Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане, полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит
тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
В одной избе, состоящей чаще всего из одной комнаты, вы застаете семью каторжного, с нею солдатскую семью, двух-трех каторжных жильцов или гостей,
тут же подростки, две-три колыбели по углам, тут же куры, собака, а на улице около избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем, есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно — как всё однообразно уныло, грязно, какая тоска!
Мне однажды пришлось записывать двух женщин свободного состояния, прибывших добровольно за мужьями и живших на одной квартире; одна из них, бездетная, пока я был в избе, всё время роптала на судьбу, смеялась над собой, обзывала себя дурой и окаянной за то, что пошла на Сахалин, судорожно сжимала кулаки, и всё это в присутствии мужа, который находился
тут же и виновато смотрел на меня, а другая, как здесь часто говорят, детная, имеющая несколько душ детей, молчала, и я подумал, что положение первой, бездетной, должно быть ужасно.
Неточные совпадения
В общественном собрании мне позволили отдохнуть после обеда в зале с низким потолком —
тут зимою, говорят, даются балы; на вопрос
же мой, где я могу переночевать, только пожали плечами.
Говорят, будто она названа так каторжными в честь пейсов еврея, который торговал здесь, когда еще на месте Слободки была тайга; по другой
же версии, жила
тут и торговала поселка Пейсикова.
Тут резко нарушается идея равномерности наказания, но этот беспорядок находит себе оправдание в тех условиях, из которых сложилась жизнь колонии, и к тому
же он легко устраним: стоит только перевести из тюрьмы в избы остальных арестантов.
Здесь, как и в богатой Александровской слободке, мы находим высокий процент старожилов, женщин и грамотных, большое число женщин свободного состояния и почти ту
же самую «историю прошлого», с тайною продажей спирта, кулачеством и т. п.; рассказывают, что в былое время
тут в устройстве хозяйств также играл заметную роль фаворитизм, когда начальство легко давало в долг и скот, и семена, и даже спирт, и тем легче, что корсаковцы будто бы всегда были политиканами и даже самых маленьких чиновников величали вашим превосходительством.
Хоэ, на мысе того
же названия, который сильно выдается в море и виден из Александровска. Жителей 34: 19 м. и 15 ж. Хозяев 13.
Тут еще не совсем разочаровались и продолжают сеять пшеницу и ячмень. Трое занимаются охотой.
На «Байкале» мне рассказывали, что один пассажир, человек уже пожилой и чиновный, когда пароход остановился на дуйском рейде, долго всматривался в берег и наконец спросил: — Скажите, пожалуйста, где
же тут на берегу столб, на котором вешают каторжников и потом бросают их в воду?
Каторжные работают в новом;
тут вышина угольного пласта около 2 аршин, ширина коридоров такая
же; расстояние от выхода до места, где теперь происходит разработка, равняется 150 саж.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились
тут первые, вынесли на своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и семьями, такие живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные
же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим жить.
Прямых наблюдений над болезненностью гиляков у нас нет, но о ней можно составить себе некоторое понятие по наличности болезнетворных причин, как неопрятность, неумеренное употребление алкоголя, давнее общение с китайцами и японцами, [Наши приамурские инородцы и камчадалы получили сифилис от китайцев и японцев, русские
же тут ни при чем.
Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов.
Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребенка и зарыла его в землю, на суде
же говорила, что ребенка она не убила, а закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20 лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: «Капустки кисленькой не купите ли?»
[
Тут растут: пробковое дерево и виноград, но они выродились и так
же мало похожи на своих предков, как сахалинский бамбуковый тростник на цейлонский бамбук.]
Тут, на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то
же время хочется без конца стоять, смотреть на однообразное движение волн и слушать их грозный рев.
Русскими тунгусами считал он орочей, с чем этнографы не согласны; первоначальное описание Сахалина сделано не русскими, а голландцами, что
же касается занятия его в 1806 г., то первоначальность
тут опровергается фактами.
В первую
же минуту эти семьи отталкивают своею искусственностью и фальшью и дают почувствовать, что
тут, в атмосфере, испорченной тюрьмою и неволей, семья давно уже сгнила, а на месте ее выросло что-то другое.
В Европейской России или на пароходе Добровольного флота они свободны от надзора, в Сибири
же, когда партия идет пешком и на подводах, конвойным не время разбирать в толпе, где
тут ссыльные и свободные.
Что касается качества, то
тут повторяется та
же история, что с хлебом: кто живет перед глазами у начальства, тот получает лучшее платье, кто
же в командировке, тот — худшее.
— Приговорено было к смертной казни одиннадцать, а
тут я вижу только девять. Где
же остальные два?
Причины смерти почти всякий раз регистрируются священниками по запискам врачей и фельдшеров, много
тут фантазии, [Между прочим, я встречал
тут такие диагнозы, как неумеренное питье от груди, неразвитость к жизни, душевная болезнь сердца, воспаление тела, внутреннее истощение, курьезный пневмоний, Шпер и проч.] но в общем этот материал по существу тот
же, что и в «Правдивых книгах», не лучше и не хуже.