Неточные совпадения
Он сделал это так неловко, что задел образок моего
ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха
упала мне прямо на голову.
— Знаете, за что он под суд
попал? У него, в стихах, богоматерь, беседуя с дьяволом, упрекает его: «Зачем ты предал меня слабому Адаму, когда я была Евой, — зачем? Ведь, с тобой живя, я бы землю
ангелами заселила!» Каково?
— К человеку племени Данова, по имени Маной, имевшему неплодную жену, явился
ангел, и неплодная зачала, и родился Самсон, человек великой силы, раздиравший голыми руками
пасти львиные. Так же зачат был и Христос и многие так…
— Плачет, не
спит этот
ангел! — восклицал Обломов. — Господи! Зачем она любит меня? Зачем я люблю ее? Зачем мы встретились? Это все Андрей: он привил любовь, как оспу, нам обоим. И что это за жизнь, всё волнения да тревоги! Когда же будет мирное счастье, покой?
Крестьяне не видали никогда ничего подобного; они
падают ниц перед этим
ангелом. Она тихо ступает по траве, ходит с ним в тени березняка: она поет ему…
Мария,
Беги,
пади к его ногам,
Спаси отца, будь
ангел нам...
— О, вернулся еще вчера, я сейчас у него была… Я именно и пришла к вам в такой тревоге, у меня руки-ноги дрожат, я хотела вас попросить,
ангел мой Татьяна Павловна, так как вы всех знаете, нельзя ли узнать хоть в бумагах его, потому что непременно теперь от него остались бумаги, так к кому ж они теперь от него пойдут? Пожалуй, опять в чьи-нибудь опасные руки
попадут? Я вашего совета прибежала спросить.
— «
Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный,
ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал рукою рясу на шелковой подкладке и, опустившись на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты
падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые ноги.
Она умоляет, она не отходит, и когда Бог указывает ей на пригвожденные руки и ноги ее сына и спрашивает: как я прощу его мучителей, — то она велит всем святым, всем мученикам, всем
ангелам и архангелам
пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора.
Когда страшный и премудрый дух поставил тебя на вершине храма и сказал тебе: «Если хочешь узнать, Сын ли ты Божий, то верзись вниз, ибо сказано про того, что
ангелы подхватят и понесут его, и не
упадет и не расшибется, и узнаешь тогда, Сын ли ты Божий, и докажешь тогда, какова вера твоя в Отца твоего», но ты, выслушав, отверг предложение и не поддался и не бросился вниз.
— Бедная, бедная моя участь, — сказал он, горько вздохнув. — За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением. И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу и сказать:
ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами… Я не смею
пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду. О, как должен я ненавидеть того, но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.
Мы встречали Новый год дома, уединенно; только А. Л. Витберг был у нас. Недоставало маленького Александра в кружке нашем, малютка покоился безмятежным сном, для него еще не существует ни прошедшего, ни будущего.
Спи, мой
ангел, беззаботно, я молюсь о тебе — и о тебе, дитя мое, еще не родившееся, но которого я уже люблю всей любовью матери, твое движение, твой трепет так много говорят моему сердцу. Да будет твое пришествие в мир радостно и благословенно!»
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В этой детской я
спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья,
ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы я могла забыть мое прошлое!
— Ах, не говорите таких ужасных слов, — перебила его Варвара Павловна, — пощадите меня, хотя… хотя ради этого
ангела… — И, сказавши эти слова, Варвара Павловна стремительно выбежала в другую комнату и тотчас же вернулась с маленькой, очень изящно одетой девочкой на руках. Крупные русые кудри
падали ей на хорошенькое румяное личико, на больше черные заспанные глаза; она и улыбалась, и щурилась от огня, и упиралась пухлой ручонкой в шею матери.
— Вот так штука! Скажите, младенец какой! Таких, как вы, Жорочка, в деревне давно уж женят, а он: «Как товарищ!» Ты бы еще у нянюшки или у кормилки спросился! Тамара,
ангел мой, вообрази себе: я его зову
спать, а он говорит: «Как товарищ!» Вы что же, господин товарищ, гувернан ихний?
Ночь я провел совершенно спокойно и видел веселые сны. Я будто бы пишу, а меня будто бы хвалят, находят, что я трезвенные слова говорю. Вообще я давно заметил: воротишься домой, ляжешь в постельку, и начнет тебя укачивать и напевать:"
Спи,
ангел мой,
спи, бог с тобой!"
Солнце померкнет, луна затмится, звезды
спадут с небес, и Христос явится на облаках с тьмою
ангелов и повелит им собрать гласом трубным избранных от всех концов…
— О вы, русские, — сказал он, — золотые у вас сердца! И он, он ухаживал за мной, он не
спал ночи… И ты, ты, мой
ангел… Ни упрека, ни колебания… и это все мне, мне…
Элиза Августовна не проронила ни одной из этих перемен; когда же она, случайно зашедши в комнату Глафиры Львовны во время ее отсутствия и случайно отворив ящик туалета, нашла в нем початую баночку rouge végétal [румян (фр.).], которая лет пятнадцать покоилась рядом с какой-то глазной примочкой в кладовой, — тогда она воскликнула внутри своей души: «Теперь пора и мне выступить на сцену!» В тот же вечер, оставшись наедине с Глафирой Львовной, мадам начала рассказывать о том, как одна — разумеется, княгиня — интересовалась одним молодым человеком, как у нее (то есть у Элизы Августовны) сердце изныло, видя, что ангел-княгиня сохнет, страдает; как княгиня, наконец,
пала на грудь к ней, как к единственному другу, и живописала ей свои волнения, свои сомнения, прося ее совета; как она разрешила ее сомнения, дала советы; как потом княгиня перестала сохнуть и страдать, напротив, начала толстеть и веселиться.
— Эх, умереть бы! — говорил он скрипящим голосом. — Лежу вот и думаю: интересно умереть! — Голос у него
упал, зазвучал тише. —
Ангелы ласковые… На всё могут ответить тебе… всё объяснят… — Он замолчал, мигнув, и стал следить, как на потолке играет бледный солнечный луч, отражённый чем-то. — Машутку-то не видал?..
— Д-да! Впрочем, он и стоит того: последнее время он такую показал ей привязанность, что она мне сама несколько раз говорила, что это решительно ее ангел-успокоитель! Недели две перед смертию ее он не
спал ни одной ночи, так что сам до того похудел, что стал походить на мертвеца.
Кучумов (целуя руки Лидии, грозно оглядывает комнату). Что такое? Что такое? Куда это вы
попали? Что за обстановка. Это постоялый двор какой-то. Но я вас спрашиваю, что все это значит? Мой
ангел, не сердитесь на меня, что я так грубо вас спрашиваю! В таких комнатах иначе нельзя говорить, как грубо. Как это случилось? Чем вы себя довели до такого унижения? Вы срамите фамилию Чебоксаровых!
— Это правда, — перервала Лидина, — она так измучилась, chére enfant! [дорогое дитя! (франц.)] Представьте себе: бедняжка почти все ночи не
спала!.. Да, да, mon ange! [мой
ангел! (франц.)] ты никогда не бережешь себя. Помнишь ли, когда мы были в Париже и я занемогла? Хотя опасности никакой не было… Да, братец! там не так, как у вас в России: там нет болезни, которой бы не вылечили…
Борис Петрович
упал на колена; и слезы рекой полились из глаз его; малодушный старик! он ожидал, что целый хор
ангелов спустится к нему на луче месяца и унесет его на серебряных крыльях за тридевять земель.
Настя Машу обнимает, а та ее обхватит своею ручонкою за шею, и
спят так, как два
ангела божьи.
— Я, милая, я.
Спи с богом! Христос с тобой, матерь божия и
ангел хранитель! — Настя перекрестила свою любимицу.
Когда Гамлет-Мочалов, увидав дух своего отца,
падает на колени и, стараясь скрыть свою голову руками, трепетным голосом произносит: «Вы,
ангелы святые, крылами своими меня закройте», пред зрителем возникал самый момент появления духа, и выразить охватывавшего нас с Аполлоном чувства нельзя было ничем иным, как старанием причинить друг другу сильнейшую боль щипком или колотушкой.
— Обновился майский день моего
ангела, девятого числа мая; встаю я, судари мои, рано; вышел на цыпочках, потихоньку умылся, потому что я у них, у Марфы Андревны, в ножках за ширмою, на ковре
спал; оделся, да и пошел в церковь.
Державная рука Ее бросила в урну сей недостойной Республики жребий уничтожения, и Суворов, подобно
Ангелу грозному, обнажил меч истребления; пошел — и вождь мятежников спасается от смерти пленом; и Прага, крепкая их отчаянием, дымится в своих развалинах; и Варшава
падает к стопам Екатерины.
Уж близко роковое поле.
Кому-то
пасть решит судьба?
Вдруг им послышалась стрельба;
И каждый миг всё боле, боле,
И пушки голос громовой
Раздался скоро за горой.
И вспыхнул князь, махнул рукою:
«Вперед! — воскликнул он, — за мною!»
Сказал и бросил повода.
Нет! так прекрасен никогда
Он не казался! повелитель,
Герой по взорам и речам,
Летел к опасным он врагам,
Летел, как ангел-истребитель;
И в этот миг, скажи, Селим,
Кто б не последовал за ним?
Но вот, переходя туда-сюда, с плохими и бестолковыми расспросами, он был, наконец, приведен своим
ангелом куда ему следовало;
напал на таких людей, которые тоже подобно ему подвывали...
Четырнадцать минуло долгих лет
Со дня, как ты, мой сын, мой
ангел Божий,
Димитрий мой,
упал, окровавленный,
И на моих руках последний вздох
Свой испустил, как голубь трепеща!
— Извините, что делаю вас, так сказать, свидетелем… Но с этим народом и
ангел потеряет терпение… Не угодно ли вот!.. Я ничего не знаю, а циркуляр уже
попал в газеты. Пойдут теперь трепать… Того гляди, из самого Петербурга запрос: в чьем участке этот Талейран объявился?.. Сепаратизм еще приплетут… Ну-с, так вот, господин Кондратий Замятин, владетельный князь Шушминской волости… есть там у вас… в ваших «подведомых владениях» каталажка?..
—
Спи,
ангел мой, авось, тебя бог образумит.
Бургмейер(один). И этот обманул меня!.. У каждого из поденщиков моих есть, вероятно, кто-нибудь, кто его не продаст и не обокрадет, а около меня все враги!.. Все мои изменники и предатели! Мне страшно, наконец, становится жить! На кинжалах спокойно
спать невозможно. Мне один богом ангел-хранитель был дан — жена моя, но я и той не сберег!.. Хоть бы, как гору сдвинуть, трудно было это, а я возвращу ее себе… (Громко кричит.) Кто там есть!.. Введите ко мне опять этого Симху.
Анна Петровна (в сторону). Что ни слово — то сахару кусок! (Ему.) Часто я задаю себе вопрос, что я буду в раю делать, я — человек, а не
ангел, если
попаду в него?
Платонов. Нет, Саша! Я хочу побыть на воздухе. У меня голова трещит.
Спи, мой
ангел!
— Слава Богу. Аннушку за букварь засадила, — молвила Никитишна, — «аз,
ангел, ангельский» — твердит, а Марфуша, как бы ты видел, какая забавная стала, что рассказать нельзя.
Спать полегли, да вот завтра увидишь.
О чем говорит проповедник? Ася, самая младшая из всего пансиона и всегда засыпающая от проповеди, нынче в первый раз не
спит. Не
спит, а тихо и крупно плачет. Но хуже, чем “не приехал”, другая мысль: “А вдруг приехал? И, не застав, уехал? Нынче ведь пасхальное воскресенье, весь город подымется в “
Ангела”, герр Майер ведь с провизией, он не может ждать”.
Но ты, моя чистая, прекрасная голубица, после того как труп мой, лишенный христианского погребения и зашитый в рогожу, будет брошен в яму на собачьем кладбище, вместе со всякой
падалью, — ты не прокляни меня, но прости и помолись, как добрый
ангел, за мою погибшую душу!..
Бог может послать
Ангела Своего Валаамовой ослице,
опалить огнем и светом Своего явления окаянного грешника, может настигнуть на пути в Дамаск Своего гонителя [Имеются в виду эпизоды Библии: ослица, проговорив человеческим голосом, остановила безумие пророка Валаама (Числ. 22, 23–24); обращение Савла (ал. Павла) на пути в Дамаск (Деян.
— Ежели бы мы были
ангелами, так за что же мы
попали ниже? — сказал Николай. — Нет, этого не может быть.
— Не зажечь ли лампу? — спросил Грохольский, боявшийся, чтобы в молоко не
упала муха и в темноте не была бы проглочена. — Лиза! Не зажечь ли лампу? В темноте посидим, мой
ангел?
— Ну, это врешь, — опроверг его козелковатый голос. — На что
ангел станет в окно сигать?
Ангелу во всем небеси везде дверь, а звезда пламень, она на то поставлена, чтоб гореть, когда месяц
спать идет.
Прости меня, мой
ангел белоснежный,
Подруга дней моих и идеал мой нежный,
Что я, забыв любовь, стремглав туда бросаюсь,
Где смерти
пасть… О, ужасаюсь!
— Я? Нет, мой ангел-хранитель меня туда не завел. Я видел, что какая-то дама мчалась в коляске, и перед нею у кучера над турнюром сзади часы. Я подумал: что это еще за пошлая баба тут появилась? И вдруг догадался, что это она. А она сразу же устроила мне неприятность: я хотел от нее спастись и прямо
попал навстречу еврею, которому должен чертову пропасть.
Под конец обеда, бывало, станут заздравную пить. Пили ее в столовой шампанским, в галерее — вишневым медом… Начнут князя с
ангелом поздравлять, «ура» ему закричат, певчие «многие лета» запоют, музыка грянет, трубы затрубят, на угоре из пушек
палить зачнут, шуты вкруг князя кувыркаются, карлики пищат, немые мычат по-своему, большие господа за столом пойдут на счастье имениннику посуду бить, а медведь ревет, на задние лапы поднявшись.
— Царь Небесный! Мать Святая Богородица, Владычица, Заступница наша! Вот уж зелье-то к нам в дом
попало! Жизнь мою изглодала она, баронесса эта. Кажинный день вспоминаешь Сашу.
Ангел Господень была. Родная ты наша! Веселится, чай, теперь твоя светлая душенька на небесах!..
«Чудак мой хозяин», — подумал Ермий и, встав с постели, подошел к Памфалону, взглянул в лицо его и засмотрелся. Вчера вечером он видел Памфалона при лампе и готового на скоморошество, с завитою головою и с лицом, разрисованным красками, а теперь скоморох
спал, смыв с себя скоморошье мазанье, и лицо у него было тихое и прекрасное. Ермию казалось, будто это совсем не человек, а
ангел.
Каждое слово его, подобно огненному мечу
ангела, карателя зла,
падало на сердца его противников; сильные доводы его заставили их умолкнуть.