Неточные совпадения
Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою;
белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на
поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще.
Белый как снег, с блестящими, прозрачными небольшими глазами, с черным носом и черными лапами, с длинною, гибкою и красивою шеею, он невыразимо прекрасен, когда спокойно плывет между зеленых камышей по темно-синей, гладкой
поверхности воды.
Она пронесла уже свои льдины, и только по временам на ее
поверхности плыли и таяли кое-где последние из них, выделяясь
белыми пятнышками.
Поверхность земли скоро покрылась
белой скатертью и словно притихла.
Одни морозы сковали
поверхность реки, и сквозь прозрачный лед было видно, как бежит вода, как она завертывается кругами и как скачут иногда по ней
белые пузыри [Редко бывает, чтоб большая река становилась без снега.
Там я ложился в тени на траве и читал, изредка отрывая глаза от книги, чтобы взглянуть на лиловатую в тени
поверхность реки, начинающую колыхаться от утреннего ветра, на поле желтеющей ржи на том берегу, на светло-красный утренний свет лучей, ниже и ниже окрашивающий
белые стволы берез, которые, прячась одна за другую, уходили от меня в даль чистого леса, и наслаждался сознанием в себе точно такой же свежей, молодой силы жизни, какой везде кругом меня дышала природа.
Проворные
белые и черные катеры легко бороздили ее
поверхность.
Другой, с мордой летучей мыши, стирал губкой инициалы, которые писала на
поверхности сердца девушка в
белом хитоне и зеленом венке, но, как ни быстро она писала и как ни быстро стирала их жадная рука, все же не удавалось стереть несколько букв.
Чем жарче погода, тем надобно удить ранее: среди лета, в ясные знойные дни, едва блеснет
белая полоса на востоке, охотник должен быть на месте уженья: мы разумеем уженье крупной рыбы и особенно на прикормленном месте; покуда рыбак бросит прикормку, разовьет и насадит старательно удочки, уже займется заря, начнут выскакивать пузыри со дна на
поверхность воды от идущей со всех сторон рыбы, и клев наступает немедленно.
При торжественной тишине
белеет восток и гонит на юго-запад ночную темноту, предметы выступают из мрака, яснеют; но камыши стоят еще неподвижны, и
поверхность вод не дымится легким паром: еще долго до солнца…
Просунь сквозь окошечко хоть
белую ручку свою…» Для великорусского крестьянина это слишком нежно; но и он очень любит смотреть на всякую рыбу в воде, весело мелькающую на
поверхности, сверкающую то серебряной, то золотой чешуей своей, то радужными полосами; иногда тихо, незаметно плывущую, иногда неподвижно стоящую в речной глубине!..
То ярко-зеленые, то темноцветные листья стелятся по воде, но глубоко ушли корни их в тинистое дно;
белые и желтые водяные лилии, цвет лопухов, попросту называемые кувшинчиками, и красные цветочки темной травы, торчащие над длинными вырезными листьями, — разнообразят зеленый ковер, покрывающий
поверхность пруда.
Барка целиком повторяется на ее ровной
поверхности — повторяется вместе с высоким бородатым рулевым в круглой бараньей шапке, повторяется с соломенным шалашом, служащим работникам защитою от дождя и зноя, с
белою костлявою бичевною клячей, которая, смиренно стоя на носу и пережевывая тощее сено, терпеливо ждет своей участи.
Антон явственно различил тогда в
белом пятне неба над
поверхностью межи профиль старухи.
Мы переглянулись с товарищем, и он уже было тронул лошадь, как вдруг на озере, на другом берегу, грянул выстрел. Взвился
белый дымок, утки, скорее изумленные, чем испуганные, тяжело подымались над водой, взмахивая серповидными крыльями, с трудом уносившими грузные тела. Орлята заржали неистово и злорадно; по озеру, оживляя сонную
поверхность, засверкали круги, и на минуту тревожная суета наполнила весь этот тихий угол.
Она оборотилась к нему — и вот ее лицо, с глазами светлыми, сверкающими, острыми, с пеньем вторгавшимися в душу, уже приближалось к нему, уже было на
поверхности и, задрожав сверкающим смехом, удалялось, — и вот она опрокинулась на спину, и облачные перси ее, матовые, как фарфор, не покрытый глазурью, просвечивали пред солнцем по краям своей
белой, эластически-нежной окружности.
Я посмотрел в том же направлении. По широкой водной
поверхности расходилась темными полосами частая зыбь. Волны были темны и мутны, и над ними носились, описывая беспокойные круги, большие
белые птицы вроде чаек, то и дело падавшие на реку и подымавшиеся вновь с жалобно-хищным криком.
— Где же туча? — спросил я, удивленный тревожной торопливостью ямщиков. Старик не ответил. Микеша, не переставая грести, кивнул головой кверху, по направлению к светлому разливу. Вглядевшись пристальнее, я заметил, что синяя полоска, висевшая в воздухе между землею и небом, начинает как будто таять. Что-то легкое,
белое, как пушинка, катилось по зеркальной
поверхности Лены, направляясь от широкого разлива к нашей щели между высокими горами.
Высокие волны с
белыми гребнями покрывали всю громадную
поверхность.
Я же громко изъявляю сожаление, что на озере нет таких высоких волн, как Каменная Могила, и пугаю своим криком мартынов, мелькающих
белыми пятнами на синей
поверхности озера.
Капитан, старший офицер и все офицеры стремглав выскочили наверх, услышав взволнованно-громкую команду Ашанина. Взоры всех устремились за корму. Среди
белой пенистой ленты, оставляемой ходом корвета, виднелась голова человека на
поверхности волн и тотчас же исчезла из глаз. Тем временем Степан Ильич успел запеленговать [Определить направление по компасу.] направление, в котором был виден человек.
Между тем на лодке не дремала Марья Васильевна и успела вовремя выхватить багор из рук Алеши и зацепить им за платье упавшей в пруд девочки. Скоро на
поверхности воды появилось сначала
белое платье, потом худенькая ручка, a за ней и белокурая головка Леночки.
Вера Дмитриевна, уткнувшись лицом в ладони, плакала, стыдясь своих слез и не в силах сдержать. А он нежно гладил ее по волосам.
Белый сумрак спускался на море. Бултыхала вода, над тихою
поверхностью кувыркались выгнутые черные спины дельфинов с торчащими плавниками. И все кругом было смутно и бело.
И снова повелся ими серьезный, деловой разговор о загранице, о медицинском институте, о правилах приема в него, о книжках прочитанных и тех, которые нужно еще прочесть, а в этот разговор врывалась шаловливым лучом милая и пустая болтовня, легкая и красивая, словно
белая пена на
поверхности золотистого крепкого вина.
Если б мир был нарисован на бумаге, то можно было бы подумать, что здесь позади меня кончается рисунок, а дальше идет еще не тронутая карандашом
белая бумага; и с тою потребностью чертить, оставлять следы, рисунок, которая является у людей перед всякой ровной нетронутой
поверхностью, я снял с правой руки перчатку и пальцем крупно вывел на холодном снегу...