Неточные совпадения
Оказалось, что все как-то было еще лучше, чем прежде: щечки интереснее, подбородок заманчивей, белые воротнички давали тон
щеке, атласный синий галстук давал тон воротничкам; новомодные складки манишки давали тон галстуку, богатый
бархатный <жилет> давал <тон> манишке, а фрак наваринского дыма с пламенем, блистая, как шелк, давал тон всему.
Она, казалось, также была поражена видом козака, представшего во всей красе и силе юношеского мужества, который, казалось, и в самой неподвижности своих членов уже обличал развязную вольность движений; ясною твердостью сверкал глаз его, смелою дугою выгнулась
бархатная бровь, загорелые
щеки блистали всею яркостью девственного огня, и как шелк, лоснился молодой черный ус.
Он был широкоплечий, большеголовый, черные волосы зачесаны на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий лоб, густые брови и круглые, точно виши», темные глаза в глубоких глазницах. Кожа на костлявом лице его сероватая, на левой
щеке бархатная родника, величиной с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы толстые и яркие.
Один из них был важный: седовласый, вихрастый, с отвисшими
щеками и все презирающим взглядом строго выпученных мутноватых глаз человека, утомленного славой. Он великолепно носил
бархатную визитку, мягкие замшевые ботинки; под его подбородком бульдога завязан пышным бантом голубой галстух; страдая подагрой, он ходил так осторожно, как будто и землю презирал. Пил и ел он много, говорил мало, и, чье бы имя ни называли при нем, он, отмахиваясь тяжелой, синеватой кистью руки, возглашал барским, рокочущим басом...
Самгин смотрел на нее с удовольствием и аппетитом, улыбаясь так добродушно, как только мог. Она — в
бархатном платье цвета пепла, кругленькая, мягкая. Ее рыжие, гладко причесанные волосы блестели, точно красноватое, червонное золото; нарумяненные морозом
щеки, маленькие розовые уши, яркие, подкрашенные глаза и ловкие, легкие движения — все это делало ее задорной девчонкой, которая очень нравится сама себе, искренно рада встрече с мужчиной.
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие старики, в длинных одеждах, в ермолках и
бархатных измятых картузах, с седыми локонами на
щеках поверх бороды, старухи в салопах и бурнусах, все они бормотали, кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
Человек в
бархатной куртке, с пышным бантом на шее, с большим носом дятла и чахоточными пятнами на желтых
щеках негромко ворчал...
Как-то раз в магазин пришла молодая женщина, с ярким румянцем на
щеках и сверкающими глазами, она была одета в
бархатную ротонду с воротником черного меха, — лицо ее возвышалось над мехом, как удивительный цветок.
Николай Артемьевич насупился, прошелся раза два по комнате, достал из бюро
бархатный ящичек с «фермуарчиком» и долго его рассматривал и обтирал фуляром. Потом он сел перед зеркалом и принялся старательно расчесывать свои густые черные волосы, с важностию на лице наклоняя голову то направо, то налево, упирая в
щеку языком и не спуская глаз с пробора. Кто-то кашлянул за его спиною: он оглянулся и увидал лакея, который приносил ему кофе.
Вдруг, совсем неожиданно, на полвершка от своих глаз, Егорушка увидел черные
бархатные брови, большие карие глаза и выхоленные женские
щеки с ямочками, от которых, как лучи от солнца, по всему лицу разливалась улыбка. Чем-то великолепно запахло.
Особенно был хорош старший, богослов: высокого роста, с густыми косицами русых волос на висках и с нежным
бархатным пухом вокруг свежих розовых
щек.
Он говорил о столице, о великой Екатерине, которую народ называл матушкой и которая каждому гвардейскому солдату дозволяла целовать свою руку… он говорил об ней, и
щеки его рели; и голос его возвышался невольно. — Потом он рассказывал о городских весельствах, о красавицах, разряженных в дымные кружева и волнистые,
бархатные платья…
Дьякон встал на средину комнаты, приложил одну руку к
щеке, закрыл глаза и ровным
бархатным тенором затянул проголосную песню...
Одетая в нарядное «домашнее» платьице Наташа казалась старше и красивее. Нелепо выстриженную головку прикрывал
бархатный берет. Черные глаза сверкали оживлением. Яркий румянец не сходил с пылающих
щек девочки. Это была прежняя Наташа, живая, беззаботная птичка, почуявшая «волю», довольство и прежнюю богатую, радостную жизнь, по которым бессознательно тосковала ее маленькая душа. Дуня, едва удерживая слезы, стояла перед нею.
Пухленькие и сдобненькие барышни с одутлыми
щеками и красными руками наивны, в слове еще делают четыре ошибки, но зато они скоро выучиваются печь вкусные пироги и шить мужу
бархатные жилетки.
Черные, длинные, точно
бархатные ресницы бросали резкую тень на смертельно-бледные
щеки девушки.
Они были, наверно, сестры. Одна высокая, с длинной талией, в черной
бархатной кофточке и в кружевной фрезе. Другая пониже, в малиновом платье с светлыми пуговицами. Обе брюнетки. У высокой
щеки и уши горели. Из-под густых бровей глаза так и сыпали искры. На лбу курчавились волосы, спускающиеся почти до бровей. Девушка пониже ростом носила короткие локоны вместо шиньона. Нос шел ломаной игривой линией. Маленькие глазки искрились. Талия перехвачена была кушаком.