Цитаты из русской классики со словом «панки»
На пятый день добрый друг, музыкант
Панков, влюбленный — все это знали — в младшую из Синельниковых, в лукавоглазую Любу, пришел к нему и в качестве строго доверенного лица принес запечатанную записочку от Юлии.
К работе мужичьей она была привычна, потому что у нас мелкие
панки в рабочую пору всех на поле выгоняли, даже ни одной души в доме не останется.
Пришел
Панков, задумчивый и более мягкий, чем всегда.
— Самоквасов да
Панков читалок требуют…
И ты, муй коханы
панку, придержался тут доброй политики: дело сделал, совет подал, а сам в стороне.
Панков поглядел на букву, потом прямо в глаза Александрову и сказал спокойно...
Подавали на стол, к чаю, красное крымское вино, тартинки с маслом и сыром, сладкие сухари. Играл на пианино все тот же маленький, рыжеватый, веселый
Панков из консерватории, давно сохнувший по младшей дочке Любе, а когда его не было, то заводили механический музыкальный ящик «Монопан» и плясали под него. В то время не было ни одного дома в Москве, где бы не танцевали при всяком удобном случае, до полной усталости.
Наконец-то Синельниковы собрались уходить. Их провожали: Покорни и маленький
Панков, юный ученик консерватории, милый, белокурый, веселый мальчуган, который сочинял презабавную музыку к стихам Козьмы Пруткова и к другим юмористическим вещицам. Александров пошел осторожно за ними, стараясь держаться на таком расстоянии, чтобы не слышать их голосов.
Видит Петровна, что никакого пути так не будет, упросила своего
панка отдать Петьку и Егорку в ученье по мастерству.
Туда Аксинья подавала им есть и пить, там они спали, невидимые никому, кроме меня и кухарки, по-собачьи преданной Ромасю, почти молившейся на него. По ночам Изот и
Панков отвозили этих гостей в лодке на мимо идущий пароход или на пристань в Лобышки. Я смотрел с горы, как на черной — или посеребренной луною — реке мелькает чечевица лодки, летает над нею огонек фонаря, привлекая внимание капитана парохода, — смотрел и чувствовал себя участником великого, тайного дела.
Панков сдал Ромасю в аренду избу и пристроил к ней лавку против желания богатеев села, и они ненавидят его за это, он же относится к ним внешне равнодушно, говорит о них пренебрежительно, а с ними — грубо и насмешливо.
— Мясник, — добавил Кукушкин, а
Панков решительно заявил...
Его фантазии иногда смущали разум даже таких положительных людей, как
Панков, — однажды этот недоверчивый мужик сказал Хохлу...
Дощаник, тяжело нагруженный бочками, мешками, ящиками, идет под парусом, — на руле молодой мужик
Панков, щеголевато одетый в пиджак дубленой овчины, вышитый на груди разноцветным шнурком.
— Пустобрех, — зовут его солидные люди, и только щеголь
Панков говорит серьезно...
—
Панков предлагает вам остаться у него. Он хочет лавку открыть. Я вам не советую. А вот что, я продал ему все, что осталось, уеду в Вятку и через некоторое время выпишу вас к себе. Идет?
Панков стал ругать его, а он прибавил...
Трое мужиков слушают внимательно, у всех хорошие глаза, умные лица. Изот сидит всегда неподвижно, как бы прислушиваясь к чему-то отдаленному, что слышит только он один. Кукушкин вертится, точно его комары кусают, а
Панков, пощипывая светлые усики, соображает тихо...
Сначала
Панков относился ко мне неприязненно и почти враждебно, даже хозяйски покрикивал на меня, но скоро это исчезло у него, хотя, я чувствовал, осталось скрытое недоверие ко мне, да и мне Панков был неприятен.
— В пятницу приходите в шесть утра к пристани Курбатова, спросите дощаник из Красновидова, — хозяин Василий
Панков. Впрочем, — я уже буду там и увижу вас. До свидания!
Пошли. В дверях
Панков обернулся и сказал мне...
Панков иногда приводил жену свою, маленькую женщину с кротким лицом и умным взглядом синих глаз, одетую «по-городскому». Она тихонько садилась в угол, скромно поджав губы, но через некоторое время рот ее удивленно открывался и глаза расширялись пугливо. А иногда она, слыша меткое словцо, смущенно смеялась, закрывая лицо руками. Панков же, подмигнув Ромасю, говорил...
Он действительно схватил обломок кирпича, размахнулся и бросил его мне в живот, но раньше, чем я успел ответить ему, сверху, ястребом, свалился на него Кукушкин, и они, обнявшись, покатились в овраг. За Кукушкиным прибежали
Панков, Баринов, кузнец, еще человек десять, и тотчас же Кузьмин солидно заговорил...
Нос дощаника сильно ткнулся о льдину, по борту злобно шаркнуло. Кукушкин, покачнувшись, схватил багор.
Панков с упреком говорит...
— У меня план есть, — сказал
Панков, — пойдем на волю, поговорим.
— За что били? — спрашивает
Панков.
Пришел
Панков, осмотрел печь и хмуро спросил...
Вышел со двора хозяин нашей избы и сосед наш
Панков, в пиджаке, с красным платочком на шее, в резиновых галошах и с длинной, как вожжи, серебряной цепочкой на груди. Он смерил Мигуна сердитым взглядом...
— Это верно, — подтверждает
Панков.
Мне очень нравится, что
Панков никогда не говорит грубо с Кукушкиным, батраком своим, и внимательно слушает забавные выдумки мечтателя.
Он, Изот и
Панков приходят к нам вечерами и нередко сидят до полуночи, слушая рассказы Хохла о строении мира, о жизни иностранных государств, о революционных судорогах народов. Панкову нравится французская революция.
Теперича, матушка, оба эти благодетеля, Самоквасов Тимофей Гордеич и
Панков Ермолай Васильич, ровно сговорились, читалок на «годовую» просят по ихним покойникам.
Ассоциации к слову «панки»