И точно: не успели мужики оглянуться, а Топтыгин уж тут как тут. Прибежал он на воеводство ранним утром, в самый
Михайлов день, и сейчас же решил: «Быть назавтра кровопролитию». Что заставило его принять такое решение — неизвестно: ибо он, собственно говоря, не был зол, а так, скотина.
Пять дней тому назад стариковскою радой, собравшеюся на задок за подобиями, было решено на
Михайлов день уничтожить весь старый огонь и добыть новый, живой, «из непорочного дерева».
— Пора уж, пора, Микеша, ведь
Михайлов день на дворе, — заметила Аксинья Захаровна. — По смолокуровским делам, что ли, ездил-то?
Неточные совпадения
Михайлов продал Вронскому свою картинку и согласился делать портрет Анны. В назначенный
день он пришел и начал работу.
«Что им так понравилось?» подумал
Михайлов. Он и забыл про эту, три года назад писанную, картину. Забыл все страдания и восторги, которые он пережил с этою картиной, когда она несколько месяцев одна неотступно
день и ночь занимала его, забыл, как он всегда забывал про оконченные картины. Он не любил даже смотреть на нее и выставил только потому, что ждал Англичанина, желавшего купить ее.
Михайлов остановился на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему сцена, которую он на-днях видел на перевязочном пункте: офицер с маленькой царапиной на руке пришел перевязываться, и доктора улыбались, глядя на него и даже один — с бакенбардами — сказал ему, что он никак не умрет от этой раны, и что вилкой можно больней уколоться.
Убедившись в том, что товарищ его был убит,
Михайлов так же пыхтя, присядая и придерживая рукой сбившуюся повязку и голову, которая сильно начинала болеть у него, потащился назад. Батальон уже был под горой на месте и почти вне выстрелов, когда
Михайлов догнал его. — Я говорю: почти вне выстрелов, потому что изредка залетали и сюда шальные бомбы (осколком одной в эту ночь убит один капитан, который сидел во время
дела в матросской землянке).
Узнав Праскухина, опустив руку и разобрав в чем
дело,
Михайлов передал приказанье, и батальон весело зашевелился, забрал ружья, надел шинели и двинулся.
И вот теперь, как я пишу это, ярко припоминается мне один умирающий, чахоточный, тот самый
Михайлов, который лежал почти против меня, недалеко от Устьянцева, и который умер, помнится, на четвертый
день по прибытии моем в палату.