«Ну-с, — продолжал полковник, — как я ни старался уснуть, сон бежал от меня. То мне казалось, что воры лезут в окно, то слышался чей-то шёпот, то кто-то касался моего плеча — вообще чудилась чертовщина, какая знакома всякому, кто когда-нибудь находился в нервном напряжении. Но, можете себе представить, среди чертовщины и хаоса звуков я явственно
различаю звук, похожий на шлепанье туфель. Прислушиваюсь — и что бы вы думали? — слышу я, кто-то подходит к моей двери, кашляет и отворяет ее…
В тишине вечера я начал
различать звук, неопределенный, как бормотание; звук с припевом, с гулом труб, и я вдруг понял, что это музыка. Лишь я открыл рот сказать о догадке, как послышались далекие выстрелы, на что все тотчас обратили внимание.
Неточные совпадения
Стонала вся слобода. Это был неясный, но сплошной гул, в котором нельзя было
различить ни одного отдельного
звука, но который всей своей массой представлял едва сдерживаемую боль сердца.
Гул от множества голосов волнами ходил по обширной зале, тот смутный гул, в котором ни одного членораздельного
звука различить нельзя.
Когда дремота все гуще застилала его сознание, когда смутный шелест буков совсем стихал и он переставал уже
различать и дальний лай деревенских собак, и щелканье соловья за рекой, и меланхолическое позвякивание бубенчиков, подвязанных к пасшемуся на лугу жеребенку, — когда все отдельные
звуки стушевывались и терялись, ему начинало казаться, что все они, слившись в одну стройную гармонию, тихо влетают в окно и долго кружатся над его постелью, навевая неопределенные, но удивительно приятные грезы.
Теперь, несмотря на странное ощущение, переполнившее все его существо, он все же стал было
различать отдельные
звуки.
Вскоре он изучил в совершенстве комнаты по их
звукам:
различал походку домашних, скрип стула под инвалидом-дядей, сухое, размеренное шоркание нитки в руках матери, ровное тикание стенных часов.