Неточные совпадения
Лужаечки у нас
какие были — поотняли: бери, дескать, с торгов, а нам под выгон отвели гарь — словно твоя
плешь голо, ну и ходит скотинка не емши.
— Получил, между прочим, и я; да, кажется, только грех один. Помилуйте!
плешь какую-то отвалили! Ни реки, ни лесу — ничего! «Чернозём», говорят. Да черта ли мне в вашем «чернозёме», коли цена ему — грош! А коллеге моему Ивану Семенычу — оба ведь под одной державой, кажется, служим — тому такое же количество леса, на подбор дерево к дереву, отвели! да при реке, да в семи верстах от пристани! Нет, батенька, не доросли мы! Ой-ой,
как еще не доросли! Оттого у нас подобные дела и могут проходить даром!
Верига держался необычайно прямо, даже и для отставного кавалериста. Говорили, что он носит корсет. Лицо, гладко выбритое, было однообразно румяно,
как бы покрашено. Голова острижена под самую низкостригущую машинку, — прием, удобный для смягчения
плеши. Глаза серые, любезные и холодные. В обращении он был со всеми весьма любезен, во взглядах решителен и строг. Во всех движениях чувствовалась хорошая военная выправка, и замашки будущего губернатора иногда проглядывали.
Дверь на блоке завизжала, и на пороге показался невысокий молодой еврей, рыжий, с большим птичьим носом и с
плешью среди жестких, кудрявых волос; одет он был в короткий, очень поношенный пиджак, с закругленными фалдами и с короткими рукавами, и в короткие триковые брючки, отчего сам казался коротким и кургузым,
как ощипанная птица. Это был Соломон, брат Мойсея Мойсеича. Он молча, не здороваясь, а только как-то странно улыбаясь, подошел к бричке.
Голову-то теперь
как заломит, чертова
плешь; рукой не достанешь…