Неточные совпадения
Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный, в длинном ниже колен сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил у
себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру». Седые бакены у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что встал с постели. И кабинет его с подушками на диванах, с кипами старых бумаг
по углам и с больным грязным пуделем под столом производил такое же растрепанное, шершавое впечатление, как он сам.
Можете ли
себе представить, здесь в городе 28 докторов, все они нажили
себе состояния и живут в собственных домах, а население между тем по-прежнему находится в самом беспомощном положении.
И Панауров стал объяснять, что такое рак. Он был специалистом
по всем наукам и объяснял научно все, о чем бы ни зашла речь. Но объяснял он все как-то по-своему. У него была своя собственная теория кровообращения, своя химия, своя астрономия. Говорил он медленно, мягко, убедительно и слова «вы не можете
себе представить» произносил умоляющим голосом, щурил глаза, томно вздыхал и улыбался милостиво, как король, и видно было, что он очень доволен
собой и совсем не думает о том, что ему уже 50 лет.
Простившись с ним, Лаптев возвращался к
себе не спеша. Луна светила ярко, можно было разглядеть на земле каждую соломинку, и Лаптеву казалось, будто лунный свет ласкает его непокрытую голову, точно кто пухом проводит
по волосам.
«Отдал бы все, — передразнил он
себя, идя домой
по жаре и вспоминая подробности объяснения. — Отдал бы все — совсем по-купечески. Очень кому нужно это твое все!»
У
себя наверху Юлия обошла все комнаты и перекрестила все окна и двери; ветер завывал, и казалось, что кто-то ходит
по крыше.
И теперь, как обыкновенно, он угадывал ее намерения. Ему было понятно, что она хочет продолжать вчерашнее и только для этого попросила его проводить ее и теперь вот ведет к
себе в дом. Но что она может еще прибавить к своему отказу? Что она придумала нового?
По всему,
по взглядам,
по улыбке и даже
по тому, как она, идя с ним рядом, держала голову и плечи, он видел, что она по-прежнему не любит его, что он чужой для нее. Что же она хочет еще сказать?
Она жила в самых дальних комнатах, кровать и туалет ее были заставлены ширмами и дверцы в книжном шкапу задернуты изнутри зеленою занавеской, и ходила она у
себя по коврам, так что совсем не было слышно ее шагов, — и из этого он заключил, что у нее скрытный характер и любит она тихую, покойную, замкнутую жизнь.
— Мы тут имеем дело с одним из явлений электричества, — говорил он по-французски, обращаясь к даме. — В коже каждого человека заложены микроскопические железки, которые содержат в
себе токи. Если вы встречаетесь с особью, токи которой параллельны вашим, то вот вам и любовь.
Москва же развлекала ее, улицы, дома и церкви нравились ей очень, и если бы можно было ездить
по Москве в этих прекрасных санях, на дорогих лошадях, ездить целый день, от утра до вечера, и при очень быстрой езде дышать прохладным осенним воздухом, то, пожалуй, она не чувствовала бы
себя такой несчастной.
— Оставим это, Полина, — сказал он умоляющим голосом. — Все, что вы можете сказать мне
по поводу моей женитьбы, я сам уже говорил
себе много раз… Не причиняйте мне лишней боли.
Лаптев, взволнованный, чувствуя
себя несчастным, встал и начал ходить
по комнате.
На Святой неделе Лаптевы были в училище живописи на картинной выставке. Отправились они туда всем домом, по-московски, взявши с
собой обеих девочек, гувернантку и Костю.
Юлия вообразила, как она сама идет
по мостику, потом тропинкой, все дальше и дальше, а кругом тихо, кричат сонные дергачи, вдали мигает огонь. И почему-то вдруг ей стало казаться, что эти самые облачка, которые протянулись
по красной части неба, и лес, и поле она видела уже давно и много раз, она почувствовала
себя одинокой, и захотелось ей идти, идти и идти
по тропинке; и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного.
Около Дмитровки приятели расстались, и Ярцев поехал дальше к
себе на Никитскую. Он дремал, покачивался и все думал о пьесе. Вдруг он вообразил страшный шум, лязганье, крики на каком-то непонятном, точно бы калмыцком языке; и какая-то деревня, вся охваченная пламенем, и соседние леса, покрытые инеем и нежно-розовые от пожара, видны далеко кругом и так ясно, что можно различить каждую елочку; какие-то дикие люди, конные и пешие, носятся
по деревне, их лошади и они сами так же багровы, как зарево на небе.
Расплачиваясь с извозчиком и потом поднимаясь к
себе по лестнице, он все никак не мог очнуться и видел, как пламя перешло на деревья, затрещал и задымил лес; громадный дикий кабан, обезумевший от ужаса, несся
по деревне… А девушка, привязанная к седлу, все смотрела.
А Юлия Сергеевна привыкла к своему горю, уже не ходила во флигель плакать. В эту зиму она уже не ездила
по магазинам, не бывала в театрах и на концертах, а оставалась дома. Она не любила больших комнат и всегда была или в кабинете мужа, или у
себя в комнате, где у нее были киоты, полученные в приданое, и висел на стене тот самый пейзаж, который так понравился ей на выставке. Денег на
себя она почти не тратила и проживала теперь так же мало, как когда-то в доме отца.
К утру она утомилась и уснула, а Лаптев сидел возле и держал ее за руку. Так ему и не удалось уснуть. Целый день потом он чувствовал
себя разбитым, тупым, ни о чем не думал и вяло бродил
по комнатам.
Старик был неаккуратно одет, и на груди, и на коленях у него был сигарный пепел; по-видимому, никто не чистил ему ни сапог, ни платья. Рис в пирожках был недоварен, от скатерти пахло мылом, прислуга громко стучала ногами. И старик, и весь этот дом на Пятницкой имели заброшенный вид, и Юлии, которая это чувствовала, стало стыдно за
себя и за мужа.
По случаю праздника все приказчики были дома и сидели у
себя на кроватях в ожидании обеда.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю
себе, — верно, нашел беспорядки
по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Городничий (бьет
себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно, не то, что в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки
по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом
себе поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь, закурите. (Подает ему свечу.)
Как взбежишь
по лестнице к
себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже.
Жандарм. Приехавший
по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к
себе. Он остановился в гостинице.