Доктор, еще больше
пополневший, красный, как кирпич, и с взъерошенными волосами, пил чай. Увидев дочь, он очень обрадовался и даже прослезился; она подумала, что в жизни этого старика она — единственная радость, и, растроганная, крепко обняла его и сказала, что будет жить у него долго, до Пасхи. Переодевшись у себя в комнате, она пришла в столовую, чтобы вместе пить чай, он ходил из угла в угол, засунув руки в карманы, и пел: «ру-ру-ру», — значит, был чем-то недоволен.
Он застал ее сидящею у окна, очень похудевшую в лице, но в талии как бы несколько даже
пополневшую. Он изъяснил ей свою просьбу, чтобы она взялась играть в «Ромео и Юлии» няньку.
И по наружности Пищалкин стал походить на древнего мудреца: волосы его на темени вылезли, а
пополневшее лицо совершенно застыло в какое-то величавое желе уже ничем не обузданной добродетели.
Он молча вышел из двери и тут же столкнулся с Марьей Николаевной, узнавшей о его приезде и не смевшей войти к нему. Она была точно такая же, какою он видел ее в Москве; то же шерстяное платье и голые руки и шея и то же добродушно-тупое, несколько
пополневшее, рябое лицо.