Неточные совпадения
Подивилася она такому чуду чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них стоит стол накрыт, и только она подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское на меня не гневается, и будет он ко мне господин милостивый», — как на
белой мраморной стене появилися словеса огненные: «Не господин я твой, а послушный
раб.
— А ежели ты чем недоволен был — кушанья, может быть, недостало, или из
белья там, — разве не мог ты матери откровенно объяснить? Маменька, мол, душенька, прикажите печеночки или там ватрушечки изготовить — неужто мать в куске-то отказала бы тебе? Или вот хоть бы и винца — ну, захотелось тебе винца, ну, и Христос с тобой! Рюмка, две рюмки — неужто матери жалко? А то на-тко: у
раба попросить не стыдно, а матери слово молвить тяжело!
Ахилла вздохнул и вслед за ним сделал то же. В торжественной тишине полуночи, на
белом, освещенном луною пустом огороде, начались один за другим его мерно повторяющиеся поклоны горячим челом до холодного снега, и полились широкие вздохи с сладостным воплем молитвы: «Боже! очисти мя грешного и помилуй мя», которой вторил голос протопопа другим прошением: «Боже, не вниди в суд с
рабом твоим». Проповедник и кающийся молились вместе.
Человек древнего мира мог считать себя вправе пользоваться благами мира сего в ущерб другим людям, заставляя их страдать поколениями, потому что он верил, что люди рождаются разной породы, черной и
белой кости, Яфетова и Хамова отродья. Величайшие мудрецы мира, учители человечества Платон, Аристотель не только оправдывали существование
рабов и доказывали законность этого, но даже три века тому назад люди, писавшие о воображаемом обществе будущего, утопии, не могли представить себе его без
рабов.
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта
белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Молодая генеральша оказалась с ноготком и быстро забрала грозного генерала в свои пухлые
белые ручки и почему-то с первого же взгляда кровно возненавидела верного
раба Мишку, старавшегося выслужиться перед ней.
Может быть, коварство верного
раба Мишки так и осталось бы в области предположений, но ему помог сам Ардальон Павлыч. Барин зазнался и при посторонних посмеялся над Савелием, рассказал все тот же несчастный анекдот о свечке с продолжением. Подручный
побелел от бешенства, когда все хохотали, и сказал про себя только одну фразу...
«И пойду я,
раб, за
белой брагой, за девичьей красотой», — точно поется в одном заклинании.
«Стану я,
раб божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь во сине море; на синем море лежит
бел горюч камень, на этом камне стоит божий престол, на этом престоле сидит пресвятая матерь, в
белых рученьках держит
белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя
белое перо; как отскакнуло, отпрыгнуло
белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряните от
раба божия (имя рек), родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с
белого тельца, с ретивого сердца, с черной с печени, с
белого легкого, с рученек, с ноженек.
Она плакала, закрывая лицо
белыми руками, потом, с честью похоронив защитника, поставила над его могилою хороший дубовый крест и долго служила панихиды об упокоении
раба божия Андрия, но тотчас же после похорон съездила куда-то, и у ворот ее «раишка» крепко сел новый сторож — длиннорукий, квадратный, молчаливый; он сразу внушил бесстрашным заречанам уважение к своей звериной силе, победив в единоборстве богатырей слободы Крыльцова, Бурмистрова и Зосиму Пушкарева.
И повели
раба божия один впереди, другой сзади. Идём задворками, падает снег,
белит землю и серую шинель солдат.
В старину люди верили в то, что люди рождаются разной породы, черной и
белой кости, Иафетова и Хамова отродья, и что одни люди должны быть господами, а другие
рабами. Люди признавали такое деление людей на господ и
рабов, потому что верили что такое деление установлено богом. Грубое и губительное суеверие это, хотя и в другом виде, признается и до сих пор.
— И я хотел тебя видеть… я не мог отказать себе в этом… Дай же, дай мне и другую твою ручку! — шептал он, хватая другую, руку Лары и целуя их обе вместе. — Нет, ты так прекрасна, ты так несказанно хороша, что я буду рад умереть за тебя! Не рвись же, не вырывайся… Дай наглядеться… теперь… вся в
белом, ты еще чудесней… и… кляни и презирай меня, но я не в силах овладеть собой: я
раб твой, я… ранен насмерть… мне все равно теперь!
Татьяну Берестову похоронили на кладбище, тоже расположенном при церкви, и над ее могилой водрузили большой черный деревянный крест с
белой надписью, просто гласившей с одной стороны креста: «Здесь лежит тело
рабы Божьей Татьяны Никитиной Берестовой», а с другой: «Упокой, Господи, душу ее в селениях праведных».
— Да что ты, барин, кормилец, я хоть
раб на
белом свете, а меня добрые люди знают и ничем не ругают… Правда, парнишки шинкаревы трунят, да зубоскалят иногда надо мной: ты, дескать не лесничий, а леший… Намедни…
— Да что ты, боярин, кормилец, я хоть
раб на
белом свете, а меня добрые люди знают и ничем не хают… Правда, парнишки шинкаревы трунят, да зубоскалят иное время надо мной: ты, дескать, не лесничий, а леший… Намедни…
Оба приказания Нефоры были исполнены в точности:
рабы ее, ходившие без успеха к Зенону, были наказаны ударами воловьей жилы, а ей был подан
белый мул, покрытый роскошным ковром, с уздою из переплетенной широкой зеленой и желтой тесьмы, с золотистою сеткой на челке и с длинными кистями вместо вторых поводьев. У этих поводьев стоял немой сириец из Тира, в ярко-красной, до пят его достигавшей, длинной одежде.
Когда посланные к Зенону во второй раз возвратились без успеха и передали ответ художника Нефоре, то эта избалованная и непривычная ни к каким возражениям модница впала в ужасную гневность и дошла до такого безумия, что велела подвергнуть безжалостному наказанию
рабов, которых посылала к Зенону, а для себя приказала сейчас же оседлать
белого мула и приготовить ей длинное и густое покрывало, в которое могла быть завернута вся ее фигура с головою.