На стене в золотых рамках под стеклом висят письма какого-то петербургского гомеопата, по мнению Марфы Петровны, очень знаменитого и даже великого, и висит портрет отца
Аристарха, которому генеральша обязана своим спасением: отречением от зловредной аллопатии и знанием истины.
— Не меня благодарите! — говорит она, красная от волнения и глядя восторженно на портрет отца
Аристарха. — Не меня! Я тут только послушное орудие… Действительно, чудеса! Застарелый, восьмилетний ревматизм от одной крупинки скрофулозо!
Проводив своего пациента, генеральша минуту глазами, полными слез, глядит на отца
Аристарха, потом ласкающим, благоговеющим взором обводит аптечку, лечебники, счета, кресло, в котором только что сидел спасенный ею от смерти человек, и взор ее падает на оброненную пациентом бумажку. Генеральша поднимает бумажку, разворачивает ее и видит в ней три крупинки, те самые крупинки, которые она дала в прошлый вторник Замухришину.
Она глядит на широкую, благодушную физиономию отца
Аристарха, открывшего ей истину, и новая истина начинает сосать ее за душу.