезумевшую от страха
девочку, вцепилась ей в волосы и грянула ее оземь. Чашка с огурцами полетела в сторону и разбилась; это еще более усилило бешенство пьяной мегеры. Она
била свою жертву по лицу, по голове; но Елена упорно молчала, и ни одного звука, ни одного крика, ни одной жалобы не проронила она, даже и под побоями. Я бросился на двор, почти не помня себя от негодования, прямо к пьяной бабе.
Четверо людей вздрогнули, сердито вскинули пыльные головы —
девочка била в ладоши и смеялась, притопывая маленькими ногами, сконфуженная мать ловила ее руку, что-то говоря высоким голосом, мальчишка — хохотал, перегибаясь, а в чаше, по темному вину, точно розовые лодочки, плавали лепестки цветов.
С
девочкой Фома жил дружно, но, когда она чем-нибудь сердила или дразнила его, он бледнел, ноздри его раздувались, он смешно таращил глаза и азартно
бил ее.
Он порол детей своих —
девочку семи лет и гимназиста одиннадцати — ременной плеткой о трех хвостах, а жену
бил бамбуковой тростью по икрам ног и жаловался...
Шел по улице волк и всех прохожих
бил хвостом. Хвост у него был щетинистый, твердый, как палка: и то мальчика волк ударит, то
девочку, а то одну старую старушку ударил так сильно, что она упала и расшибла себе нос до крови. Другие волки хвост поджимают к ногам, когда ходят, а этот держал свой хвост высоко. Храбрый был волк, но и глупый тоже.
Она не договорила. Он схватил ее за руку, сдернул с кровати и стал
бить по голове, по бокам, по груди. Чем больше он
бил, тем больше разгоралась в нем злоба. Она кричала, защищалась, хотела уйти, но он не пускал ее.
Девочка проснулась и бросилась к матери.
Все это
било фонтаном из уст Софьи Петровны. В одно и то же время она успевала разглядывать лица сконфуженных
девочек и гладить их по головкам, и ласково трепать по щечкам, и на лету целовать поспешно темные и белокурые головки.
Большая часть его желчи, горькой, пенящейся, доставалась на долю рыжей
девочки, стоявшей третьей с правого фланга. Он готов был проглотить ее, провалить сквозь землю, поломать и выбросить в окно. Она рознила больше всех, и он ненавидел и презирал ее, рыжую, больше всех на свете. Если б она провалилась сквозь землю, умерла тут же на его глазах, если бы запачканный ламповщик зажег ее вместо лампы или
побил ее публично, он захохотал бы от счастья.
Целуется; но вряд ли пошло дальше. Ему почему-то стало больно от мысли, что бедная
девочка могла и зарваться с таким негодяем. Но он продолжал
бить по струнам гитары, напускать на себя молодецкий вид.
В убогой комнате сидела худая, изможденная швея, ковырявшая что-то иглою. Она уставилась в работу красными от бессонницы и труда глазами и от времени до времени смотрела на лежавшую рядом на убогой постели худенькую белокурую
девочку.
Девочка была бледная, с посиневшими губами, с широко раскрытыми глазами. Бедняжку
била лихорадка, и она зябко куталась в голубое стеганое одеяло, единственную роскошную вещь, находившуюся в комнате. Все остальное было ветхо, убого и говорило о страшной нужде.
Волосы положительно вставали дыбом у князя Василия при одной мысли, что и с его чистой
девочкой может случиться что-либо подобное, и он наконец решился поехать в Александровскую слободу
бить челом царю о дозволении временно отъехать в свою дальнюю вотчину, для поправления здоровья и по хозяйственным надобностям.
— Нет… не вернется… она меня все
била, — проговорила
девочка. — И Иван Климов все
бил…
Но есть и исключительные: мальчик водит слепых,
девочка в няньках у богатого мужика, мальчик в мастеровых, мужик
бьет кирпич или делает севалки, баба — повитуха, лекарка, брат слепой — побирается, грамотный — читает псалтирь по мертвым, старик растирает табак, вдова тайно торгует водкой.
—
Бьет вас бабушка, детки? — начал прямо Пизонский, поглаживая
девочек по головкам.
—
Бьет вас, детки, бабушка? — начал прямо Пизонский, поглаживая
девочек по головкам.