Неточные совпадения
А ребенок кричит и изнемогает от крика. Варька видит опять грязное шоссе, людей с котомками, Пелагею, отца Ефима. Она все понимает, всех узнает, но сквозь полусон она
не может только никак понять той силы, которая сковывает ее по рукам и по ногам, давит ее и мешает ей жить. Она оглядывается,
ищет эту силу, чтобы избавиться от нее, но
не находит. Наконец, измучившись, она напрягает все свои силы и зрение, глядит вверх на мигающее зеленое пятно и, прислушавшись к крику, находит
врага, мешающего ей жить.
Неточные совпадения
— Крестьяне!
Ищите грамотки, читайте,
не верьте начальству и попам, когда они говорят, что безбожники и бунтовщики те люди, которые для нас правду несут. Правда тайно ходит по земле, она гнезд
ищет в народе, — начальству она вроде ножа и огня,
не может оно принять ее, зарежет она его, сожжет! Правда вам — друг добрый, а начальству — заклятый
враг! Вот отчего она прячется!..
Марья Львовна (сходит с террасы). Я этого
не вижу в вашем друге,
не вижу, нет! Чего он хочет? Чего
ищет? Где его ненависть? Его любовь? Его правда? Кто он: друг мой?
враг? Я этого
не понимаю… (Быстро уходит за угол дачи.)
Они ожесточенно
ищут своего
врага, готовы напуститься на самого невинного, на какого-нибудь Кулигина; но нет ни
врага, ни виновного, которого могли бы они уничтожить: закон времени, закон природы и истории берет свое, и тяжело дышат старые Кабановы, чувствуя, что есть сила выше их, которой они одолеть
не могут, к которой даже и подступить
не знают как.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам
врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места
искал, прожился, исхарчился, жил чуть
не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
— Да, — сказал он, — теперь я начинаю понимать; кто-нибудь меня оклеветал перед вами, у меня столько
врагов и особенно друзей, теперь понимаю, отчего намедни, когда я заезжал к вам, это было поутру, и я знаю, что у вас были гости, то меня
не приняли; о, конечно, я сам
не буду
искать вторично такого оскорбления.